И слова свои ответные вспомнила:
– Так есть, и так будет у всех твоих учеников. Всю жизнь им гнаться за призраком. А в конце жизни узнать, что все это у них было. А гнались они за миражом, за помраком тобой придуманным. И последним словом в жизни их будет проклятие тебе. Твоим жрецам и храмам, вере твоей. Сами друг друга жрать и гнобить будут. Сами друг друга на кострах жечь и мучить. Открыть будущее-то, или так поверишь?
Вспомнила и, повернувшись к Некоманту, неожиданно для него улыбнулась и сказала:
– Ну и как тебе жилось в золотой паутине-то? Что молчишь, паук? Как хозяин-то твой? Все еще помраком своим слепит глаза и души ваши? Все еще манит властью, да златом не мерянным? Глянь на себя. Согнуло всего от зависти и злобы. Не надо мне откровений твоих. Сама знаю, откуда ветер дует. Зря надежду пестуете, не быть, по-вашему. Мы гниль по живому отсечем, вместе с головами вашими. Отдайте его братцы на Кучково поле, пусть ему там прилюдно башку срубят. Чтобы другим наука. А ты Ванька? Тебе чего не хватало? – Повернулась она к дружиннику.
– Славы! – Вскинул он голову.
– Славы!? Так она не в черных шатрах ездит. Она на полях воинских, как ковыль растет, под копытами коней только колосится. Вот брат твой Тимоха славы этой полной ложкой хлебнет, так что по всей земле сотни лет отголосочки от звона колокольного в честь славы его разливаться будут, – Она увидела, как передернуло Ивана.
– Тимоха, да слава?! Кишка тонка!!! – Со злобой выкрикнул он.
– А мы ему поясок пошире, чтобы кишку поддержать, да Веру покрепче, чтоб дух не захватывало. Глядишь, и не так страшон черт будет, как его малюют. Понял ты прихлебай чародейский. Отравитель. И этого туда же, – Кивнула Угрюмам, – Надоели оба. Ясно все, как Божий день. Ступайте, готовьте их к смерти лютой. Отдохну, пойду.
– Ты…ведьма…заплатишь… – Попытался чего-то сказать Некомант, но онемел от одного взгляда Марии. Ему как будто медвежьей лапой рот закрыли, – Святобор!
– Мелькнуло у него в мозгу.
Угрюмы увели обоих. Утром на Кучковом поле при стечении народа злодеям срубили голову. Сам брат Ивана – Николай Вельяминов с женой своей – сестрой княгини Евдокии, стоял у плахи. Глянул на Ивана и сплюнул.
– За что ты братуха жизнь свою отдал? За помрак труб медных, за звон динаров золотых. Тьфу! И растереть! – Он обнял молодую жену, махнул рукой и досмотрел казнь до конца, не дрогнув лицом.
Гонцы принесли весть, что Пимен, таки получил митрополитство в Царьграде и едет домой.
– Нехай там, в Цареве граде и живет! – Вскипел Дмитрий Иванович, – Во Владимир не пущу, а в Чудов – Сергий не пустит. Перехитрил сам себя чернец! Пусть уж лучше Киприан, он по крайне мере ручной и служить будет верно. Моя воля, как Великого князя. Пимену дулю поднос, Киприана звать на митрополичий стол. На том все!
На том и порешили.
Лазутчики из Орды принесли еще одну весть. Мамай после разгрома на Воже вызверился окончательно и удавил шелковым поясом Мухаммеда Беляка. Отыгрался на хане. Сам сел на его место. Объявил во всеуслышание, что за Вожу непокорным отомстит. Эту новость приняли с давно ожидаемым пониманием. Знали, что Вожа с рук не сойдет, да сами на это и нарывались.
Однако больше всего приняли новость, принесенную с литовских земель, где после Ольгерда Ягайло вытворял невесть что. Гонца послушать собрались в палатах княжеских. Он поведал, что после того, как Ягайло удавил дядю своего Кейстута в лесном замке, верные его псы притащили туда же и брата его двоюродного – сына Кейстута Витовта. Вот тут и начался роман, старым ордынским сказам под стать.
Женой молодого Витовта была княжна смоленская Анна. Умом она не блистала, но служанку имела из лесных берегинь по имени Елена. Та ей подсказала план, то ли самой придуманный, то ли со старыми волхвами обговоренный. Так вот, Анна та умом не блистала, однако была прехорошенькой девицей, знающей цену своим прелестям. Как она там улещивала Ягайло, что она там свистела в уши Ульке Тверской, загадка и тайна, покрытая мраком. Но самодовольный Улькин сынок Витовта сразу не прикончил, а напротив разрешил женушке его в замке ублажать и дни ему последние в мире этом скрашивать. Анна опять же из себя боярыню столбовую состроила. Мол, негоже это княжескому роду самой корзины с яствами таскать, да перины пуховые сбивать. Надо, мол, ей разрешить девок дворовых с собой в замок водить. Да одну вроде как в помощницы себе, а вторую в забаву сторожу, коего Ягайло к замку приставил. Ягайло и на то возражать не стал, даже сам повадился в дни такие замок посещать. Больно сладки и медовы были девки у Анны в услужении. Откуда их ее советчица главная Елена брала, то кроме Марии и не ведал никто. А Мария доподлинно знала, что дала их Елене мать Артемида из жриц своих и нимф лесных. Кто ж против их красоты и искусства устоит? И Ягайло не устоял. Забывал он в объятиях служанок Анновых и себя и причуды свои. Вот в один из таких дней, переодели они молодого Витовта в платье служаночье, накинули ему на миловидное личико его плат узорчатый и вывели в сарафане расшитом через стражу неузнанным. Вскинулись на коней Анна, Витовт и служанка и унеслись под защиту тевтонских братьев. Елена же притворилась больным узником, напустила помрак на стражу, и три дня им голову морочила. Когда ж потеряв терпение, ворвались они в палаты, где лежа в постели пряталась она. Обернулась вдруг берегиня голубем и вылетела в открытое окно. Улька, узнав это, сказала сыну, что видать без старых Богов дело не обошлось и надо мирится с Витовтом, кабы чего плохого совсем не вышло.
Витовт же сдружился с Приором орденским из Ливонского Дома Тевтонского ордена. Стал свои привычки медвежьи обуздывать, к Вере новой склоняться. Но сорвался, пошел на дружбу с Ягайло, опять взыграла горячая кровь воинских родов. После примирения, отвел собравшиеся вкруг него остатки ордынских дружин на земли ему отошедшие: Брест, Дрогочин, Гродно. Захотел и Троки с казначеями-караимами получить, но Ягайло наместническую казну не отдал. За спиной же брата по наущению той же Ульки, и откуда у бабы этой было столько ума, начал наведываться ко двору Угорского короля из рода Ангелов, положа глаз на сестру того Ядвигу. Мать ему просто все руки выкрутила, что надо с Ангелами роднится. Они ныне власть по Империи держат, а не ханы старые. Простоватый же Витовт, после того, как Елена покинула их с Анной, возомнил себя главой всех воинских родов на Литовской земле, да и вкруг нее, и решил все к старой жизни повернуть.
Эту новость обсуждали долго и решили, что пусть они там сами пока разбираются, тут своих забот полон рот. А так пока у них каша они в наши дела нос совать не будут, хотя и родня. Да и, слава Богу.
– Баба с возу – кобыле легче, – Подвела итог Мария на замечание, что, мол, у соседей не спокойно, и они нам подмоги не окажут, – А Елена – молодец! Лесная ворожейка. И историйка интересная, на былины и сказки похожа.
В один из таких дней, когда Великий князь Дмитрий собирал у себя ближних советников своих обдумать, как и что на землях ему подвластных, и каково у соседей деется, в дубовые ворота Коломенского посада постучали гонцы из Орды.
– Да впустите, чего они там, у порога маяться будут, – Махнул рукой князь. Старший посол вошел горделиво, малахай с головы не сдернул, сапоги об ковер не обтер. Чего тут пред этими горожанами выю гнуть. Они уже и запах степного ветра забыли, и с какой стороны к коню подходить. Порубили Бегича, жирного евнуха, с его разбойной шайкой, и решили, что они теперь сильнее родов воинских. Он сплюнул прямо под ноги малолетке князю и неторопливо повел речь:
– Великий хан Мамай…
– Кто? – Перебил его сивоусый воевода, стоящий сбоку от князя, – Хан Мамай?
– Царь-пророк Золотой Орды и главный воевода воинских родов, – Продолжил, как бы не слыша этого хама, посол, – Велит тебе, князь.
– Чего делает? Велит? – Опять брякнул воевода.
– Великий князь, – Поправили с боку.
– Велит тебе князь, – Невозмутимо продолжил ордынец, – Собрать выход, дань, по-вашему, как при хане Узбеке собирали, и отправить к нему.
– Так при хане Узбеке дань собирали для войска Нави, что бы остановить Великий Мор и Черную Смерть, – Спокойно возразил Сергий, – А сейчас с кем великий хан воевать собрался?
– Тебя извещать не будем старик! – Ответил один из посольских.
– А кто тебя щенок, так научил с Мастерами разговаривать? – Входя в боковую дверь, хлестнула, как плетью Мария.
– Молчи женщина! – Резко повернулся к ней, обиженный воин.
– Вот как! – Возглас удивления вырвался из груди боярыни, – Вот как вы заговорили в Орде. Толпы наложниц и полонянок заставили вас забыть, что всему вы обязаны женщине, матери, что вас родила и выкормила, но как видно не дала ума. По крайне мере одну из вас. Выйди вон, – Она пальцем указала на дверь. – Выйди вон и скачи в поле к каменной бабе. Встань там на колени и молись, что бы мать Артемида простила тебе глупость твою. Вон!
– Что?! – Рука воина дернулась к висящей на боку сабле, но что-то или кто-то невидимый скрутил его и вышвырнул за дверь.
– А ты! – теперь палец боярыни упирался в грудь старшего посла, – Поедешь к своему хозяину и скажешь. Великий князь Дмитрий, сидящий на старшем столе по уговору родов и по воле Богов, уважая Правду и законы предков, даст выход по законам мирного времени. В орду ясак не повезет, как и предки его не возили и потомки не будут. Молчи пес! – Жестом остановила она хотевшего возразить баскака, – Ясак сложат за Кромы в Ордынский кош, под охрану Кромешного ордена. Так было и так будет! Хана твоего принимаем, коли так ордынский круг решил. Дары ему от земель наших боярин Захар Тютчев отвезет и благословение Киприана митрополита нашего, Царьградом поставленного, – Ненавязчиво подчеркнула она.
– Премного благодарен боярыня, – Поклонился ей посол, про себя добавил, – Придем на земли ваши я с твоей спины ремней нарежу онучи обматывать. Тоже мне жрица Артемиды.
– Догадался, кажись! – Вдруг громко вспыхнуло в его мозгу, как будто кто-то крикнул это ему в самое ухо, – Открылись глаза и у слепца!