– Солнечная Дева! – Посол рухнул на колени и ударил лбом в пол.
– Встань воин! Это в Орде ноне такие порядки землю жрать и прах целовать! Не было такого при государях наших ни в одних родах. Вы ж медвежьи роды. А не шакальи! – Посол поднялся и только теперь разглядел на челе боярыни золотой обруч с темно-зеленым изумрудом – знак богини леса, – Ступай, передай мои слова всем, кому сочтешь нужным предать. Тот, кто еще чтит нашу лесную мать, кто встречает солнце поклоном, но знает, что и его рожала Богородица, того ждем в краю нашем. Тот же, кто женщину превратил в подстилку для услады плоти своей, кто землю топчет родную, как чужой край, кто злато и власть ставит выше служения отечеству своему, тот пусть готовится в землю лечь. Таково мое слово! Скачи!
Глава 3Путь в бессмертие
Где надежда, там и боязнь; боязнь всегда Полна надежды, надежда всегда полна боязни.
Посольство уехало, увозя дары, сопровождаемые Захаром Тютчевым.
Весточки первые, полученные от него, говорили, Мамай взъярился совсем, собирает войско великое. Вошел в дружбу с Ягайлой, просит помощи у него. Тот с Витовтом решили, что пришел их час, готовят войско Мамаю в подмогу. Олег Рязанский тоже послов прислал, ведет свою игру тонкую, ему Тютчеву неизвестную. Захар упреждал, что старый лис всегда так хвостом мел, что ни одни гончие и борзые его след не брали. Ближний круг, что часто теперь сидел в тереме Вельяминовых, весточку выслушал, гонца отпустил.
– Олег, брат наш Рязанский, действительно лис хитрый. Да еще и след петляет, как заяц на гоне, – Пояснила Мария, – Люди его, в ближних самых у нового хана Мамая ходят. Они его дружины и на переправы поведут. А это уж их дело, на какие, – Она сделала паузу, – Они и Ягайле место встречи укажут….если им встретится, будет суждено. Там ребята по лезвию ножа ходят, и дай им Бог удачи. У Мамая ведь не все Бегичи, есть и умный народ. Потому пожелаем удачи Олегу. Он ведь край свой под удар подставляет. Споткнется где, кровью его города и городки умоются.
– Так веришь ты Олегу-то? – Спросил Сергий, – Не продаст?
– Совершенные не продают! Нет такой цены, что бы их купить! – Резанула Мария.
– Все ж таки, я б дозоры послал. Для догляду, – Из угла пробасил Боброк.
– Пошлем. Я так думаю, что ты Боброк, сгоняй-ка на Литву. Выставь супротив Ягайлы братьев его. Глядишь, он с Витовтом разбежится. Надо ж кого и на хозяйстве оставить. Да и здесь будет у него свербеть, как бы чего не вышло. Витовт – парень себе на уме. Пока Ягайло здесь гарцевать будет, он удел-то легко к рукам приберет, и Ягайло это дело чует. Потому будет здесь, как на игле сидеть, назад шею выкручивать. Что там у него за спиной дома твориться?
– Понял Лучезарная, слетаю хворосту там, в костерок литовский, подброшу, – Боброк кивнул.
– Ты дядька Пронский, скачи в земли свои Рязанские да Муромские. Сбирай ватагу по городам. Заскочи, будь ласка, к князьям Белозерским, шепни им слово соловьиное, пусть подмогут нам, – Боярыня ласково посмотрела на старого воина.
– Сделаю, – Коротко ответил тот.
– Тебе Никола, – Повернулась она к Вельяминову, – Надо народец собрать по посадам, но в основном казну беречь и стены здесь на Боровицком укрепить и подправить.
– Братьев в монастырях оставим? – Задал вопрос Сергий.
– Братьев здесь оставим. У них доля своя. Дружину общую из них соберем. Кулак боевой, да и все.
– Первый дозор: Родьки Ржевского, Андрея Волосатого и Васьки Тупика вернулся. Под самый Сарай ходили. Там Мамай войско собирает. Бахвалится, что огнем и мечом землю нашу под старые роды согнет, под Орду подведет как встарь, – Владимир Храбрый отвечал за лазутчиков, – С собой сотню ордынцев привели во главе с тем послом, что к нам за данью приезжал.
– Отколь сотня-то? Пошто к нам переметнулась? – Спросил Дмитрий.
– Так посол говорит, что токмо тот, у кого башка пуста, супротив Девы Ариев коня поворотит. Говорит, скоро много ордынцев к нам привалят.
– Надоть половцев к ним послать, – Вдруг из угла, под божницей раздался тихий голос Евдокии, – Там верные поляне есть. Климент Полянин, Ваня Свяслов и Гриша Суд. Они со своими дружинами и вес в Диком поле имеют, и на круге казачьем не последние. Пусть в ковыли сбегают. Половецкие роды предупредят, что Мамай Богам не угоден.
– Умница ты наша, – Мария не удержалась, расцеловала зардевшуюся княгиню в обе щеки, – Право сказала. Поляне и половцы, не разобравшись, могли бы Мамая поддержать. Так свои им глаза откроют. Последнее. Знаю, что Мамай через братьев храмовников, вышел на пехоту генуэзскую, на арбалетчиков. Ты Сергий снаряди к ним брата достойного. Пусть едет и скажет им, что Совершенные дела сего не одобряют. Однако пусть хану отворот не дают. В нужное время мы им весточку пошлем. Ну, все, други мои. Будем готовиться сами к битве великой. Разбежались. Встретимся здесь, у Коломенского, у терема княжеского. Сергий, – Она повернулась к Радонежскому, – Жди нас к себе в обители. Отдельно гутарить будем, – Встала, показывая всем, что разговор окончен.
Разъезжались все молча. Знали больше турусы разводить времени нет. Следующая встреча под прапорами во главе дружин воинских и назад пути заказаны. Ведомо ли дело, супротив Орды голову поднять. Родам Ангельским да Медвежьим в смертельной схватке схлестнуться. Не бывало такого в мире этом. Чем-то все закончится?
Пока гонцы и посыльные великого князя горохом рассыпались по Руси, Захарий Тютчев вязал словесные узлы перед ханским кругом и тянул время. Мамай и так ждал, когда с полей соберут урожай, потому как, хоть и был он верховным ханом, но оторвать от нивы ополченца даже ему было не под силу. Вот и балансировал Захарий на грани. Раньше, пока Дмитрий городские дружины не соберет, нельзя дать выйти Мамаю. Дождаться пока урожай за Кромы сложат тоже нельзя, тогда, народ руки развязав, в ополчение с радостью пойдет. За лихим делом да за премиальным добром, чего в свободное время не сбегать. Ушкуйное дело – дело знакомое. Крутился Захар, как уж под вилами. Поторопишься – своим силы не дашь набраться, промедлишь – враг окрепнет. Потому и петлял Захар как лис, выгадывал. Урожай собрать должны были успеть, что бы шел враг не по тучным нивам, а по стерне, коя в корм коням не шла. Но урожай тот на хранение засыпать не должны были успеть, что бы землепашцу кормильцу руки для похода не развязать. Что бы завяз он на молотилках и токах, что бы веял и греб, чтоб не до налетов лихих и походов грабительских дело было. День в страду – год кормит. Какой тут Мамай со всеми его ханскими баскаками? Тут воин не указ. В страду землепашец-кормилец – Бог и Царь!
Все началось с первого дня, как только Захар ступил на ханский двор. Караван его, тяжело груженный дарами от Великого князя, встал в караван-сарае, а он направился к теремному дворцу.
– Государь наш Великий князь Димитрий Иванович всея Руси в отчествии своем здравствует и твоего государского здравия прислал мя спросить и сия дары прислал тебе царския, ради почести, – С поклоном обратился он к Мамаю.
Нечестивый же хан вскинулся в гневе и раздиравшей его гордости скинул с ноги своей правой башмак и лениво молвил:
– Захар, се дарую от великой славы своей тебе, пришедшему от ноги моей отпадшее, такова есть наша царская почесть.
Захар, тогда сразу принял игру, отдал честь хану и целовал пол перед ним, и башмак.
– Да живет великий царь Мамай в долгие лета царствует. – Радостно воскликнул он, как будто был безмерно рад такому подарку.
Мамай был человеком умным, сам проходил в советниках, без малого тридцать лет, сменив на своем веку ханов десять, потому должное хитрости и мудрости ответа отдал. Повелел принять дары присланные из Залесской Руси однако подковырнул:
– Возьмите себе сие, – Он повернулся к нукерам, – Купите уздечки на коней, злато же и сребро князя Димитрия все будет в руках моих. Землю и панство его разделю слугам моим, а самого учиню пастухом стада верблюжого. Вот тогда Захар и выдал, прямо глядя в глаза Мамаю, и не сколько не страшась его дворни:
– Что говоришь-то, хан. Оба вы государи. Не слушает великий царь наш никого. Пастухом говоришь сделаешь? То не от тебя зависит, а от того захочет этого Бог, али нет!
Нукеры рванулись тогда к Захарию. Порвать хотели нечестивца на части, но грозный окрик Мамая остановил. Темник сам выю гнуть не любил. Горд был. И в других качество это и бесстрашие ценил.
– А что, Захар, смоляной чуб, пойдешь ко мне в Орду? Я тебя воеводой над Русью сделаю. Мне такие прямые ребяты страсть как нужны, а то вкруг одни лизоблюды и псы собрались.
– А что хан, пойду! Токмо не дело, царь, если посол посольства, своему пану не отдавши, до иного пана пристанет, Правильно я гутарю?
– Пожалуй, продолжай, – Заинтересованно сказал Мамай, подивившись мудрости его слов.
– Перво наперво, скажи Величайший царь чтобы грамоту мне дали от тебя к моему государю. Вот тогда я, посольство выполнивши и честь сохранивши, до тебе снова повернуся, да и тобе верен буду. Первому моему пану не солгу и не предам и тебе тож.
– Проводите в лучшие покои мои, – Хлопнул в ладони Мамай, – Учитесь шакалы, львиному рыку и львиной поступи. За одного такого слугу, я б десять таких как вы отдал. Глазом не моргнул. В любой день и час, даже если я с женами развлекаюсь, путь ему ко мне открыт. С мудрым человеком поговорить, что в жаркий день из родника испить. Грамоту готовьте.
Захар тянул время умело. В разговорах, тихих спорах и беседах. Себя контролировал, и когда пришло время, сказал, что, мол, пора бы и грамоту везти. Мамай призвал писцов и советников. Кивнул. Читайте! Евнух развернул ярлык с затейливой тамгой, личным знаком Мамая, вдохновенно начал читать на распев:
– От восточного царя, от Большой Орды, от широких поль, от мощных татар. Царь царей Мамай и многим ордам пан и государь. Рука моя многими царствами обладает и Правь моя на многие царства возложена. Глаголю нашему Димитрию Московскому, – Захар отметил, что Мамай намерянно принизил Дмитрия с Великих князей Владимирских до Московского, но ухом не повел.