ахань, и, сделав крюк, через Железные ворота и хребты Колхиды вышел на прямой контакт с Молниеносным.
С другой стороны Баязид, совсем потеряв голову, грабил всех подряд, уже забыв о своем желании стать на страже Портала. Даже Смирна, опора братьев госпитальеров не избежала своей участи. Пути двух ратей неумолимо сходились в Ангоре.
Гора с горой не сходятся, а человек с человеком… Они сошлись, и это было пересечение путей не двух полководцев, прославленных в песнях, не двух воинов, покрытых славой своих побед. Нет! Это пересеклись пути старой Орды с новой силой. Старой Орды с ее правом Земли и Воды, с ее воинами помнящими, что они внуки Дажьбожьи, с ее вольницей и атаманскими бунчуками, гетманскими булавами и оселедцами на бритых головах, таких буйных, что сложить их в сече ничего не стоило. И новой силы, скованной железной дисциплиной, выкованной наверно вместе с их полководцем в божественных горнилах далеких богов, пришедшей повелевать, но не править, взять на меч земли и оставить их достойным, тем кто умеет править Правь и держать народ в узде и повиновении.
Как повелось исстари, полководцы выехали вперед своего войска, решить, не закончить ли дело миром или божьим судом. Тамерлан и Баязид в окружении своих приближенных подскакали друг к другу, с интересом осматривая противника.
– О Боги какая наглость – вообразить, что тебе принадлежат все три части суши! – Не сдержался Молниеносный, глядя на развивающееся по ветру знамя Тамерлана.
– По-моему, куда большая наглость – вообразить, что тебе принадлежит луна, – Невозмутимо парировал Тимур, плеткой указывая на султанский штандарт с полумесяцем, вознесшийся в окружении бунчуков.
На этом переговоры и окончились. Воеводы повернули коней и те, неприязненно фыркнув в стороны, понесли своих хозяев назад к войскам. Правоту каждого теперь должно было решить поле и стойкость воинов, ждущих сигнала. Трубы зазвучали в унисон, давая сигнал к атаке.
Уже день клонился к вечеру, а войска Тимура, продолжали безуспешно атаковать личную гвардию Баязида – янычар, как их называли в войсках. Ученики Челубея встали в круг, и взять их уже было уделом только богов. Волны конников накатывались на неприступную стену дружинников, прикрытых щитами-сипарами в рост человека, и откатывались назад. Железный Хромец дал приказ переместить направление удара на левый фланг, где также нерушимо стояли дружины сербов, но и там его войска были отброшены. Правда, какой ценой? Почти половина сербских дружинников легла в этой рукопашной схватке. Другая половина, встала в клин и пробилась к янычарам.
– Эти оборвыши дерутся как львы! – С удовлетворением отметил Тимур, – Я бы хотел иметь таких воинов у себя!
– Что будем делать? – Подлетел на взмыленном коне гонец от воевод с поля.
– Хватит играть с ними в чехарду! Пушки на прямую наводку и выкосить всех! А жаль! Они бы могли еще послужить Империи! Но….Кончайте! – Он махнул рукой и этим обрек оставшуюся волховскую сотню и сербов на верную смерть.
Пушки довершили разгром. Когда к Тамерлану подвели плененного Баязида, он устало посмотрел на покрытого кровью, потом и грязью воителя, и с сарказмом сказал:
– И вот мы, два калеки, хромой и одноглазый – могущественнейшие среди всех людей! – Повернулся к слугам, – Окажите почести как достойному. Я хочу его видеть среди своих друзей, а не врагов. Мы сделали свое дело. Теперь к Царьграду! На страже у Портала встали оставшиеся в живых воины Челубея. Тимур Тамерлан никогда не забывал, даже тех, кто воевал против него, но воевал достойно. Только во главе их встал не Баязид Молниеносный, а его приемник Сулейман. На страже Порты встала династия Челубеев. Еще одни Врата открыли дорогу. Куда? Мог бы рассказать божественный кузнец, но и его позвали в сонм Посвященных, а оттуда ответы приходят нам только в виде песен и сказов.
Глава 6В круге первом
Раз нельзя быть внешне тем, чем хочешь быть, стань внутренне таким, каким должен стать.
Вот к ним Посвященным и вернулась Мария. На острове все было как всегда, будто и не пролетел почти век с ее последнего визита. Все те же благоухающие розы, красные, как кровь и белые, как одежды Альбов или помыслы праведников. Все то же синее и бескрайнее море вокруг, куда не кинешь взор. Все те же журчащие фонтаны, рассыпающие брызги, как драгоценные камни, на изумрудно-зеленую траву. И все те же неприступные серые цитадели на вершинах утесов вздымающихся над островами.
Элегантный, как всегда, еще больше помолодевший за пролетевшие годы, ее встречал Раймон. А чуть поодаль стоял Старец Горы, уже мало походивший на старца, а более на полного сил зрелого мужа.
– К столу, к столу, – Даже не сказал, пропел Раймон, – Стол без прекрасной дамы пустой.
– Это без хлеба стол пустой, старый льстец, – Улыбаясь, пошла ему на встречу Малка.
– Льстец я, пожалуй, старый, зато ухажер молодой. Ну не пустой так кривой, – Не сдавался хозяин.
– А кривой он без соли. – Отпарировала гостья.
– Не рядись ты с ней. Она у нас все знает. Не девица, а кладезь знаний, – Поддержал Старец, – Проходи душа моя. Все уже в зале, токмо тебя и ждут.
– А ты все молодеешь. Не то что бы не стареешь, а с годами все краше и краше. Поделись секретом! – Повернулась к нему та, которую он назвал Душа моя.
– Я ж все-таки Волхв Традиций. Много знаю, много жил. Да проходи ты егоза. Там тебя заждались все. Да не в залу, а к фонтану. На поляне накрыто.
Она вышла на так знакомую ей поляну с беседкой, в которой пела эолова арфа и растерялась. Вкруг всей поляны стояли накрытые столы, занятые гостями. Казалось, все Совершенные слетелись сюда. В середине поляны буквой Π стоял стол, где ей было отведено место среди Великих Мастеров и самых Совершенных среди них. Взгляд ее обегал столы и видел много родных и долгожданных лиц. Они улыбались ей и приветливо кивали. Раймон почти силком подвел ее к месту во главе главного стола и усадил.
В перекрестье десятков глаз Малка чувствовала себя какой-то раздетой или золушкой на балу у принца, но в своем обычном кухаркином платье. Она оглядела себя со стороны. Это она тоже научилась делать за долгие годы жизни. Оглядела и поразилась. Во главе стола окруженная самыми почитаемыми Мастерами сидела Богиня. Лучезарная, Сиятельная. Королева эльфов, как ее назвал поэт и менестрель. В переливающемся всеми цветами природы платье, в складках которого проскакивал и зеленый цвет молодой травы, и желтый лист осеннего клена, и розовый бутон распускающейся розы, и даже голубой цвет родника, бьющего из скалы. Корону золотисто-огненных волос, уложенных затейливой башней, со струящимися водопадом по плечам струями огненной реки, венчала золотая диадема со сверкающими изумрудами. На лебединой шее каплями воды источника жизни, что бьет из-под корней дерева Мимира, переливались крупные бриллианты, вобравшие в себя весь свет праведности и чистоты. В ее точеной руке обтянутой просвечивающейся кожей зеленой перчатки горел хрустальный кубок с алым вином.
– За нас! За тех, кто хранит эту землю! За тех, кто стоит на страже Мира! – Она встала и подняла кубок.
– За нашу Деву! За любимицу Природы! И блистательную посланницу Богов! – В унисон поддержал ее Раймон.
– За будущее! – Встал Старец.
Пир потек своим чередом. Раскланивались знакомые. И скоро беседа завязалась о том, как протекали эти годы.
Малка оттаяла, поискала глазами и неожиданно громко спросила:
– Ну а ты дядька, чего вдруг, здесь у Раймона отсиживаешься? – Она повернулась к щеголеватому испанскому идальго в черном бархатном камзоле со шпагой на боку.
– А ты что, про его похождения не слышала? Искренне удивился Раймон, – Тебе звонкое имя Дон Гуана де Тенорио не известно разве?
– Гуляй! – Ахнула Малка, – Так то ты? Ну-ка расскажи! А то по миру эта история у всех на устах. В Андалусии и Севильи, на Сицилии и на Корсике, даже в Англии и Германии каждый балаганщик, актер и скоморох готов за мелкий грош рассказать историю Дона Хуана, Жуана, Джованни, Ивана. Великого любовника, любимца женщин и врага мужчин, дуэлянта и прочая и прочая. А он тут – живехонек, здоровехонек. Красив, как никогда. Сидит, жует рябчиков, запивая крепким хересом, и в ус не дует. А ну колись, бабник! Не то за всех женщин обманутых буду заступницей! – Притворно насупив брови, скрыв под ними свои вечные хитринки, наступала она на Гуляя.
– Охолонь, крестница, – Также притворно испугавшись, оглаживая острую бородку, и подкручивая щегольские усы, остановил ее бывший дьяк, – Ты мне пальцем покажи ту блондинку или брюнетку…, – Он хитро посмотрел в ее сторону, – …Или рыжую какую. Француженку, итальянку, англичанку…одних испанок только мне молва причислила тысячу…и три, – Он хохотнул в кружевной платок, – Так вот, назови мне хоть одну из отмеченных моим пылким вниманием женщин, кто бросил мне в след слова проклятия.
– А как же твои вероломные клятвы, пролитая кровь на дуэлях, разбитые жизни? – Продолжала играть суровость Малка.
– Я искушал, бросал…,но – не разочаровывал, – Гуляй опять подкрутил усы, – Все эти прекрасные дамы были счастливы сгорать в волшебном пламени любви. Как зачарованные летели и летели они на слепящий свет, опаляя свои нежные крылышки – и первая…. и вторая…. Да тебе ли этого не знать?! Жрице Любви!
– Ты на меня не кивай! И не пой мне песен своих старый развратник. Сирена в штанах. Я, когда девчонкой тебя увидела, у тебя уже голова седая была. А он все туда же. Ты нам про себя расскажи. Не от баб же ты сюда на Мальту прискакал? Вот, если бы наоборот – с Мальты к бабам, я бы поверила. И не пуши хвост предо мной. Здесь женщин-то раз, два, и обчелся. И знаем тебя не первую сотню лет. Вот может только за исключением Любаши. Да и она из весталок, ей голову не вскружить.
– Ну да, ладно. Уговорила. Умеешь ты уговаривать Сиятельная. Расскажу, как все на самом деле было. Слушайте. Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок! – Он, отхлебнув немалый глоток хереса, начал.