– Считайте, как обосновался я в Севилье. Неплохой такой городишко и вдалеке от больших политесов. От коих я, признаюсь честно, начал уставать. Распустил слухи, что я сынок почившего в бозе Дона Луиса, вернувшийся из Толедского университета. Прицепил себе слугу, большого пройдоху и жулика, прозываемого Сганарелем, но который откликался на любое имя. Потому решил я его окрестить Лепореллой.
– Но вроде, как ты там не шибко из себя ученого строил? Выпускник университета. Али я не права? – Опять поддела Малка, – Или все врет молва?
– Да погоди ты! Все по порядку. В общем, обжились мы в Севилье. Завели кучу друзей, таких же беспутных балбесов, коими и мы себя выставляли. Все покатилось по колее накатанной: пирушки, гулянки, женщины, вино…. Я имел право на отдых или нет?! – Он с улыбкой повернулся к Раймону.
– Имел, имел, – Благосклонно в усы прогудел тот, – И я б тебе компанию составил. Да не позвали.
– Одного поля ягоды, – Вставил кто-то за столом, – Давай дальше.
– Дальше. Больше. В один вечер упились до одури. И кто-то возьми и брякни, что мол Дон Гуан хорош только среди куртизанок да дам полусвета перья распускать, а вот среди господних невест смазливая морда, да сладкие речи эффекта не производят. Там высокая страсть, только между Богом и его избранницами. Ну, меня ретивое и захлестнуло. Что бы я, Посвященный, знаток женщин, крестный самой Богини Любви, – Он хитро посмотрел на Малку.
– Ври дальше, – Бросила она невозмутимо.
– Красиво не соврать – историю не рассказать, – Отбил удар Гуляй, – Как я оказался в монастыре, не помню, но девочку ту – Эльвиру, уболтал часа за два, да еще и через стену. Она вещички в узелок, по веревке вниз, на седло и ко мне в терем. Поэма! Похищение из монастыря воспитанницы это други мои, обвинение в богохульстве! А друзья наши из Святой инквизиции, коих мы сами, вашими молитвами брат Роллан, – Он раскланялся в сторону соседа, – Взрастили и выпестовали, такого не прощают.
– Так ты ж еще кого-то, если мне память не изменяет, и на шпагу наколол? – Незлобиво поддакнул Роллан.
– Да прав ты брат, как всегда. Тебе ли отцу сыска, патриарху инквизиции, вдохновителю Фемы и Вехма – тайной полиции Империи, тебе ли всего не знать? От тебя тайн нет. Да примчался ко мне защитник этой девы не порочной – Дон Карлос. То ли дядей он ей приходился, то ли опекуном, то ли сам глаз на нее положил. Начал хамить, грозиться. На дуэль вызвал…
– Ну, ты его и приколол, – Утвердительно закончил Роллан.
– Видит Бог, я этого не хотел, – Рассказчик притворно воздел очи к небу, – Но руки…
они ж сами все знают.
– И куда ж ты смылся? – Заинтересованно спросил Роллан.
– А то ты не знаешь? Знаешь, знаешь, но доступа туда твоим гончим не было, – Злорадно продолжил Гуляй. – В Кастилию я подался. К королю Кастилии и Леона – Педро.
– Тьфу! Как тебя с души то не своротило к нему идти? – Сплюнул до сих пор молчавший Сент-Омар, – Педро Жестокий он же убийца и клятвопреступник. Он у своего сводного брата из-за бабы штурмом замок взял. Правда та оказалась дамой стойкой. Лицо себе стилетом изрезала. А кровопийце этому не досталась.
– Известный богохульник, – Пробасили с дальнего конца стола, – Это он на глазах Великого магистра ордена Калатравы собственноручно зарезал аббата. Или я ошибаюсь? А брат Жофруа?
– Именно так, на моих глазах, – Подтвердил тот, – А когда я его от церкви пообещал отлучить, он мне жест непристойный сделал. Зачтется ему дикому ордынцу! – Резко закончил он.
– Вот к нему я и отправился, – Невозмутимо продолжил Гуляй, – Дерзок, предприимчив, бесстрашен, независим. Всегда пригодится в интригах. И я ему нужен. С соседями он во вражде. Что с Педро Португальским, что с Педро Арагонским. Поэтому искал союзника в лице Эдуарда Английского. Вот там у него в его свите встретил я Джефри Чосера. Помните такого?
– Помним, дядька, помним, – Откликнулась Малка, – Врун такой лондонский. Все разные сказы, да байки сочинял. Что он-то там делал при дворе этого ублюдка? Извините за грубые слова, господа.
– Бог простит! Он туда сватать кастильских принцесс за сыновей Эдуарда приехал. Кастилия никак питомник высшей касты, – Пояснил тот же бас.
– Ну тут наш Гуляй, простите Дон Гуан, как раз ко двору! – Ехидно врезала Малка, – Интриган старый, да еще и лучший знаток женских прелестей. Чего ж еще искать? Разумеется, Педро поручил эту миссию ему. Али не так?
– Разумеется так. Нечего тут ехидничать! Я подобрал, при помощи своего Лепорелло художника, который портреты сеньорит слепил, так что закачаешься. Ну, приукрасил немножко, так на то он и художник. В общем, все сложилось. А я за заслуги свои от Эдуарда получил Орден Подвязки.
– Это что еще за орден такой? – Буркнул Роллан, делая вид, что он чего-то не знает.
– Это пусть достопочтенный брат Готфрид нам расскажет, – Кивнул Гуляй в сторону Сент-Омара.
– А что. Забавная история. Расскажу. Тем более что в этом деле я сам замешан, – Сент-Омар сел поудобней, поправляя шикарный парик, – Основал его упоминавшийся здесь Эдуард, во время этой войны дурацкой между Англией и Францией. Был бал после битвы при Креси в Бордо, кажется. Пиршество, как это сейчас принято, сопровождалось танцами. Тут-то и случился некий, так сказать, казус. У графини, удостоенной высокой чести быть партнершей короля, – Он хитро посмотрел в сторону Малки и Жриц Артемиды, – Не без участия некоторых. Но не об этом разговор. Так вот у графини свалилась подвязка. Все уже подогрелись в Бордо, красным бордо, извините за каламбур и джином. Смех, шуточки, советы дурные. Король преклонил колено, поднял ленту и… водрузил на место со словами «Да будет стыдно тому, кто дурно об этом подумает». Слово короля – золотое слово. Так появился девиз и орден. Ваша победа! – Он опять повернулся к дамам, которые ответили ему улыбками.
– А вы тут причем брат? – Спросила одна из Жриц Артемиды, теперь известная как аббатиса Схоластика, сестра знаменитого Бенедикта.
– Ну, я, – Готфрид замялся, – Придумал версию, что король этой голубой лентой дал сигнал к атаке на врага в битве при Креси.
– Силен! – Гуляй не смог скрыть своего восхищения, – Подвязка она подвязка и есть! А он атака!
– Хотя, все может, было и не так, – Задумчиво себе под нос прошептала Малка и громко добавила, – Да ты сам-то. Заканчивай. Что у тебя там. У меня с крючка не соскочишь!
– Значит так. Стал я кавалером Ордена Подвязки. Окрутил молодых. Однако братья инквизиторы, Псы Господни, на хвост мне все же сели. Обвинили меня в глазах Педро Справедливого, что я обесчестил дочь командора ордена, а самого его, старого хмыря, заколол на дуэли. Педро вспылил. Я тоже. Слово за слово…. Пришлось тикать. Отсидеться у Эльвиры.
– Тоже мне еще заблудшая овечка. Непорочная невеста господня, – Опять буркнул Роллан.
– Ты сестер не тронь, – Неожиданно даже для себя пискнула из угла Любаша, чем рассмешила всех, даже сурового Роллана и Старца.
– Короче, – Закруглился рассказчик, – Для Псов я придумал, что меня францисканцы завлекли в подземелье монастыря и задушили, набросив на шею удавку. А за десять золотых они даже тайный склеп мне сделали и предъявили его ищейкам нашего Роллана. А для всех остальных мы с Лепорелло устроили спектакль с эффектами и мистическими ужасами. Тут тебе и статуя командора, и непорочная вдова, и гром и молния, и клубы дыма и… чего еще изволите. Лепорелло получил гроши и утек. А я сюда…отлежаться.
– «О, тяжело пожатье каменной его десницы…», – Процитировал Раймон, – А что не плохо, не плохо! Ты все-таки Гуляй великий актер…
– И бабник, – Добавила Малка, – Но до чего я люблю тебя дядька. Иди к нам. А то тебя тут все жрицы и женщины боятся.
– К вам! Всегда!
Гуляй действительно встал, и пересел поближе к жрицам Артемиды. Малка приветливо улыбнулась ему и подлила в бокал золотистого вина. Однако он обратил внимание, что она уже заметила кого-то на дальнем крае стола, прячущемся в тени куста жасмина. Чуть прикушенная губа и наклонившаяся на бок головка говорила старому дядьке, что его крестница готовится вылить на кого-то очередной ковш холодной воды. Он проследил за ее взглядом и удовлетворенно хмыкнул. Там, куда упирался ее взгляд, сидел могучий монах. Но Малка уже опередила его.
– Ба, кого я вижу! – В голосе ее была неподдельная радость, – Ты ли это чернец? Тебя-то, каким ветром занесло в это захолустье? Уж, не из-за твоего ли изобретения, которое ты, если мне не изменяет память, назвал «порох», – Она явно подначивала монаха.
– Нашего изобретения, – Приняв правила игры, спокойно уточнил он, – Нашего с тобой. Если забыла, напомню? Назвал «порох» – это точно. Очень хорошо пошло, качественно. Из пушек, что тем порохом пухали, народу за время это положили тьму. Так что штучка эта, как тогда порхнула, так по миру и порхает. Но, нет, не из-за того я тут.
– А из-за чего? Ответь чернокнижник! – Подстегнул его Гуляй.
– Так из-за чего, Микулица? – Поддержала Малка.
– А из-за черной книги. – Микулица сделал паузу. За столом повисла тишина. Заинтригованные гости затаили дыхание, – Из-за книги, – Как бы рассуждая сам с собой, повторил монах. Тряхнул головой, стряхивая наваждение, и продолжил, – После битвы на Кулишках, когда поступь пушек, тюфяков и пищалей уже было не остановить, когда их голос пел решающую песню победы в любой битве, я расстался с немецким монахом Шварцем, пожелав его имени всего доброго, и с легкой руки некоей дамы, присутствующей здесь, – Он улыбнулся Малке, – Выбрал местом своего нового пребывания Париж, где и поселился у Кладбища Невинных Младенцев под именем нотариуса Николя Фламеля.
– А что, тебе там плохо было? И имя неплохое придумала. Николя – тот же Микулица, а Фламель значит «пламенный», – Обиженно надула губы Малка, – Стараешься, стараешься…
– Да, что ты Сиятельная. Я тебе премного благодарен, а уж за мадам Пернель, тебе особо низкий поклон.
– Это что за мадам? – Встрепенулся Гуляй, – Какой такой поклон?