Вход на чердак оказался дверью для слуг в конце коридора. За ней находилась старая узкая лестница, внутри которой температура упала еще больше: дыхание падало во мрак призрачными облаками. Натаниэль протянул ей факел и зажег его, пробормотав заклинание. Фитиль вспыхнул зеленым светом, озарив кривые ступени, проступи которых были покрыты толстым слоем пыли.
Лестница жалобно скрипела при подъеме. Натаниэль, прихрамывая, следовал за ней, готовый подхватить ее, если нога подведет; только в последний месяц он начал подниматься по лестнице без посторонней помощи.
Грохот становился все громче, чем ближе они подходили к чердаку. Это всего лишь отвалившаяся черепица, сказала она себе, хотя по звуку было похоже, что на крыше сидит демон и пытается пробраться внутрь. Сердце заколотилось, когда Натаниэль открыл вторую дверь на верху лестницы, открыв темное, зияющее пространство. Она удивленно огляделась вокруг.
Колышущееся на сквозняке пламя костра освещало музейное нагромождение предметов, уходящих в темноту: зачехленная мебель, огромные потускневшие зеркала, детская лошадка-качалка, дорожные сундуки, старомодные пальто и платья, висящие на латунных вешалках, коробка с жутковатыми куклами, средневековые доспехи на подставке и, как ни странно, целая карета. Через мгновение она узнала в ней ту самую карету, в которой ездила с Натаниэлем, и поняла, что никогда не спрашивала, что он делает с ней, когда не пользуется. Она предположила, что он должен исчезать здесь с помощью магии. Паутина висела над головой, как рваный серпантин, и развевалась на ветру, свистевшем сквозь щели. Было очень холодно, и все вокруг сильно пахло пылью.
— Будь осторожна, — посоветовал Натаниэль, когда она направилась к доспехам. — Можешь осмотреться, но ничего не трогай. Мне в детстве не разрешали здесь играть — некоторые предметы прокляты.
Элизабет ухватилась за рукоять Демоноубийцы, проходя мимо коробки с куклами.
— Мы должны подойти еще раз днем. — Когда Натаниэль поднял на нее брови, она пояснила: — К доспехам может подойти оружие.
— Это как раз то, что нам нужно, — чтобы ты раздобыла меч, проклятый одним из моих злобных предков. Скривнер, я знаю, что это противоречит твоей натуре чистокровного воина, но если ты увидишь что-нибудь острое, пожалуйста, сделай над собой усилие и не поддавайся.
Она едва слышала его. Ей было интересно, подойдут ли ей доспехи. На вид он был примерно подходящего размера. Она наклонилась поближе, и ее дыхание коснулось металла, на котором был вырезан замысловатый узор из шипов.
Тишину чердака пронзил слабый ржавый скрип, когда козырек шлема повернулся и посмотрел на нее, обдав струйками пыли. Она отпрыгнула назад, волосы встали дыбом. Ей пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем она смогла заговорить, пристально глядя на доспехи, которые теперь снова стояли совершенно неподвижно, как будто и не двигались.
— Натаниэль…
— Они прокляты, — сказал он, даже не обернувшись. Он что-то чертил на одной из балок кусочком мела, который достал из халата.
Элизабет посмотрела на лошадку-качалку.
— Тоже проклята, — сказал Натаниэль, по-прежнему не оборачиваясь.
— Зачем кому-то проклинать лошадку-качалку?
— Я вижу, ты никогда не встречались с Прадедушкой Вольфрамом. К счастью, я тоже. — Затем он погрузился в состояние сосредоточенности, которое, как знала Элизабет, нельзя было прерывать. Изумрудное свечение распространилось от его руки на балку и вверх к крыше. К счастью, то, что он делал, похоже, сработало. Дребезжание стало стихать.
Элизабет неподвижно стояла ровно посередине прохода между предметами. Она хмуро посмотрела на лошадку-качалку, а затем окинула кукол вызывающим взглядом. Они не двигались. Только она начала расслабляться, как взгляд ее упал на что-то странное в одном из углов — бледное пятно в тени, на котором проступали знакомые очертания: темные впадины глаз, прорезь рта. Она подняла тапер. В темноте за каретой смутно проплыл плетеный визави. Не раздумывая, она подняла Демоноубийцу.
— Натаниэль, — прошептала она. — Натаниэль. У тебя на чердаке гоблин.
— Что? О. — Он засмеялся. — Нет, это просто Тетя Клотильда.
— Она жива?
Это почему-то еще больше рассмешило Натаниэля. Должно быть, он произнес какое-то заклинание, потому что свеча вспыхнула еще ярче, и ее изумрудное пламя осветило раму с изображением ужасного лица, которое, как теперь убедилась Элизабет, было всего лишь портретом.
— Я должен была предупредить тебя. Сайлас положил его туда. Подозреваю, что у них с ним целая история. — Она услышала стук его трости, а затем почувствовала его тепло на своей спине. — Знаешь, возможно, ты что-то понимаешь… Интересно, она действительно была гоблином? Надо будет спросить Сайласа, может… если это…
Он замялся. Во время своего выздоровления он часто говорил что-то вроде Надо спросить Сайласа об этом или Что подумает Сайлас? но потом вспоминала, что Сайлас ушел и больше не вернется. Но в этот раз свет в его глазах померк лишь на мгновение, и он прочистил горло, заметив, что Элизабет наблюдает за ним. Она не была уверена, какое выражение появилось на ее лице, но ей показалось, что ее сердце набухло, как мокрая губка, так что, вероятно, это было неловко.
— Как я уже говорил, — продолжал он, — я уверен, что Сайлас с удовольствием расскажет нам об истории плотских отношений между людьми и… мфф.
Элизабет решительно закрыла ему рот рукой.
Они спустились по лестнице. Проходя мимо дедушкиных часов в холле, они обнаружили, что уже раннее утро. Только из-за грозы, заслонявшей небо, казалось, что сейчас глубокая ночь.
Мёрси они нашли внизу, в гостиной, она неловко держала в руках кастрюлю с пеплом из камина, как будто ей некуда было его выбросить — а может, и некуда, если она не могла выйти на улицу.
— Это был не я! — воскликнул Натаниэль, когда она повернула в его сторону злобный взгляд. — Честно говоря, почему все всегда думают, что это был я? — продолжал он с раздражением, не замечая взглядов, которыми Элизабет и Мёрси обменивались за его спиной, когда он, прихрамывая, проходил мимо них в сторону холла. — Во всяком случае, не только я, — добавил он про себя.
Дразнящий аромат пекущихся булочек поманил всех на кухню. Хотя Сайлас, должно быть, услышал их приближение, он не обернулся, когда они толпились внутри. Он открыл дверь, ведущую в сад, и с выражением глубокого упрека уставился на сплошную стену снега, навалившуюся на дом. Он плотно закрыл дверь и сделал то, чего Элизабет никогда раньше не видела: он слегка вздрогнул, как кошка, столкнувшаяся с холодом. Натаниэль поймал ее взгляд и усмехнулся.
— Вы открыли для себя что-то познавательное прошлой ночью, хозяин? — спросил Сайлас, слегка повернув голову в их сторону.
Элизабет покраснела. Натаниэль вскинул руки.
— Хорошо! Я помогу исправить чары. Вопреки распространенному мнению, у меня есть некоторые стандарты. Я не собираюсь сидеть сложа руки и смотреть, как мой дом превращается в ханжу.
— Вам лучше всего подкрепить свои силы завтраком. Доброе утро, госпожа. Мёрси.
В ответ раздался короткий вздох. Мёрси стояла позади них, на ее лице застыло настороженное выражение. Элизабет недолго размышляла над выражением лица другой девушки. Когда она оглянулась, взгляд Сайласа упал на пыльные следы, оставленные их с Натаниэлем тапочками на половицах кухни.
Началась суматоха.
— Я открою! — воскликнула Элизабет, потянувшись за тряпкой, в то время как Мёрси закричала:
— Дайте мне! — Они боролись за тряпку до тех пор, пока Элизабет не ударилась головой о стол. Когда она закончила моргать, тряпка исчезла, и Сайлас вытирал ею пол.
— Вижу, я должен еще раз напомнить вам, что я не инвалид, — заметил он, бросив на них укоризненный взгляд из-под ресниц.
Все обменялись взглядами. Все дружно согласились, что им следует больше работать по дому, чтобы Сайлас мог больше отдыхать. Но он не только умел читать их мысли, но и обнаружил, что Натаниэль сам складывает свою одежду, что было беспрецедентно и крайне подозрительно.
Наступило неловкое молчание. Натаниэль разрядил ее словами:
— Смотри, Элизабет, кажется, ты головой ударилась о стол. — Все наклонились поближе, чтобы посмотреть. И точно, так оно и было.
Через несколько минут, после неловкого объяснения Мёрси о чарах, завтрак был подан. Элизабет обнаружила, что ей совсем не мешает буря, завывающая снаружи, когда она сидит в теплой, уютной кухне, где в очаге потрескивает огонь, а воздух наполнен запахом булочек. Сайлас подал их с абрикосовым джемом и мятным чаем и даже сложил салфетки в форме цветов, на что Натаниэль сказал:
— Ради всего святого, перестань пытаться запугать Мёрси, Сайлас. — Сайлас поклонился в знак согласия, он даже не пытался отрицать это.
Лицо Мёрси покраснело. С досадой Элизабет вспомнила вчерашний ужин и подумала, не делал ли Сайлас то же самое и тогда. Она до сих пор представляла себе выражение лица Мёрси, когда та садилась за стол: не удивление, а скорее мрачная выдержка человека, который уже долгое время терпит трудности. Неужели это происходило целых полтора месяца прямо у нее под носом? Она в шоке посмотрела на Сайласа. Не обращая на нее внимания, он снял чайник с огня с помощью аккуратно сложенной салфетки — она знала, что угрозу для него представляет не столько жар, сколько то, что он сделан из железа.
— Сайлас, — импульсивно сказала она, — ты можешь как-то помочь нам с защитой? Хоть немного.
Он сделал паузу, затем сказал:
— Конечно, госпожа, — снова поклонился и вышел из кухни. Натаниэль пробормотал что-то, похожее на «фаворитизм4».
Элизабет подождала, пока Сайлас уйдет, и неуверенно положила руку на руку Мёрси.
— Ты же знаешь, он совсем не похож на Мистера Хоба. — До Сайласа единственным демоном, с которым сталкивалась Мёрси, был гоблин, выдававший себя за дворецкого Эшкрофта.
— Я знаю, мисс, — тихо сказала она.
— Он демон совершенно другого типа. Хороший.