— Вот и все, — сказал он, театрально взмахнув халатом, и вскочил на ноги. — Скривнер, я должен тебе кое-что показать.
С любопытством она последовала за ним в розовую комнату — заброшенную спальню, спрятанную в дальнем, продуваемом сквозняками углу дома. Ее любопытство усилилось, когда она увидела, как он вытаскивает из-под кровати деревянный ящик. Он был заколочен гвоздями и снабжен надписью «ДОКАЗАТЕЛЬСТВА».
Еще до того, как он открыл ящик, у нее появилось плохое предчувствие: в соломе лежало зеркало, а края ближайших к раме лезвий блестели от инея. Она сделала шаг назад, ее сердце заколотилось.
— Что оно здесь делает? Я думала, его уничтожили.
— Уничтожение столь мощных артефактов может иметь непредвиденные последствия. Магистериум нашел способ нейтрализовать его магию. После этого они вернули его мне — он принадлежал моей семье на протяжении многих поколений, и, думаю, им было неприятно, что я лишился своего колдовства. — Он скорчил гримасу. — Они доставили его, когда ты была в Королевской Библиотеке. Я собирался рассказать тебе, но совершенно забыл об этом до сих пор.
— Значит, оно больше не работает? — Она осторожно приблизилась и заглянула в ящик. Вблизи она увидела мелкие трещины, расползающиеся по поверхности зеркала. На деформированной серебряной раме виднелись следы от ожогов, как будто оно побывало в огне.
— Да, но его мощность невелика. Радиус его действия составляет около мили, и он может смотреть только в те зеркала, куда приглашен зритель.
Элизабет прикусила внутреннюю сторону щеки. Это не казалось таким уж ужасным.
— Значит, он сможет добраться до Королевской Библиотеки. — Она потянулась к ручке, но заколебалась, ощутив кончиками пальцев холодок металла в воздухе. Комитет Настоятелей не обрадуется, если узнает об этом. Их ничуть не заинтересует, что зеркало стало практически безвредным. Однако из прошлогодних событий она вынесла одно: нельзя жить по правилам Духовенства.
Набравшись смелости, она достала из ящика зеркало. Вместе с Натаниэлем она забралась на цветочное покрывало кровати и склонилась над ним. Даже поврежденная серебряная рама невинно подмигивала, как будто ей самое место на дамском туалетном столике с кружевной отделкой. Но она не могла забыть, для какого зла использовался ее близнец в руках Эшкрофта.
С большого расстояния до нее донесся голос директора Вика: Знание всегда может быть опасным…
Не зная, почему, она посмотрела на Сайласа, который зажигал лампы, его бесцветные волосы освещало неземное белое сияние, когда он опускал стеклянный абажур на место. Он встретил ее взгляд и слегка кивнул.
Только после этого она наклонилась и выдохнула в зеркало, наблюдая, как его дыхание превращается в иней. Затем она подняла его ледяную ручку, чтобы Натаниэль мог видеть. В это время суток Катрин, скорее всего, находилась в своей комнате. Магия не заставила себя ждать.
Когда туман рассеялся, перед глазами возникло изображение. Это были покои Катрин в Королевской Библиотеке, видневшиеся из зеркала над ее комодом, но, к сожалению, ее не было нигде. В кадре появилась другая знакомая фигура, которая, прищурившись, рассматривала бумаги, разложенные на ее кровати.
— Парсифаль? — удивленно спросила Элизабет.
Парсифаль подскочил.
— Элизабет? Ты используешь всевидящее зеркало? А, здравствуйте, Магистр Торн, — добавил он, его уши стали розовыми.
Внезапно в поле зрения появился затылок Катрин. Должно быть, она сидела рядом с комодом, скрытая от посторонних глаз.
— Не болтай, Парсифаль, — сказала она, накидывая на него одеяло. — Этот разговор строго конфиденциален.
— Я все еще слышу тебя, — сказал он из-под одеяла.
Катрин проигнорировала его. Хотя Элизабет не обращалась к ней таким образом со времен Эшкрофта, она не выглядела застигнутой врасплох вторжением, когда обернулась.
— В какие неприятности вы попали на этот раз? Полагаю, это как-то связано с гигантским магическим циклоном, окружающим дом Натаниэля.
Натаниэль застонал.
— Я так понимаю, весь город уже в курсе.
— Директор Вик водит нас на экскурсии. Не делайте такое лицо. Ваши чары — прекрасный пример опасности колдовства до Реформы.
Как только Натаниэль закончил брызгать слюной, они объяснили все, что произошло с чарами до сих пор. Элизабет было бы еще более неловко объяснять детали поцелуев, если бы она не знала, что для Катрин поцелуи — это чисто научное занятие, как, например, брачные повадки жуков, находящихся под угрозой исчезновения. Пока они разговаривали, ее огромные очки сползали на нос, и она то и дело подтягивала их указательным пальцем.
— Неужели в Духовенстве вам не выдадут подходящие очки? — с досадой спросил Натаниэль.
— Эти не подходят.
— Что?
— Они отвлекают внимание, — сказала Катрин. — Ты не поверишь, что люди говорят тебе, когда они слишком заняты тем, что их раздражают твои плохо сидящие очки, чтобы обращать внимание на то, что ты говоришь. В любом случае, у меня есть идея. У вас остались старые вещи Клотильды? Предметы, к которым она была сильно привязана. Гримуар мог бы сотрудничать в присутствии чего-то знакомого.
Элизабет выпрямилась.
— Это великолепно. Она использовала зеркало, чтобы шпионить за своими родственниками, не так ли? Вот… — Она достала Том XXVI и поднесла его ближе.
На мгновение они затаили дыхание, но ничего не произошло. Гримуар спал, издавая слабые свистящие звуки, которые оборвались громким недовольным фырканьем, когда Элизабет с надеждой попыталась открыть его.
— Моя теория по-прежнему верна, — сказала Катрин. — Скорее всего, у нее не было личной привязанности к зеркалу. Лучше взять что-то, с чем она находилась в тесном контакте в течение длительного времени, например одежду или украшения, или эмоционально значимый предмет — что-то вроде памятного сувенира.
— Портрет! — Элизабет уже выбегала за дверь с прижатым к груди гримуаром. Она вернулась через несколько минут, ее сердце бешено колотилось, а волосы были растрепаны от падения с чердачной лестницы. — Не сработало! — задохнулась она. Пока она была там, то была уверена, что одна из проклятых кукол переместилась.
— Странно, что она не привязалась к нему, — размышлял Натаниэль. — Мне показалось, что он запечатлел ее бородавки под удивительно лестным углом. Сайлас, — добавил он, повернувшись, — свое время ты служил Клотильде. — Элизабет было очень трудно представить себе такое. — У нее все еще есть где-то здесь спальня?
Сайлас сделал паузу.
— В этом вопросе, господин, боюсь, я не смогу вам помочь.
— Почему? Она приказала вам не трогать ее вещи перед смертью?
— Нет, — ответил он.
— Тогда в чем дело?
В этот момент дверь со скрипом открылась. Мёрси осторожно просунула голову в кабинет. Сайлас не обратил внимания на ее появление. Он был совершенно неподвижен, его узкая спина напряглась.
Наконец его холодный, мягкий голос нарушил тишину.
— Ее гардероб, Господин Торн. Я к нему и близко не подойду. Это пятно на вашем доме. Никогда прежде или с тех пор я не видел одежды, столь позорно вышедшей из моды. — С этими словами он повернулся и вышел из комнаты, пронесясь мимо Мёрси, как холодный сквозняк.
Она недоверчиво смотрела ему вслед. В поисках объяснений она обратилась к Элизабет и Натаниэлю. Этого не потребовалось: они оба впали в истерику. Они вцепились друг в друга, чтобы не упасть вдвое, с красными лицами и трясущимися от смеха руками. Зеркало вырвалось из рук Элизабет и упало на покрывало, прихватив с собой сузившиеся глаза Катрин.
— По крайней мере, мы знаем, что у Клотильды все еще есть комната в поместье, — поперхнулся Натаниэль.
— Давайте найдем ее, — прохрипела Элизабет, задыхаясь. — Мы должны… мы должны увидеть ее!
— Знание запрещено, госпожа, — ответил он таким точным шепотом Сайласа, что она с воем рухнула на бок.
— Могу я теперь снять одеяло? — спросил Парсифаль.
***
Элизабет могла бы провести остаток жизни, исследуя потайные комнаты Поместья Торн. За следующие несколько дней, бродя по коридорам и сурово оглядывая стены, она обнаружила более дюжины тайных комнат. Некоторым из них она дала названия: голубая комната, жасминовая комната, комната орхидей. Большинство из них были спальнями, но она также обнаружила несколько гостиных и кабинетов, а также небольшую старинную кухню, которую, как подумал Натаниэль, вероятно, заколдовали, чтобы не делать ремонт. Однажды она даже наткнулась на старомодный туалет, выглядевший так, словно ему место в замке: с заляпанным окном и деревянной скамьей, в которой было вырезано отверстие для сиденья унитаза.
— Я бы не хотел знать, почему кто-то решил спрятать эту комнату на веки вечные, — прокомментировал Натаниэль, закрывая дверь, прежде чем она успела ворваться внутрь.
Сколько бы комнат ни находила Элизабет, она не могла не возвращаться в одну, особенно в ту, которую любила. По необъяснимым причинам она любила ходить туда одна. Она располагалась в солнечном уголке рядом с лестницей на третьем этаже. Дверь всегда материализовывалась по собственной воле при ее приближении, словно стесняясь того, что она все время хочет туда заглянуть.
Она называла ее страусиной комнатой. В ней царила уютная атмосфера: яркое окно на юг и облупившиеся розовые обои. Все было покрыто слоем пыли, в том числе и настоящее чучело страуса, стоявшее в углу. Она подозревала, что эта комната принадлежала какой-нибудь колдунье; казалось, в воздухе витает отблеск старой магии, такой же нежный и выцветший, как обои. Иногда, проходя мимо шкафа или осматривая крошечные стеклянные флакончики на туалетном столике, она улавливала слабый запах женских духов, как будто их обладательница только что вышла за дверь.
На этот раз, осматривая письменный стол у окна, она обнаружила красивый каллиграфический билет на оперу, датированный 1712 годом. Пока она вглядывалась в него, пытаясь разгадать название оперы, позади нее раздался шепчущий голос Сайласа.