Тайны прошлого — страница 19 из 56

Мы с Хадсоном познакомились на родео, в тот год, когда мне исполнилось восемнадцать. Восемь месяцев сумасшедших скачек, страстных споров и секса в конюшнях, от которого пугались все кони. Никогда в жизни я не чувствовала себя настолько живой. А теперь он впервые за последние шесть лет оказался так близко ко мне, и я почти не могла дышать.

— Ну, Томми, — медленно, растягивая слова, произнес он. — И чем же я могу тебе помочь?

Впервые за последние две недели я захотела выглядеть лучше, а его взгляд все скользил по моему лицу без косметики, что, как он всегда говорил, ему особенно нравилось.

Никаких прелюдий, я сразу перешла к делу.

— Мне нужен кто-то из твоих приятелей-полицейских, чтобы проводить меня завтра в городскую тюрьму на встречу с убийцей, который может оказаться моим настоящим отцом.

— По рукам, — просто сказал он. — Если угостишь парой стаканов «Дульче Виды».

* * *

Час спустя мы сидели в расписанной граффити деревянной кабинке заведения под названием «Лассо», дыша клубами дыма, который в нашу сторону выдыхал чувак, похожий на Санта-Клауса, помешанного на черной коже.

Под курткой с шипами на Санте была футболка с надписью «Ты никогда не увидишь мотоцикл возле офиса психолога». Я решила не принимать это на свой счет.

Эта берлога в центре города обслуживала полицейских и байкеров, между которыми завязывалась почти невозможная дружба — после многих лет совместного распития пива и попыток не свалиться с барных стульев. Я не хотела знать, какие жизненные вопросы решаются в этом баре между двумя «враждующими» сторонами, то и дело выкрикивающими новые заказы. Но, несмотря ни на что, сидя здесь, я чувствовала себя в безопасности. Полчаса Хадсон усердно внимал мешанине диких фактов и всплескам моих эмоций, потом сам прочитал письмо, а затем сделал несколько звонков. И мое желание исполнилось. Завтра утром, ровно в шесть. Похоже, все знакомые Хадсона Бэрда либо задолжали ему услугу, либо хотели, чтобы он задолжал ее им. Теперь и я пополнила их ряды.

Я теребила ламинированный список, включающий сто пятьдесят видов пива со всего мира, и думала о том, принесет ли мне официантка порцию напитка из Фредериксберга под названием «Не Тупая Блондинка». Сегодня я чувствовала себя Изрядно Тупой Блондинкой, прямо-таки канонической.

Снова оказаться так близко к Хадсону Бэрду, зависеть от него было опасно. Однажды из-за меня он чуть не убил человека. Пока я валялась на больничной койке со своими переломами, он нашел распорядителя родео, который в последнюю минуту поставил в список Черного Дьявола, быка, неофициально исключенного в тот год из соревнований за свирепость: до этого он едва не убил двух других женщин-наездниц. Мне просто не повезло с жеребьевкой.

Хадсон не винил быка. Тот был первоклассным атлетом, выполнявшим свою работу, он был полутонной мышц и мог подпрыгнуть в воздух на полтора метра и вертеться на скорости сотня миль в час.

Нет, Хадсон винил человека, который усадил меня на этого быка. После того что Хадсон сделал с ним в баре «Стокъярдс», я просто не могла с ним встречаться.

По крайней мере так я себя убеждала. На самом деле я боялась встретиться с собственным будущим. Бык раздробил не только мою руку. Я сама рассыпалась на кусочки, я была уничтожена и не знала, что от меня осталось. У нас было еще одно свидание, очень неловкое, и с тех пор он перестал звонить. Иногда я думала, что, если бы один из нас решился на первый шаг, произнес бы еще хоть слово, мы могли бы уже пожениться и развестись, выгорев от накала чувств и силы характеров обоих.

Наши отношения основывались на страсти, больше не было ничего, объясняла я Сэди в то время. Я лгала. Мы слишком много спорили, это правда. Но понадобилось шесть месяцев исцеления, чтобы понять: я любила Хадсона. И понадобилось восемь лет, чтобы вновь неожиданно встретиться на праздновании Нового года в Далласе, на вечеринке, которую устраивал бывший ковбой, с которым мы оба дружили. На следующий день Хадсон улетал в Ирак. В полночь я поцеловала его на прощание, убеждая себя, что поступила бы так же, будь это любой другой парень, улетающий на войну.

— Ну и как твоя лошадиная психология? — спросил Хадсон, заказывая еще пива и возвращая меня к реальности. А мне так хотелось, чтобы волшебство затянулось.

— Я лицензированный иппотерапевт, — ответила я. — Так что все путем. — Я покачала головой. — И мне правда нравится. Лошади — чудесные учителя. Им мозги не запудришь. Им не мешают человеческие эмоции. Они не жалеют детей, им плевать на их прошлое. С лошадьми нужно быть властным и уважительным, иначе ничего не получится. Но ты, конечно же, это знаешь.

Он улыбнулся.

— Когда мне было шесть лет, меня учил жеребец по имени Грех. Некоторые потом говорили, что учитель он был никакой.

Официантка, проходя мимо, опустила нам на столик картонку жареных халапеньо с начинкой из крем-сыра. При этом она намеренно мазнула пальцами по руке Хадсона, забирая у него пустой стакан. Мне стало неприятно. Глупая, неуместная реакция.

— Я веду малолетних правонарушителей, в основном работаю с ребятами, которые ведут себя агрессивно, — я пыталась поддерживать нейтральную беседу. — Они объезжают наших мустангов. Великолепное зрелище. Один бунтующий дух против другого. — Я укусила перчик и поймала каплю сыра у подбородка. — А как у тебя дела? Как Афганистан?

— Катастрофа во всех ее смыслах, — мрачно ответил он. И медленно лениво улыбнулся. — А у тебя по-прежнему самый мягкий и сексуальный акцент на планете. Парни на родео с ума по нему сходили. Говорили, что у тебя сердце тигра и лицо ангела.

Я ничего не могла с собой поделать. Я рассмеялась. Хадсон меня очаровывал, да и алкоголь делал свое дело. Я чувствовала себя так, словно дрейфую по теплой реке.

— Что, думаешь, ковбои не могут быть поэтами? — Он наклонился ко мне и убрал выбившуюся прядку волос мне за ухо. Прекрати, взмолилась я про себя. — Перед тобой и раньше сложно было устоять, а теперь практически невозможно.

Я чувствовала, как кровь приливает к лицу, как покалывает кожу в том месте, где его палец коснулся моей щеки. Я только что пережила два худших дня в моей жизни. И не была готова к полноценному флирту с Хадсоном, особенно, если для него это была лишь игра.

— Ты боишься? — спросил он мягко и тихо.

— Тебя? Или Энтони Марчетти? Ответ «да» на оба вопроса.

— Тебе не обязательно встречаться с Марчетти. Есть другие способы.

— Мне самой это нужно, — коротко ответила я. — Я ценю твою помощь. И я теперь в долгу перед тобой.

— В таком случае это тем более плохая идея. — Он погладил пальцем тыльную сторону моей ладони. — Я обычно собираю долги.

Хадсон откинулся на спинку стула.

— Ты понимаешь, что у тебя будет только десять минут? Вне его камеры. И рядом с тобой будет Рафаэль. Ты понимаешь, что теперь, когда я в курсе, я полностью в деле? И буду на страже каждого дюйма твоей прекрасной задницы. Ты согласна на эти условия?

— Да, — тихо ответила я. — Согласна.

— Мне нужно будет на пару дней уехать из города, это по работе. Не делай глупостей, пока я не вернусь. Просто встретиться, просто познакомиться.

Я слышала его, но думала совсем о другом.

— Ты собираешься назад? — выпалила я, и он знал, что я говорю о пустыне, в песках которой я так боялась его потерять.

— Нет, — ответил он. — Никогда.

* * *

На следующее утро, перед рассветом, я натягивала джинсы, ежась от результата усердной работы кондиционера. Волосы еще не просохли после душа. Я не собиралась наряжаться на встречу с Марчетти. Взглянув на свое бледное отражение в большом зеркале на двери ванной, я пожалела, что позволила Хадсону уговорить меня на пару порций текилы.

А потом склонилась над унитазом и меня стошнило.

Вчера ночью я немного засиделась в «Гугле», отыскивая детали об Энтони Марчетти. Детали эти были достойны плохого голливудского фильма.

Я нашла сайт Хораса Финкеля, коренного жителя Чикаго, сантехника двадцати четырех лет от роду, который заявлял себя «ведущим историческим блоггером десяти главных криминальных лордов Чикаго».

До убийства семьи Беннет Марчетти был первой ракетой, поставлявшей героин в южную часть Чикаго. Блог открыто связывал его с тринадцатью убийствами, но ни одно из них не было доказано полицией (или Хорасом).

Блоггер описывал Марчетти как романтическую фигуру, любителя прогуливаться по Раш-стрит в черном дизайнерском пальто с красным шарфом на шее и двухметровым телохранителем за плечом. Марчетти считал красный шарф своим талисманом, потому что тот был на нем во время неудачного покушения конкурентов. Позже он якобы символично использовал красные шарфы, чтобы душить предателей.

Неважно было, правда это или нет. Важно было то, что Энтони Марчетти был человеком, в случае с которым это могло оказаться правдой.

Я протерла лицо холодной салфеткой и пять минут чистила зубы, избавляясь от привкуса рвоты. Подкрасила свои зеленые (покрасневшие после вчерашнего) глаза, нанесла тональный крем, но скрыть солнечный ожог не вышло.

Я попыталась забыть о том, как мы с Хадсоном танцевали медленный танец на истертом сапогами полу под фальшивое пение Санты, выводившего в караоке «Friends in Low Places» Гарта Брукса. Из бара мы вышли в половине двенадцатого, и, когда я отказалась следовать за ним в отель, где он временно окопался, Хадсон заказал мне большую чашку крепкого черного кофе. И проводил до папиного пикапа, припаркованного на открытой площадке у суда. Он заставил меня выпить половину чашки, прежде чем отпустил за руль. Без поцелуя. Добрый знак, сказала я себе.

Волосы почти высохли, я расчесала их и, как всегда, решила не укладывать. Пнула в сторону кучку вчерашней одежды, беспечно сброшенной на скрипучий деревянный пол, и отправилась к высокому гардеробу в спальне. Два ряда ящиков всегда принадлежали Сэди, третий был мой.

Я открыла нижний и отодвинула в сторону рассыпающуюся ленту выпускника, корону с тремя недостающими камнями и полупустую упаковку тампонов. Коробка из-под сигар пряталась в углу, под стопкой вылинявших от времени «лошадиных» лент за победы. Я спрятала ее туда неделю назад, как только нашла в ящике папиного кабинета. И теперь приподняла крышку, задохнувшись от запаха табака и ощущения потери. Я погладила воспоминания пальцами — наручники, несколько старых фотографий, вылинявший красный платок, часы, папин серебряный значок федерального маршала.