Каждому «гробику» был присвоен номер. Номера соответствовали десяти именам с общей фамилией Адамс и были написаны каллиграфическим старомодным почерком в нижнем углу страницы. Гроб Сьюзи опознавался очень быстро — фигурка была вдвое меньше всех остальных и находилась под углом на краю участка.
Появления могилы под № 426 — могилы Сьюзи — явно не ожидали. Гробокопатели слегка промахнулись с размещением.
Меня грызло разочарование, в основном потому, что я знала: я топчусь по периметру собственной истории. Сьюзи была лишь одной печальной пометкой, ведущей на кладбище в Чикаго, еще одним доказательством существования тайны моей семьи, но и только.
Час спустя я лежала на кушетке, завернувшись в свое старое пушистое покрывало с Кроликом Питером. Я неслась по хайвею без ограничения скорости после пяти миллиграммов «Ксанакса» из папиной бутылочки и порции виски. На сорокадвухдюймовом телевизоре в углу уютно жужжал матч «Рейнджеров» против «Янки».
Я закрыла глаза и представила свою маленькую квартиру на Ранчо Хэло. Пейзаж с таитянским пляжем висел над камином, яркий мексиканский ковер лежал на потертом сосновом полу, фотографии друзей разместились на маленькой кухне, лоскутное одеяло с сердечками сохло на веревке на фоне почти что лунного ландшафта Западного Техаса. Мне придется заказывать перевозку моих вещей обратно домой. И, что хуже того, придется сообщить коллегам и детям на ранчо, что я не вернусь.
Я задремала, а когда снова открыла глаза, в папином кресле сидел кто-то темный и неразличимый.
В руке силуэта виднелась какая-то вещь.
— На пару секунд ты напугала даже меня, — сказал Джек Смит. — Я стучал. И несколько раз звал тебя по имени.
Он указал глазами на бутылочку с лекарством, стоявшую на кофейном столике рядом с пустым бокалом.
— Сколько ты приняла?
— Меньше смертельной дозы. — Я попыталась выбраться из тумана. Как он сюда проник? Объект в его руке казался мне маленькой банкой с кровью.
Джек убрал лекарство подальше от меня, на каминную полку.
— Я сделал отличный соус «Прего». — Он отсалютовал мне банкой. Я заметила, что он сменил повязку. На ярко-синюю. — Как насчет обеда? Я приехал, чтобы вместе с тобой кое-что разобрать.
Для исследований я точно была не в форме.
Но, к своему удивлению, умирала от голода.
— Давай, — сказала я, закрывая глаза.
Джеку, похоже, совсем не требовалась помощь на кухне, да и я была не в состоянии ему помогать. Он отлично справился с приготовлением салата «Цезарь», теплого французского хлеба и довольно неплохого «томленого» соуса с целой горой тертого пармезана. И принес наши тарелки на двух старых подносах с изображениями «Битлз», которые нашел в кладовой.
Мне не хотелось думать о том, где Джек научился такой простой и теплой заботе, потому что я не хотела воспринимать его как живого человека с чувствами и эмоциями. Одномерного Джека-придурка мне было достаточно.
Он намекнул, что не против остаться на ночь, чтобы мы могли взяться за работу с самого раннего утра. В лекарственном тумане это показалось мне вполне логичным. Мы, как цивилизованная разведенная пара, сошлись на том, что он может занять гостевую комнату на первом этаже. Я сказала ему, где лежат простыни. Стелить для него постель было бы слишком душевно, и я не знала, насколько крепко держусь на ногах. Он настоял на том, что на кухне уберет сам, и позже, когда я укуталась в одеяльце с Кроликом Питером и прикрыла веки, продолжая следить за матчем, он написал своему боссу.
Когда Джек устроился смотреть восьмой иннинг провала «Рейнджеров», я заставила себя подняться.
— Расскажи потом, чем закончится, — сказала я ему. — А я спать.
— Я с тобой. Помогу тебе подняться по ступенькам.
Я пожала плечами и направилась к лестнице, закинув угол одеяла на плечо на манер римской тоги. Джек подхватил меня, когда я оступилась за пару ступенек до финиша.
В своей спальне я сбросила с кровати одежду и рухнула на постель, не поправляя простыни и не собираясь никому желать спокойной ночи.
Меня снова затягивало сонное море, и лишь одна мысль успела пробиться на поверхность.
Разве не очевидно, что Энтони Марчетти предупреждал меня о Джеке?
Разве репортер не поехал бы заниматься расследованием с другим репортером? Или не взялся бы за дело сам? Какого черта я позволила себе потерять осторожность?
Джек повозился у окна, проверяя защелку и опуская занавески, а затем целенаправленно двинулся к кровати.
Подался вперед, нависая надо мной.
Я хотела запротестовать, но не могла.
Он крепко ухватил меня за запястье.
Проверил мой пульс.
Последнее, что я помню, это силуэт Джека на фоне светлого квадрата: он прислонился к дверному косяку моей комнаты.
Понятия не имею, сколько он там простоял.
Глава 16
Разлепить веки мне удалось не сразу. А когда наконец удалось, я не сразу смогла понять, что к чему. Лампы не горели, занавески были задернуты, сквозь них пробивался слабый серый свет.
С лестницы доносилась музыка.
Мечтательная. Печальная.
Мама играла.
Я все еще сплю? Вдалеке загрохотал гром, и первые капли дождя постучались в окно.
Я ущипнула себя за руку. Болело добрых пять секунд. Определенно не сплю. Но музыка все еще слышится.
Откуда она вдруг взялась? И куда, внезапно вспомнила я, подевался Джек?
Я резко села. Вчерашняя одежда так и осталась на мне. Слава Богу.
Спотыкаясь, я побрела в коридор.
Шопен.
— Эй? — позвала я, осторожно сползая по лестнице и наблюдая, как большой рояль появляется в поле зрения, выныривает, словно черное сияющее чудовище из воды. Я почти ожидала увидеть маму, сидящую за ним в больничном халате.
Но табурет был пуст и покрыт тонким слоем пыли.
Гостиная тоже была пуста.
А музыка все играла.
Ноктюрн № 19.
Один из трех любимых маминых ноктюрнов.
Сейчас его ноты долетали из-за закрытой двери на кухню.
И буквально физически тянули меня туда против моей воли.
Я затаила дыхание и толкнула дверь.
И определила источник звука, как только босые ноги коснулись холодной плитки пола. Мамино старое радио возле кухонной раковины. А я думала, что оно сломалось.
Четыре быстрых шага — и я выключила его, резко оборачиваясь, чтобы осмотреть комнату, сориентироваться во внезапной тишине и попытаться успокоить сердце. На столе стояла одна из бабушкиных антикварных чашек, на донышке которой остывал кофе. Рядом с ней лежала дешевая брошюра с картами дорог Оклахомы, которой я раньше не видела. К ней крепилась газетная вырезка с историей Дженнифер Куган.
Дверь в прачечную начала медленно открываться.
И внезапно в доме перестало быть тихо.
Комнаты заполнились леденящим душу воплем. Моим.
Вошел Джек.
— Какого черта? — рявкнул он.
— Ты специально меня напугал, — ответила я, пытаясь отдышаться. — Это ты настраивал радио?
Он странно на меня посмотрел, словно жалея.
— Это хорошая станция. Классическая. Из Далласа.
— Мамина любимая, — глухо сказала я.
— Радио было настроено на нее, когда я включил.
Он шагнул ко мне, и я отшатнулась.
— Есть что-нибудь, что тебя успокоит? Кроме бутылки «Ксанакса».
Ага, твой уход к чертовой матери из моего дома.
— «Доктор Пеппер».
Я рухнула в кресло, потому что ноги казались ватными. Милое лицо Дженнифер Куган улыбалось мне с газетного листа, намекая на мою слишком бурную реакцию.
— Я тут воспользовался твоим компьютером. — Джек протянул мне газировку. — Проверил газетные статьи. Мой источник из ФБР прислал информацию о девушке, которую убили в Оклахоме. Ты уже успокоилась, в состоянии слушать дальше?
Я кивнула, борясь с желанием врезать по его заботливому лицу и обдумывая возможность того, что он не просто гонял поисковик в моем компьютере. Большинство репортеров — черт, большинство людей — никогда не расстаются со своими ноутбуками или смартфонами. Я отчаянно попыталась вспомнить, что у меня там есть такого, что я не хотела бы ему показывать.
— Я подумал, что Дженнифер Куган могла оказаться жертвой мафии. — Он указал на газетный заголовок — ТЕЛО ЖЕНЩИНЫ НАЙДЕНО В ЛИТТЛ-РИВЕР. — ФБР вызвали почти сразу, потому что дело было необычным. Два агента из Оклахомы. Оба уже на пенсии. Дженнифер изнасиловали и застрелили в затылок, а затем сбросили сюда. — Он взял карандаш и обвел голубую загогулину Литтл-Ривер на карте. — К ней скотчем прикрепили шестифунтовые банки с кукурузой и готовым сырным соусом для начос, все из ресторана, где она работала. Одна была привязана к ноге, вторая к груди. Но, помимо этого, все в действиях убийц выглядит профессионально.
— Банка сырного соуса для начос, — жалко отозвалась я.
— Банки относятся к деталям, о которых прессе не сообщали. Убийца или убийцы сглупили, если думали, что банки утащат ее тело на дно реки. Мальчишки, отправившись на рыбалку, обнаружили ее через три дня после исчезновения. Тело застряло между скалами в узком заливе. Но дело в том, что девушка была никем. Самой обычной студенткой колледжа, подрабатывающей летом. Ни одного привода в полицию. Консервативная семья. Постоянная участница конкурсов красоты в старшей школе. «Мисс Национальный Тинейджер» в выпускном классе. Почти не путешествовала, не считая конкурсов и колледжа. Довольно мало девушек ее возраста ведут настолько безопасный образ жизни.
Слова о том, что Дженнифер Куган была «никем», многое говорили о Джеке.
— Как ты на самом деле добыл информацию? — спросила я.
Он вылил остывший кофе в раковину, явно игнорируя мой вопрос.
— Связей между делом Куган и делом твоей матери не обнаружено. Нам не стоит слишком рассчитывать на эти статьи. У твоей матери психическое расстройство.
Расстройства не было, когда она укладывала вырезки в ящик, подумала я. И когда это Джек и я превратились в «мы»?