Чем ближе к северу смещался скоростной челнок, тем чаще белизна полей и заснеженных лесов сменялась пятнами ярко-зелёной растительности. Вскоре зелень пошла сплошной полосой, и Таша недоумённо открыла на планшете старательно изученное вчера описание растительного мира планеты. Приятный голос озвучил текст, подтверждая, что вечнозелёных видов растений здесь не имеется: все деревья сбрасывают листья и хвою на полгода, пока планета не приблизится к звезде достаточно близко, чтобы растаяли снега. В разгар лета здесь царит удушающая жара и буйным цветом распускается тропическая флора, но зимой ничего зелёного в природе быть не должно.
– Что это? – спросила Таша и экологи дружно вздохнули:
– Гигантские колонии вирусов, паразитирующих на фототрофных микроорганизмах. Неожиданно возникший симбиоз, в котором вирусы дают микроорганизмам устойчивость к критично низким температурам, а те благодаря этой устойчивости способны вести фотосинтез и размножаться даже в холодное время года. Поскольку все остальные виды растительности эти полгода проводят в «спячке», то...
– Зимой колонии вирусов не имеют конкурентов и усиленно размножаются, захватывая территории, – заключила Таша.
– Первый год мы надеялись, что их выжжет летнее солнце, но рост колоний в жаркое время хоть и замедлился, но не остановился, а главное – колонии не сдали свои позиции, раз и навсегда вытеснив с захваченных зимой мест остальные формы растительности! Каждую зиму ситуация ухудшается, скорость распространения симбионтов поразительная! Мы пробовали уничтожать их химикатами, но по итогу на заражённых землях они восстановились быстрее, чем все другие виды, мигом приспособившись к ядовитым веществам. Травоядные животные мигрируют подальше от несъедобных колоний вирусов, вслед за ними уходят хищники. В этом году зелёная холера подступила к поселениям людей и за первый месяц зимы поглотила гектары пахотных полей.
– Чтобы капусту не погрызли зайцы, рекомендуется выращивать её на открытой, хорошо простреливаемой местности, – задумчиво произнесла Таша. – А чтобы не съели вирусы – на хорошо проспиртованной... Вы пробовали разрушить симбиотическую связь вируса и микроорганизма?
– Да, но ничего не вышло. Вирус сидит внутри живой клетки, разрушить их можно только вместе, но, как уже упоминалось, все методы прямого уничтожения колоний оказались неэффективны. Мы не знаем, что ещё придумать, в каком вообще направлении думать!
– Если мы хотим уничтожить только один вид, то надо плясать от особенностей этого вида, отличающего его от всех других. Ключевое отличие – в способности активно функционировать зимой, от него и надо отталкиваться.
– Это их главное преимущество!
– Надо превратить его в недостаток. «Как» – пока не знаю, подумаю. С вирусологами проблему обсуждали?
– Многократно, – безнадёжно махнул рукой Бассит. – Я сам по базовому образованию вирусолог.
– А с физиками разговаривали?
– У них один разговор: заморозить, сжечь или взорвать вместе со всеми, кто под руку попадётся. – Бассит покосился на комбинезон Таши, и она сухо заметила:
– Иногда у меня складывается впечатление, что меня вытянули из закрытого мира исключительно для того, чтобы сделать связующим звеном между физиками и биологами. Согласитесь, костюм, выбранный для меня Стейзом, куда удобнее, практичнее и надёжнее шубы, но вы все дружно отказались надеть аналогичные. Почему? Исключительно по привычке противостоять физикам по всем фронтам! Вы говорили, здесь ещё белые медведи агрессивными стали?
– Да, начали нападать на полярные станции, – подтвердил эколог из местных. – Медведей слишком мало, чтобы проблема сильно затронула работников станций, это вымирающий вид, их популяция несколько столетий поддерживалась нашими усилиями... – Мужчина запнулся и с трудом продолжил: – Перестрелять всех нетрудно, но... Смотрите, мы как раз пролетаем над одним семейством.
Белая медведица шла по насту ровным галопом, взметая фонтанчики снега. За ней косолапо бежали три медвежонка, стараясь не скатываться с протоптанной матерью тропинки в нетронутый глубокий снег. Услышав шум челнока над головой, медведица остановилась, задрала голову и грозно зарычала, а её малыши юркнули под широкое брюхо родительницы и затаились.
– Никогда раньше они не реагировали рычанием на летательные аппараты и не проявляли склонности к охоте на людей. Если бы они молниеносно размножались, как вирусы, и нападали стаями, как саблезубые коты, то вариант уничтожения популяции действительно был бы единственным возможным, но пока мы хотели бы остановиться на укреплении защиты станций, – горячо попросил Ташу глава местных экологов, будто она уже зарядила тяжёлую артиллерию. Похоже, она таки успела приобрести зловещую репутацию профессионального убийцы Альянса.
– Укрепляйте станции, – слабо улыбнувшись, согласилась Таша. – И сделайте одолжение, выдайте полярникам костюмы Ка-Эс-8951. В них и тепло будет, и зубы хищников ткань не прокусят: модели специально только что модифицировали для устойчивости к колюще-режущим воздействиям клыков и когтей.
Эколог просветлел лицом. Таша посмотрела на далёкие фигурки медведей и от всего сердца пожелала найти для них щадящее решение проблемы. Ведь если из-за их нападения погибнет человек, то с учётом нынешней напряжённой обстановки трепетно сохранявшийся вид будет стёрт с лица планеты и без её подсказок. Слабых и малочисленных перестрелять не трудно, это же не плотоядные водоросли и не вирусы-захватчики.
...
Остаток дня она просидела в биологической лаборатории на заснеженной планете и думала, думала, думала... Когда возможности науки почти беспредельны, можно отпустить фантазию на волю. Водоросли, главная особенность которых – способность переварить и усвоить любые вещества. Колонии вирусов, сидящие в растительных симбионтах и позволяющие им плодиться в зимнее время, когда все остальные растения бессильны защитить себя. Об этих вирусах говорил авгур, когда с усмешкой уверял, что ей не по силам справиться с ними? Медведи, ненавидящие людей как биологический вид, и это далеко не последние проблемы самых разнообразных миров.
Перед сном Таша набрала Стейза.
– Есть новости о поисках Элиса? – спросила она, делая вид, что вышла на видеосвязь ради этого вопроса, и рассматривая мужественное, умное лицо с резкими чертами.
– Пока нет. Смотрители всех открытых миров собирают всю информацию, что хоть как-то касается просветителей и проповедников, научных экспериментов и технических новшеств, но пока ничего интересного, – рассеянно ответил Стейз, сортируя исписанные формулами листы на столе: его рабочий день ещё продолжался. Таша всмотрелась в формулы, ни одного символа в них не узнала и вернулась к размышлениям об Элисе:
– Учёные – люди экстравагантные и трудно предсказуемые. Пожалуй, не стоит рассчитывать, что твой физик поведёт себя как среднестатистический человек, как я. Пусть Оррин попросит сообщать ему обо всех необычных событиях, даже если они никак не связаны с техникой и естествознанием.
– Хорошо, передам.
– Моих похитителей ещё допрашивают?
– Да, но столь же малоуспешно. Кстати, выяснились интересные подробности недавнего прошлого Брилса, руководившего твоим похищением с Ирилана: в последние годы он ни с того, ни с сего очень увлёкся нуль-физикой. И ещё одно: в том туннеле, где умер Элис, пытаясь спасти межгалактическое судно, погиб единственный сын старика-авгура – он был среди членов экипажа. – Таша потрясённо ахнула, и Стейз перевёл разговор: – Ты завтра где?
– Пока здесь же, так что не спеши выбирать мне новый скафандр.
– Как скажешь. Послушай, пожалуйста, запись – ничьи голоса никого тебе не напомнят?
Запись, включённая Стейзом, шла с какого-то собрания. Тему обсуждения понять было так же сложно, как расшифровать иероглифы затерянного на краю вселенной мира, но голос одного молодого человека действительно показался знакомым.
– Прошло много времени, но голос паренька с перьями на руках похож на голос физика, который помогал авгурам, – сказала Таша.
– Я так и думал, – флегматично заметил Стейз и попрощался: – Спокойной ночи и гениальных идей.
– Тебе тоже.
Как же трудно любить наурианца: на расстоянии никак невозможно понять, чувствует ли он что-то к тебе, и если нет – то, возможно, это нормально и необязательно для близких отношений? В конце концов, о его невесте в сети больше ничего не писали, дату свадьбы так и не объявили – можно позволить себе помечтать о заветном, вспоминая последнюю их встречу в туннеле и заботу, проявленную этим утром.
Глава 18. Соответствие должности
Стейз не был склонен к отвлечённому философствованию, и эта врождённая особенность не была откорректирована образованием и общением с людьми: стратега всю жизнь окружали родные, коллеги и друзья, существующие по тем же неписанным правилам, что он сам. Люди, всегда точно знающие, чего они хотят, и главное – почему они этого хотят. Люди, поставившие во главу своего существования дело служения человечеству, и передающие не только свои знания и опыт, но и свои принципы следующим поколениям – своим ученикам. Те принципы, благодаря которым существовало научное братство учёных. Почему он чувствовал себя обязанным следовать им? Он следовал им ради тех, кто учил его самого, потом доверил ему обучать студентов, затем – возглавлять кафедру, университет, научно-исследовательский институт «Пространства и Времени». Ради граждан Альянса, избравших его на ответственный пост Первого Стратега, ради тех, кто служил ему примером и кто помог ему реализоваться в профессии. Ради тех физиков, бесконечные вереницы которых уходили в глубь веков, к собиравшимся на площадях философам, толковавшим о бесконечности универсума.
Есть основы основ, верные для любой профессии. «Изучай ради дела, делай ради добра». «Взаимопомощь – лучшая стратегия, опыт коллег – лучший советчик». «Хочешь возразить – возражай открыто и громко». «Поддерживай команду до конца». Идти против своих тайно, под шумок скрываясь и заметая следы – этого Стейз не мог понять. Философская доктрина вседозволенности, признающая за каждым индивидуумом право на формирование собственной системы ценностей и утверждающая, что мораль, в сущности, понятие относительное, была ему чужда. И смотря на стоящих перед ним двух молодых физиков, он задавался одним-единственным вопросом: почему они так поступили?