– Ты по-прежнему воспринимаешь мои чувства? – созвучно её мыслям прошептал Стейз.
– Да, в этом ничего не меняется, а что? – тоже шёпотом спросила Таша.
– Хорошо. Так ты точно знаешь, что они есть. Вряд ли я смог бы описать их тебе на словах, – крепче прижав её к себе, ответил Стейз.
– Ты мог бы попытаться сделать это, – суховато заметила Таша, считавшая, что молчаливое взаимопонимание прекрасно, но сердечные признания отношений не испортят.
– Лучше я сделаю так, – усмехнулся Стейз, приникая к её губам в горячем поцелуе.
– Отменный отвлекающий манёвр, – выдохнула Таша, когда они наконец-то отстранились друг от друга, – но я всё ещё помню, о чём говорила. Так вот, знаешь, что меня озадачивает больше всего во всех накопившихся проблемах?
– Что?
– То, о чём ты догадался раньше других! Помнишь, что говорил мне раньше? Мутанты эволюционируют целенаправленно: все изменённые виды агрессивны только к человеку и становятся всё более опасными только для него. Саблезубые коты мирно охотятся на мышей и не трогают собак, если те забредают на их территории. Они даже на птиц охотятся лишь развлечения ради, как обычные коты, а помнишь, как яростно нападали на нас? Они атакуют, как убийцы-камикадзе, исключительно людей! С клыкастыми лягушками, белыми медведями и прочими такая же история! Допустим, кто-то действительно управляет изменениями в животных, но каким образом удаётся создавать мутации, провоцирующие зверей на ненормальную злобу в отношении одного-единственного биологического вида?! Никто из ваших учёных не знает ответа на этот вопрос, а я и подавно.
Сейчас наблюдается сходная тенденция и в мутациях растений: прежде всего разрушаются сферы жизнедеятельности людей – сельское хозяйство и водоснабжение. Да, биосинтезаторы никому не дадут помереть с голода, но медики не советуют полностью исключать из рациона натуральные продукты. Не нужно толковать о том, что они ничем не отличаются от воссозданных машиной! Сельское хозяйство и кулинария – важные части общечеловеческой культуры. Кроме того, никому не хочется жить на родных планетах, как на непригодных к обитанию человека астероидах: постоянно нося защитные скафандры, питаясь только искусственной едой и водой, ожидая нападения из-за каждого угла. Нужно срочно отыскать причину беды, а мы не можем нащупать даже тропинку к ней!
– У меня была похожая ситуация с туннелями: я долго искал причину их неустойчивости. Зато теперь бурно развивается новый раздел нуль-физики – всё, что ни делается, к лучшему.
– Ты сейчас этим разделом и занят? – с любопытством всмотрелась Таша в экран большого планшета, придвинув его поближе к себе.
– Да, а ты сегодня почему-то не спешишь нарисовать мне в подарок ещё один мой портрет. Что за документы просматривала?
– Оррин пересылает мне вести из открытых миров. Его люди ещё стараются напасть на след Элиса, а я ломаю голову, что мог бы придумать крупный учёный, оказавшись в неразвитом мире, в чужом теле. Как бы он весточку о себе передал? Смастерил бы радиопередатчик сигнала бедствия?
– Вряд ли, Элис был чистым теоретиком, знатоком структуры нематериальных безмерных пространств и не дружил с техникой. Он был высококлассным математиком, гением абстракций и талантливым нуль-физиком, для него было бы так же трудно сконструировать генератор электромагнитных импульсов, как станцевать балетную партию.
– Математиков проверили, ничего неожиданного не нашли, дифференциалы и ряды в их записях не обнаружены, – огорчённо поведала Таша, бездумно пролистывая страницы бесконечных расчётов на планшете Стейза. – Будучи нуль-физиком, Элис может подпространственный туннель построить?
– Нет, поскольку у него нет связи с энергоблоком, а голыми руками физики туннели не строят. Что ты хочешь отыскать в моей работе? Математическую ошибку? – с ноткой веселья спросили её.
Смутившись, Таша ткнула пальчиком в первый попавшийся символ:
– Это что за иероглиф, похожий на человечка? Зачем придумывать такие сложные обозначения?
– Так сложилось исторически. Вначале придумали символ функции, потом дополнили его обозначением её производной, затем потребовалось как-то указать на инверсию, потом дополнить этим кружочком сверху, означающим, что функцию...
– И в итоге получился человечек, – состроила гримасу Таша. – Боюсь представить, как в итоге выглядят формулы современной нуль-физики!
– Как-то так, – пожал плечами Стейз, открывая на экране страницу учебника. – Что ты застыла статуей? Если хочешь, я всё тебе объясню.
– Погоди, погоди, – забормотала Таша, бросаясь к собственному планшету, судорожно открывая и закрывая файлы, а потом раздражённо махнув рукой и схватившись за лист и карандаш. – Я не профессиональный художник, но зрительная память у меня отличная, мне проще нарисовать картинку по памяти, чем отыскать давно закрытый документ... Сейчас набросаю, погоди... Может, какие-то чёрточки я упустила, но в общем и целом такой рисунок ничего тебе не напоминает?
– Это первое начало теории пустоты, основа основ всей современной нуль-физики, – с удивлением ответил Стейз.
– Да-аааа... избыток ума иногда мешает, – философски заметила Таша. – Помнишь, я говорила тебе, что слишком далеки физики от народа? Что надо нести науку в массы?! У нас смысл формулы Эйнштейна тоже мало кто понимает, но её хотя бы все узнают воочию, не путая с каракулями необразованного дикаря! Не принимая математические символы за домики и человечков! Звони Оррину, мы нашли Элиса. Надо мчаться в тот мир, где кто-то разукрасил высокую скалу «примитивными рисунками», как написано в отчёте! И как я сразу не подумала, что современного физика сможет определить только физик, а?!
...
Они вышли у скошенной вершины скалы, когда в этом мире над ней вовсю палило полуденное солнце. Невысокий юный паренёк в холщовых штанах и драной рубахе старательно выбивал на каменной поверхности последний символ третьей формулы. Символ страшно напоминал ёлку в шляпе, и паренёк кропотливо прорисовывал боковые наклонные веточки, не заметив появления гостей.
– Предлагаю четвёртое начало не писать – пусть аборигены планеты впишут его самостоятельно несколько позже, – меланхолично произнёс Стейз, и паренёк с воплем развернулся, выронив молоток из рук:
– Первый стратег!!! Я знал, что мою огромную надпись на скале в итоге заметят! Вы наверняка не поверите, но я – Элис, нуль-физик, руководитель научно-исследовательского центра планетарной системы Зайтири, галактики Эль-Пирроно. Всё так странно произошло: туннель, воронка, темнота, а потом незнакомый мир и чужое тело... Но у меня есть несколько версий, объясняющих произошедшее!
– У нас тоже. Собирайтесь домой, коллега, если, конечно, не желаете остаться здесь.
– Шутите?! Здесь даже поговорить не с кем и не о чем, кроме как об урожае, скотине и погоде! Я живу среди крестьян и стараюсь научить их умножению, но боюсь, во мне не обнаружилось учительского таланта. К тому же меня считают полоумным лишь из-за того, что я честно называю своё имя и профессию – ужасно непривычно сталкиваться с недоверием к своим словам... – Недоумённо сдвинув брови домиком, паренёк переключился на тему, вызывающую у него куда более горячий интерес, чем странности чужого мира: – Что нового в нуль-физике, стратег?
– Масса всего, Элис, вам понравится. Таша, ты так внимательно изучаешь надписи – заметила что-то необычное?
– Раздумываю, что в пещерах моей родной планеты имеется уйма древней наскальной живописи. Может, моим соотечественникам стоит к ней присмотреться?
Уголки губ Стейза приподнялись в намёке на улыбку:
– Иногда всё обстоит именно так, как выглядит, и рисунки дикарей – это всего лишь рисунки дикарей.
– А вдруг это наследие очень древней и очень умной цивилизации, зашифрованное в формулах высшей физики? Человечек без копья – функция, с копьём – производная функции? – Стейз посмотрел на неё озадаченно, тщетно пытаясь оценить степень её серьёзности, и Таша рассмеялась: – Да шучу я, шучу! Но в каждой шутке, как известно, есть доля истины.
Глава 22. Знакомство с родителями
Страшно сожалея, что в родном мире не удосужилась изучить буддистские практики медитации, помогающие вернуть внутреннюю гармонию и душевное равновесие, Таша тщетно пыталась успокоиться. Увы, напуганное предстоящей встречей, самообладание предательски её поводило. Оставив бесплодные попытки, она встала перед зеркалом и сотворила на лице выражение полнейшей невозмутимости, частенько пригождавшееся в кабинетах начальников при неудобных вопросах типа: «Кто виноват в остановке проекта, как несоответствующего нормам экологической безопасности?!» С этой многократно проверенной маской бесстрастности она вышла к ожидающему её Стейзу.
Наурианец окинул её беглым взглядом и со свойственной ему флегматичной рассудительностью произнёс:
– У тебя нет ни единого повода для переживаний. Мои родители хорошо осведомлены обо всех твоих приключениях и нормально относятся к тому факту, что для меня исключительно важно твоё присутствие в моей жизни.
– А я-то думала, мне удалось спрятать нервозность, – сокрушённо покачала головой Таша. – Наверное, на прежнем лице маска ледяной леди держалась крепче.
– Всех наурианцев с детства обучают распознавать эмоции, помнишь? Моя мать не стала бы сенатором Совета, не владей она в совершенстве искусством чтения по лицам и не знай досконально все виды человеческих чувств, все слабости и сильные стороны эмоциональности. Тебе не удастся скрыть от неё свои переживания, не трать силы понапрасну. Мы всего лишь едем в гости на обед, это не то, из-за чего стоит волноваться.
– Посмотрю, как ты будешь выглядеть перед знакомством с моими родителями, – проворчала Таша.
Над её словами задумались всерьёз. Ожидая в салоне шаттла, когда сидящий в кабине пилота Стейз выведет машину на орбиту планеты, она услышала по громкой связи:
– Пожалуй, меня будет волновать, не сочтут ли они меня слишком бесчувственным.