– Они поверят твоим рисункам, – заверил Хадко, подходя к стене и рассматривая новый, появившийся на ней лист. – Ты никогда не устанешь рисовать своего инопланетянина, да? Всего три пейзажа посёлка, на остальных картинах только он. Эй, почему слёзы заблестели? Что такого я сказал?
– Ничего, просто нервы. Если мне удастся связаться с согражданами Стейза, то его вылечат полностью и ни единого шрама не останется, но я пока не придумала, как дать им знать о нашем спасении. Наша Земля – закрытый мир, здесь нет никого с других планет, и все сигналы гасятся...
– Насчёт шрамов от ожогов и так волноваться нечего: подкожные слои восстанавливаются идеально ровными и гладкими, страшно жаль, что у людей не так, – утешающе сказал Хеймале, прекрасно понимая, что проблема вовсе не в шрамах.
– По поводу людей и не случившихся ожогов: Таша, ты слышала, что некий Пыряев арестован за организацию пожара на базе экологов, в котором ты чуть не сгорела летом? – вспомнил Хадко старые вести. – Толкуют, он подкупил местную шваль, чтоб маленько тебя огоньком пугнуть, но доводить до беды не планировал: все полагали, ты покинула дом со всей группой.
– Интересно... «У каждого своя миссия» – верно было сказано. Если бы не Артём Пыряев, моя жизнь сложилась бы совсем иначе.
– У судьбы извилистые тропки, – согласился старый охотник, и они замолчали, прислушиваясь к натужному дыханию больного.
– В средствах массовой информации не сообщали, что участились взрывы сверхновых? – встряхнулась Таша, не давая себе погрузиться в пучину бездеятельного уныния.
– Нет. Я специально просматриваю вечером репортажи Роскосмос ТВ, и пока ни о чём подобном не говорят.
...
В пустоте нематерии тоже было без перемен. Таша каждый день бегала по туннелям подпространства, давно позабыв про страх перед чёрной, холодной мглой, как забыла страх перед глазами Стейза на фоне безумной боязни потерять его. И сама мгла вела себя более дружелюбно, чем прежде, рождая предположение, что причина нагнетавшегося прежде ужаса заключалась в самой Таше. Если человек в пустоте ощущает страх – мгла агрессивно ощетинивается, как колючий ёжик, а когда испуг проходит – доверчиво раскрывается.
«Страх искажает восприятие – это универсальный закон», – приходила Таша к очевидному выводу.
Ощущение мертвенных взоров со всех сторон больше не вызывало дрожи ужаса, а напротив, побуждало кричать, поворачиваясь и всматриваясь в пульсирующую мглу: «Где вы?! Кто вы?! Есть тут хоть кто-нибудь?!! Отзовитесь!!!»
Как и говорил старик-авгур, пустота реагировала на эмоции: меняла оттенки серого, колыхалась, высвечивала какие-то слоистые структуры, похожие на стелющиеся пласты тумана. Таша пробовала всмотреться в них, замирала на месте и приглядывалась до рези в глазах: между слоями «тумана» проскакивали искорки, их вспышки будто бы сливались в единую согласованную картину, но ей не удавалось уловить её смысл. Если пустота и давала ей какие-то подсказки, Таша была не в состоянии прочитать и понять их. Стейз наверняка назвал бы эти всполохи каким-нибудь многоумным термином и объяснил их причины, он бы наверняка увидел смысл в тех абстракциях, что «рисовала» пустота, но... сейчас Стейз не мог увидеть даже луч света в темноте.
Она мечтала выйти к рифам космических кораллов, вокруг которых всегда были люди – но не могла открыть к ним пути. Она даже попросила шамана – отца Хеймале – ввести её в транс на ритуале призыва духов, но и сказочные духи ненцев не смогли провести её к сияющим цветам космоса: ей открылся лишь тёмный туннель, такой как всегда.
Однажды на неё надвинулись знакомые антрацитовые волны, поблёскивающие металлическим отливом на гребнях. Тёмно-серая мгла вокруг резко потемнела, но на фоне угольно-чёрной ряби всё равно выглядела более светлой. Вот тогда к беспокойной «покойнице» вернулось чувство дикой паники, выбившее её прочь из подпространства: самосохранение сработало в автономном режиме. Но даже страх исчезнуть навсегда не побудил Ташу прекратить попытки дозваться до нуль-физиков далёких миров. Попытки бесплодные и бесконечные.
Без конца Таша вспоминала и все речи Брилса, только теперь видела их совершенно в другом свете. Его поучение, что к самым сильным человеческим чувствам относят вину, любовь и ненависть, она повторяла даже во сне, соотнося эти слова со знанием, что именно на чувства реагирует пустота. Анализ всех событий приводил её к выводу, что Брилс намеренно создавал условия для зарождения всех этих чувств! Стейзу привил вину перед ней, а ей помог увидеть в безэмоциональном наурианце героя-спасителя: похищение с Ирилана было затеяно только для этого. Для всех миров старик-авгур начал играть роль злодея, коварно хранящего в молчании тайны своих преступных замыслов, а Таша прониклась восхищением к своему некроманту и горячим желанием помочь ему справиться со злом в лице авгура.
Так, постепенно, возникло второе чувство в опоре из трёх оснований – её любовь к Стейзу, оставалось раздуть лишь огонь ненависти, и для этой цели Брилс выбрал себя. Он умышленно насмехался над ней и издевательски сообщал о скорой гибели любимого мужчины, с тонким расчётом доводил её ненависть к нему до высшей точки кипения – ведь только так он мог спасти их со Стейзом в последний миг! Направить энергию лютой Ташиной ненависти на их перемещение в реальный мир и вызвать подмогу. Когда Таша спросила у шамана, почему он отправил к ней Хадко на нартах и откуда узнал, где она находится, тот флегматично повторил слова охотника:
– Духи сообщили, что ты вернулась и нуждаешься в помощи. Голос сказал, куда ехать – я туда Хадко и направил.
– Каким был голос? Мужским, женским?
– Обычным он был, бесплотным, как сам дух.
Больше никаких подробностей о разговорчивом «духе» выведать не удалось, и просьбы связаться с ним эффекта не возымели. Шаман упорно твердил, что духи сами решают, когда общаться со смертными, и он не вправе самовольно тревожить их покой. Все горячие убеждения Таши разбивались вдребезги о непробиваемые верования старого шамана.
Самой в шаманки податься? Таша всё чаще останавливалась на этой идее.
Вина, любовь, ненависть. Эмоциональная привязка, за которую можно дёрнуть в оба конца – та самая, что помогла ей вытащить Стейза из раскалённого жерла взорвавшейся звезды. Ненависть, что помогла выскочить из ловушки нематериального мира. Если бы Брилс честно рассказал о своём намерении помочь ей спасти Стейза, эта цепочка не сработала бы: дружеская признательность к товарищу по своей силе тысячекратно уступает яростной ненависти к врагу. Теперь Таша ясно видела все истинные мотивы старика-авгура, который умело, как опытный кукловод, провёл их со Стейзом мимо всех смертельных опасностей и дал шанс на спасение, вынудив ненавидеть его самого. Он действительно от и до рассчитал их поступки и абсолютно верно предугадал развитие их чувств. Гениальный актёр, как по нотам разыгравший срежиссированную им пьесу. Где он сейчас? Почему не пытается связаться с ней через пустоту или земного шамана?! Он пожелал ей успеха, и она всё отчётливей осознавала, что успеха придётся достигать самой, без чьей-либо поддержки со стороны.
Дождутся ли галактики возвращения своего стратега? Или канут в небытиё согласно тревожному предсказанию Брилса: слабое звено рванёт и всё развалит: туннели, звёзды, живые миры. Авгур недаром с самого начала делал ставку на Стейза – похоже, только он способен отыскать это слабое звено и укрепить его.
В центре посёлка ненцев стояло всего пять непропорционально длинных деревянных одноэтажных домиков: медпункт, школа с детским садом, универсальный магазинчик, торгующим всем от хлеба до гвоздей, дом культуры с библиотекой и почтой, и то здание, в котором поселили Ташу. В этом вытянутом доме было четыре небольших квартирки, в которых проживали представители некоренного населения: учительницы, приехавшие на плато Путорана издалека, и директор клуба, числившийся заодно то ли главой администрации, то ли мэром посёлка. Последняя квартира тоже была служебной и выделялась работнику медпункта, но поскольку Хеймале с семьёй предпочитал жить в чуме, то она длительное время пустовала. Помимо муниципального жилья имелось и частное – ещё полтора десятка кособоких деревянных домов. Основная часть населения жила в чумах, разбросанных по равнине, в паре километров от центра поселения.
Отопление во всех зданиях было печное, водопровод тут заменялся колодцем во дворе, оставалось радоваться, что в посёлке есть электричество, поставляемое в дома общим генератором. Звонко раскалывая поленья, Таша раз за разом, как драгоценные жемчужины, перебирала в памяти хитросплетённые изречения Брилса, произносившиеся им с явным расчётом на будущее: будущее, в котором она перестанет видеть в нём врага, но его уже не будет рядом.
«Вред или польза любого действия должны оцениваться по совокупности всех обстоятельств», – говорил авгур, и теперь она прекрасно понимала подоплёку этих слов. Не возникни эмоциональная связь между ней и Стейзом, она не смогла бы выдернуть его из пятого круга звёздного ада, а не возненавидь она авгура – они погибли бы в туннеле. Все действия Брилса были направлены на реализацию спасительного варианта возможного будущего, а то, что ей не нравились его методы – так это мелочь.
«Как ты уже поняла, сила Первого стратега в приверженности логике. Теперь ты должна понять, что его слабость – в ней же». Как расшифровать это послание? Он несколько раз произносил его, специально акцентировался на нём! Решение накопившихся проблем лежит вне поля логических рассуждений? А где тогда?
«Колонии вирусов вернутся. Более того, будут учтены прежние ошибки. Кем учтены? Это правильный вопрос». Из рассуждений Брилса выходит, что все катастрофы Альянса связаны между собой? Схлопывание туннелей, взрывы стабильных звёзд, появление мутантов – звенья одной цепи? Очень разные звенья, но их радикальные отличия – лишь видимость, а основание одно и то же? И раз уж под давлением очевидных фактов пришлось снять Брилса с пьедестала главного злодея, то где прячется настоящий злодей? Есть ли он вообще???