Лишившись зрения и слуха, Стейз много дней жил одними ощущениями и эмоциями. Из-за обострившейся чувствительности его кожи каждое нежное прикосновение Таши было подобно язычку пламени, разящему в самое сердце. Её тонкий аромат сбивал с ног и путал все мысли, кроме одной: он до безумия желает эту женщину в своих объятьях. Знание, что она полностью разделяет его страсть, окончательно выбивало почву из-под ног, уничтожая самый последний, мизерный шанс удержать в узде неуправляемую стихию. Стейз точно знал, как правильно выстраивать личные отношения: когда дарить цветы и конфеты, когда звать на свидание, когда знакомить с родителями, когда уехать на берег тёплого моря, в уединённый домик с ложем, усыпанном лепестками роз. Сейчас не было ни роз, ни моря, ни малейшей уверенности в будущем, даже в том, что он не останется навсегда слепым инвалидом, живущем в глухом уголке вселенной, но всё это не имело значения. Было только здесь и сейчас, в этом маленьком домике посреди ледяных снегов, с узкой скрипучей кроватью и завывающим за окном ветром. И сумасшедшим наслаждением, не имеющим ничего общего с приятным чувством физического удовлетворения, знакомым Стейзу из опыта прошлых отношений. Ничто из его прошлого опыта и близко не походило на чудо, происходящее с ним сейчас.
Потом Таша лежала у его груди, вычерчивая пальчиком беспорядочные узоры на её свободных от бинтов участках. Трепетное чувство счастья переливалось между ними, ощущаемое как общая неразрывная связь. В это счастье вплелась ниточка Ташиной печали, и глаз Стейза коснулись её горячие губы.
– Я обрёл больше, чем потерял, – хрипло признался он.
...
Таша быстро сообразила, что единственный способ хоть ненадолго удержать Стейза на постельном режиме – это взяться рисовать его портрет. Ей удалось ловко провернуть объяснение разумности и полезности такого занятия, не обращаясь к постулату «Больной должен лежать в кровати!». Дав Стейзу ощупать лист и карандаш и таким образом растолковав, чем намерена заняться, она уложила его на подушки и в ответ на несогласие настроилась на максимально яркое чувство меркантильности. В настройке ей очень помогло воспоминание о долгих мучениях с ипотекой на родительскую квартиру: медленно-медленно уменьшающаяся сумма основного долга кого угодно побудит мечтать о миллионах. Стейз попытался отвертеться от работы натурщика, советуя взяться за пейзажи, но Таша сделала вид, что решительно не понимает его сбивчивого шёпота, действительно маловнятного из-за полной глухоты. Она добилась, что он хоть три часа в день давал отдых своему выздоравливающему телу, а у неё росла стопка его портретов, поскольку грянувшие лютые морозы и темнота полярной ночи пресекли тоненький поток туристов на плато. Стейз взялся колоть дрова соседкам – одиноким школьным учительницам – и тоже внёс лепту в обеспечение их материального благосостояния. Хеймале снял с него последние бинты и признал, что пациент скорее здоров, чем болен, если не считать так и не вернувшихся слуха и зрения.
Дни протекали в череде забот, ночи – в угаре жаркой страсти, под горячечный мужской шёпот: «Звезда моя!». Таша больше молчала, поцелуями и ласками выражая те чувства, признания в которых её любимый не мог услышать. К счастью, он мог эти чувства ощутить: их сверхъестественная эмоциональная связь крепла день ото дня.
Таша со дня на день ждала приезда родителей, но аэропорт Норильска четвёртые сутки подряд не принимал никакие рейсы по причине неблагоприятных погодных условий, да и вертолёты, доставлявшие туристов в посёлок, не вылетали в штормовой ветер, в последнее время хозяйничавший на плато. По просьбе Стейза оставшиеся в поселке жители снесли в их квартирку все старые радиоприёмники, ломаные антенны, мотки проводов и прочий хлам, а учительница физики отдала все списанные приборы, хранившиеся в школьной лаборатории по принципу «вдруг пригодится». Попутно к ним заносились и те вещи, которые практичные ненцы не спешили скинуть в утиль, а выкладывали перед Стейзом со словами: «Починить бы... мы заплатим, за ценой не постоим!» Наурианец, сконструировавший личный космический корабль, от починки плоек, настольных ламп и механических часов с кукушкой не отказывался. Окутавшись десятками голубых нитей-щупалец и частенько замирая, задумчиво склонив голову и осторожно касаясь детали, вызывающей сомнение, Стейз выглядел слепым божеством технических устройств. Таше иногда казалось, он каким-то звериным чутьём определяет назначение и строение примитивных приборов, попавших в его руки.
Да, утюг – не галактический энергоблок, известнейший физик Альянса и вслепую такое нехитрое приспособление собирал и разбирал. С помощью клыков он не только провода перекусывал, но и заклёпки зажимал, и металлы на прочность проверял. Ташу он периодически просил сообщать, из какого материала сделано то-то и то-то, и тогда она вычерчивала пальчиком буквы на ладони Стейза, формируя слова ответа, и кивала, если он верно узнавал их. С каждым днём речь стратега становилась всё более отчётливой и громкой – он учился контролировать голос, не полагаясь на слух.
Отныне по вечерам, пока Таша хлопотала у плиты, Стейз что-то мудрил за столом, ремонтируя испорченные приборы и вслепую собирая излучатель радиосигнала, способного пробиться сквозь препоны, выставленные высокоразвитыми цивилизациями. Первое время Таша вздрагивала и подпрыгивала, когда у неё за спиной что-то искрило и бахало, потом привыкла. Надежда дозваться до сограждан не покидала стратега, но Таша уже признала для себя, что лично она готова жить и на Земле. Ни она, ни Стейз без работы и здесь не останутся, особенно если перестанут ждать чуда и уедут с плато Путорана в родной город Таши. Намерение наладить жизнь на Земле существенно окрепло после разговора о задумках Стейза по созданию излучателя.
– Мне необходимы детали, которые невозможно собрать из того, что нашлось, – констатировал стратег, перебрав каждый винтик в многочисленных коробках. – Я могу изготовить их самостоятельно, но для этого мне нужны...
Далее универсальный переводчик Таши переводил только союзы, предлоги и смысловые приставки наподобие «квази», «псевдо», «анти» и тому подобного. Она с улыбкой коснулась мужских губ, останавливая поток слов, прижалась щекой к ладони Стейза и отрицательно покачала головой. Стратег задумался, спросил:
– У вас добываются все изначальные природные элементы? – Кивок, и он продолжил: – А искусственные радиоактивные изотопы синтезируются? Далеко отсюда?
Смех Таши искорками пронёсся по их эмоциональной связи, вынудив брови стратега недоумённо приподняться. Обитателю миролюбивого содружества планет не пришло в голову, что проблема закупки радиоактивных изотопов может крыться не в отсутствии их производителей и даже не в цене. С его точки зрения, явиться в лабораторию физиков-ядерщиков и попросить кило плутония для опытов было вполне нормальным действием. Таша в лицах представила себе картину, как она пробивается на закрытый охраняемый объект с криком: «Ну не жадничайте, хоть обогащённого урана в пакетик насыпьте, очень надо!» – и громче зашлась смехом. Развернув растерянного Стейза спиной к себе и подняв его футболку, она начертила пальчиком на обнажённой мужской спине:
«Не дадут!»
По эмоциональной связи до неё долетело мрачное раздражение: стратег понял причины её смеха и вспомнил, что находится в мире, в котором открытия физиков не всегда и не всеми используются на благо человечества. Он развернулся, нежно обхватил ладонью подбородок Таши и произнес нечто совсем уж несусветное:
– Тогда вытащи мой чип из головы. Его основа – генератор импульсов.
– С ума сошёл?! Я тебе не нейрохирург, способный безопасно произвести такое извлечение! – закричала Таша, от потрясения забыв, что её не слышат. Опомнилась и яростно затрясла головой.
В тот вечер они впервые поссорились. Если бы не страх повредить драгоценную запчасть для излучателя и не горькие слёзы Таши, Стейз бы сам попробовал его демонтировать.
«Вытащи мой», – с силой нажимая ноготком, написала она на спине упрямого стратега и почувствовала взрыв негодования и отказа в эмоциях мужчины.
– Вот и я не хочу тебя потерять, – прошептала она, прижимаясь к горячей спине и покрывая её лихорадочными поцелуями. – Придумай что-нибудь другое.
Стейзу не составило труда догадаться, какие слова произносят касающиеся его спины губы. Он слишком ярко ощущал эмоции Таши, чтобы ошибиться. Крепко обняв её, Стейз прошептал:
– Система блокираторов сигналов создана на совесть, с примитивным оборудованием её не взломаешь и не обойдёшь. Одной силой мысли тем более не пробьёшь. Мне нужен чип – чип Альянса, который тоже разработан с большим запасом возможностей.
Вздохнув, Таша крепче сжала руки вокруг его талии.
– Хорошо, я поговорю с Хеймале: возможно, у него есть верный друг среди нейрохирургов, – ответила она и написала: «Найду врача».
Глава 29. Тёмная сторона закрытого мира
Таша вынырнула из сна, когда разомкнулись обнимающие её руки Стейза. Стратег осторожно встал с кровати, чтобы растопить угасшую печь, а Таша, ощущая себя избалованной принцессой, поглубже зарылась в тёплые одеяла и задремала: она поднималась часом позже, когда дом прогревался до комфортных двадцати градусов вместо утренних пятнадцати. В первые дни после того, как Стейз счёл себя здоровым, она пыталась вставать вместе с ним. Однако её непреклонно отправляли обратно в постель, и Таша смирилась с тем, что любимый мужчина выражает таким образом свою заботу о ней. Его более совершенному телу требовалось меньше часов сна, оно было более приспособлено к низким температурам и физическим нагрузкам, поэтому печь, дрова, воду и завтраки Стейз взял на себя, игнорируя все возражения. Таше порой думалось, что если к наурианцу вернётся слух, он скроет от неё эту новость, чтобы продолжать и дальше «не слышать» её протесты.
Сквозь сон до неё долетало звяканье печной заслонки, плеск льющейся в чайник воды, чьи-то громкие голоса на улице. Повернувшись с боку на бок, Таша зевнула и удивилась непривычному шуму под окнами: среди ненцев бытовало поверье, что нельзя резко будить спящего человека. Ненцы верили, что душа во время сна блуждает по Земле и другим мирам, а если человека выдернуть из снов