Члены бюро задвигались, оживились, заговорили. Большинство торопилось к дверям.
— Здрасьте, Марк Андреевич, — поклонился Торину Карагулькин, выбираясь из зала заседаний в общий коридор.
— Здрасьте, здрасьте, Михаил Александрович, — обрадовался ему Торин. — Ты у нас совсем перестал жить, по столицам разгуливаешь?
— На днях прилетел, — согласился Карагулькин. — Нелегка шапка Мономаха.
— Как в Москве-то?
— И не спрашивайте. Им не до наших проблем.
— Забегай. Посекретничаем.
— Спасибо, Марк Андреевич. Обязательно.
Карагулькин распрощался и зашагал к себе, но у дверей кабинета наткнулся на мрачного Вольдушева:
— Зайду на минутку?
— Может, к вечеру?
— Кто знает, что с нами вечером будет? — Вольдушев ввалился в кабинет, не дождавшись согласия.
— Оленька! Нам кофе! — скомандовал Карагулькин.
Вольдушев ослабил галстук на шее, плюхнулся на диван:
— Открой окно! Едва высидел. Слушай, как тебе этот концерт? Кому он нужен?
— А ты не понял? Это же репетиция перед предстоящим побоищем. — Карагулькин скинул пиджак и уселся на подоконнике. — Я же тебе вчера все уши прожужжал насчёт рыбных проблем! Забыл?..
— Я после вчерашнего чуть не сдох. Переборщили мы.
— Коньяк? — Карагулькин соскочил с подоконника, сунулся в холодильник.
— Лучше водки.
— Ну, смотри. Я — коньяк.
Они успели выпить, прежде чем секретарша внесла кофе.
— Чем вчера кончилось? Ничего не помню, — как только она вышла, продолжил Вольдушев. — Попали мы в баню-то?
— Попасть-то попали. Только лоханулись.
— Выражайся ясней. — Вольдушев ещё разлил себе водки, приятелю коньяка.
— Повариху-то Рудольф так нам и не прислал.
— Да?.. — выпил свою рюмку Вольдушев и полез за сигаретами. — А зачем она нам? Я вообще против баб. Я же тебе говорил.
— Говорил, говорил! — возмутился Карагулькин. — Ты себя не помнишь! Накачался и спал.
— В бане?
— В бане!
— Вот чёрт! Сорвался.
— Спрятал её Рудольф!
— Как спрятал?
— Так. Лапшу на уши мне развесил. Я за ней послал. А он мне — она, мол, больная. Месячные у неё. Врал, сука!
— Да брось ты.
— Нет, я ему этого не прощу…
— Ладно. Успокойся. Давай ещё по одной накатим, и я побегу.
— Слушай, а ты ведь мне так и не сказал, что перетереть со мной хотел!
— Я?..
— Из-за чего мы к Рудольфу-то поехали расслабляться? Ты мне что-то про генерала поведать собирался?
— Стоп! Конечно. Я и не забыл ничего.
— Вот и рассказывай.
Вольдушев с сомнением оглядел кабинет, но махнул рукой, глянул внушительно на столик. Карагулькин, понимая, плеснул в стопки.
— Плохи дела у Максинова, — грустно начал зав.
— Ну, дружище, это не новость. Ты что же, только об этом узнал? — разочарованно рассмеялся Карагулькин. — Борона давно к нему охладел. С гибели брата началось. Помнишь, гонки на машинах они устроили и чем всё кончилось? Брат в могиле оказался.
— Нет. Я про другое, — остановил приятеля Вольдушев.
— Что ещё?
— Москвичи людей к нему направили с проверкой. Как тебе лучше объяснить?.. — заёрзал на диване Вольдушев.
— Сколько этих проверок мы пережили, — отмахнулся Карагулькин.
— Да нет, дорогой, — посуровел лицом Вольдушев. — Это необычная проверка. Об этих проверяющих людях никто ничего не знает. Они из особой службы Андропова.
— Продолжение операции «Океан»?
— Вот-вот! Чекисты взялись с Генеральной прокуратурой.
Карагулькин вскочил на ноги, забегал по кабинету:
— Что им не хватает? Арестовали нашего Задурунова! Мало? Какой мужик был! Крепкий! Какую силу имел!..
— Тише ты, тише.
— Да что ты меня успокаиваешь! Я у себя в кабинете. Министра рыбной промышленности страны уволили, дело против него возбудили! Такая команда умнейших ребят! Один заместитель министра, знаменитый Рытов чего стоил! Не зря ребята между собой его Боцманом прозвали. Умел за собой повести и курс верный держал. Светлые головы! Рыбная промышленность страны на них держалась! Я их всех, как тебя знал. Чем они хуже других? Что они сделали, чтобы их по тюрьмам прятать? Икру если, так у нас каждого тогда сажать надо!..
Карагулькин, конечно, знал, что под руководством заместителя Генерального прокурора СССР Владислава Найдёнова расследовалось не только «рыбное дело» — «Океан», но и другие громкие дела, перепугавшие высший партийный эшелон страны. Нити тянулись не только к первому секретарю Краснодарского крайкома партии Медунову или министру рыбной промышленности Ишкову, но и к более ответственным государственным и партийным лицам. Но зная это, Карагулькин откровенно валял дурака перед приятелем.
— Да уймись ты! — одёрнул его Вольдушев. — Разорался. Думай, что говоришь, — Вольдушев затянулся второй сигаретой.
— Вот и говорю, потому что думаю, — отвернулся к окну Карагулькин и стиснул зубы: чего он действительно разбушевался?
Разве мог он открыть этому туповатому или придуривающемуся бедолаге всё, что происходит с ним в последнее время? Не приятель виноват в его внезапной нервной вспышке, не вчерашняя пьянка и даже не обидная осечка с поварихой. Ни Вольдушев, заведующий административным отделом, ни тем более кто другой в обкоме партии не знал и не ведал, что участившиеся его командировки в столицу не были случайными. Не по своей воле колесил он то и дело в Москву на служебном автомобиле, ездил поездом, летал самолётом, возя «приветы», сувениры и пакеты с коробками. Посылал его в дальние края к друзьям и к прочим важным государственным людям сам первый секретарь обкома! Ничего особенного для Карагулькина в этом поручении не было, не впервой такие вопросы решать, если бы… Слишком щекотливыми и нервными становились поездки и визиты. Из кожи выскакивать надо было, в ноги стелиться, попросту говоря, задницы лизать. Отвык он от этого. Ладно бы, ради себя! Гасить ему поручено было огонь разбушевавшегося костра, запалённого в столице и стремительно приближающегося к берегам Каспия. Назначенный председателем Комитета государственной безопасности Юрий Андропов умело завладел браздами правления в таинственном и пугающем учреждении, разобрался в тонких хитросплетениях взаимоотношений партии и силовых структур и, не цацкаясь со Щёлоковым, обрушился на издававшие дурные запахи нравственного разложения сотрудников Министерства внутренних дел. Не остались без его живого внимания и другие гниющие кумовством, хищничеством и мздоимством системы торговли и рыбного хозяйства. Операция «Океан» была лишь одним из дел, по которому к уголовной ответственности арестовывались и предавались судам десятки чиновников высшего эшелона, не считая сотни мелкой и средней руки авантюристов. Вместе с ними летели головы партийных лидеров на местах, опекавших жульё, и погоны милицейских чиновников, крышевавших шайки воров и бандитов. Как поговаривали, посмеиваясь, воры в законе, отсиживаясь на зоне, Андропов устроил большой шмон среди своих.
Угнетало Карагулькина и пугало то, что предпринимаемые им меры никакого результата не давали. Старые его связи были порушены: мудрые, обросшие корнями «отцы», блистая орденами и звёздами на погонах, были отправлены на «заслуженный» отдых. Андропов набрал молодых бойцов. А новые рвались в бой… За своими наградами… Им грязные посулы были чужды.
— Ты что, Михаил Александрович? — обеспокоенно дёргал за рукав замкнувшегося приятеля Вольдушев. — Что замолчал-то?
— Если Андропов за это взялся, тут пешками игра не завершится, — мрачно уселся напротив друга Карагулькин, перестав вышагивать. — Тут жертвы потребуются покруче.
— Думаешь, под генерала копают?
— Генерал тоже мелочь, — сплюнул секретарь, забывшись, где находится.
— Кто же им нужен? — замер в недоумении Вольдушев.
— А ты помаракуй бестолковкой. Раскинь мозги проницательные. Ты же у нас, как Мюллер у фашистов.
— Шутки у тебя! Совсем крыша поехала?
— А ты думай! — заорал на приятеля Карагулькин. — Я что вам всем? Мессинг или гадалка Земфира?
— Под Борону копают?.. — выдавил неуверенно Вольдушев.
— Скорее всего. И он, я полагаю, начал догадываться. Двадцать лет областью правит, наворочал навозную кучу!
Последние слова укололи Вольдушева.
— Ты поэтому в столицу гонял? — после длительного молчания пришёл в себя Вольдушев.
— Так я тебе и сказал, — криво усмехнулся Карагулькин. — Я, Лёвушка, официально будет тебе сказано, свои дела решал. Слышал о проблеме сохранения биоресурсов на Каспии? Нет задачи главнее этой.
— Хватит дурить. Не на колхозном собрании.
— А что спрашиваешь? Задружился ты с генералом, Лёвушка, на свою голову. Забылся? Пренебрёг советом мудрых. А они, помнишь, о чём долбили? Не приближай к сердцу никого, тяжким будет разочарование. Ну да ладно. Дам я тебе совет бесплатный, так и быть.
Вольдушев без энтузиазма взирал на приятеля.
— Ты генерала спасать собираешься? Смотри, все твои потуги тяжким бременем обернутся. Вытащить его можно, если другого утопить.
— Что?
— Другого, говорю, но чтобы рангом не ниже. А так как генерал у нас один, значит, топить следует тех, кто к нему ближе, но уже нескольких… Для равновесия. Не понял?
— Да, но…
— Если Андропову подбросить мелочь, он не только не клюнет, но враз почует гниль. С председателем этой конторы шутки плохи, промахи исключены, наивные подставы он раскусит тотчас. Тогда кончится ещё хуже. Посмотреть надо, обмозговать, кого из максиновских хряков на закланье отдавать. Откормил он их. Любого его заместителя можно. Не ошибёшься. Зажрались. Да что я их живописую? На твоих глазах росли.
— Что ты говоришь, Михаил? Что мелешь? Язык без костей! — замахал руками Вольдушев.
— Да ладно уж, — снизошёл Карагулькин, — мы же вдвоём. По-свойски. Ты не читал писем от народа? У Каряжина накопились в партийной комиссии… Пачками складывает. Взятки в милиции берут, рыбаков обирают. Икру, краснуху к каждому дню рождения начальству везут. А когда генерал в Москву едет, в вагоны грузят!