Сержант райотдела, куда смог дозвониться Готляр по поручению Колосухина, добрался до нас в деревеньку уже во второй половине дня и передал мне указания сразу после завершения эксперимента выехать к Жмуркову. Чем это вызвано, что случилось, сержанту не сказали. Как ни пытался Бабинец сам дозвониться до Колосухина или Готляра, ничего, кроме телефонного треска, извлечь из аппарата ему не удалось. Одно я усвоил твёрдо: кровь из носу, а утром я должен быть в прокуратуре у Жмуркова, дозвониться оттуда до Колосухина и получить от него задание. Жмурков о моём визите в курсе. И второе: поручение имело отношение к тем закавыкам, которые разгадывали мы с майором Квашниным и которые немного раньше поставил передо мной мой верный друг Илья Дынин. Касались они того самого таинственного острова, полуночных танцующих огней и двух мрачных могил, в которых никогда не водилось покойников…
— Дремлешь, дружище! — окликнул меня Илья, слегка коснувшись локтя. — Дед тост произнёс по случаю твоего приезда, а ты спать собрался.
— Добирался до вас с приключениями, — оправдывался я, — вот и расслабился. Задержался у Бабинца. Он свою машину выделил, а она сломалась на полдороге. Пришлось голосовать — и на перекладных.
— Это что же за транспорт такой в прокуратуре, что ломается? — завозмущался Моисей Моисеевич.
— Машина, она железная, это нам всё нипочём! — хлопнул меня дружески по плечу Илья.
— Горе одно, а не машина, — не поддержал я оптимизма приятеля. — Обещают Бабинцу новую дать, да никак не дождётся: то одно, то другое. А новые, если и поступают, то по одной в год.
— Помнишь, Данила, как на пролётках гоняли за трупами? — проникся Илья ностальгией. — Запряжёшь, бывало, жеребчика и пошёл!..
— Про жеребчика запамятовал, мой друг, — улыбнулся я приятелю. — А вот как ты на чёрном лимузине Бобра разъезжал, не забыть. Олень-то жив, который на капоте красовался?
— Были времена… — заулыбался довольный зав по лечебной части. — Иногда вспомнится — и голова кругом идёт!
— Он и сейчас гоняет, — подмигнул мне Моисей Моисеевич. — Двух лошадёнок держит при больнице, сено заготавливает и по селам на них променады устраивает. Народ тешит. Не боится шалопай, что начальство прознает?
— А чего бояться? — усмехнулся Илья. — В колхозах я кормов не беру. Кони, дед, а не лошади, не на меня работают, а на больницу, где и числятся в соответствующем реестре зарегистрированными. Мирон Венедиктович сам их на довольствие поставил. И в райисполкоме знают. А что касается потехи, то уж лучше я спокойненько по травке зелёной прокачусь, нежели на колдобинах наших дорог.
— Жив, курилка? — спросил я, услышав знакомое имя.
— Брякин-то? — разлил по второй рюмке Илья. — А что с ним станется? Мы с ним полностью завершили капитальный ремонт больницы. Пристрой новый под два отделения стационарных больных отгрохали. Так что он у нас теперь в передовиках. К Брякину больные из других районов просятся полежать, так сказать, в хоромах!
— Это что же, Борданов позаботился? — удивился я. — Про анатомичку-то не забыли?
И мне вспомнились давнишний визит Югорова в эти края, планёрка у Боброва, спасительная речь начальника бюро судебно-медицинских экспертиз…
— Как забыть! — поднялся с рюмкой в руках и торжеством в глазах Дынин. — Прекрасным переменам в больнице мы обязаны Владимиру Константиновичу Югорову. Лично контролировал работы, в области всех достал с выделением денег и стройматериалов. А разве его это дело? Вообще, друзья!..
Дынин замер в апогее чувств, переполнявших его чувственную натуру:
— Вот человек так человек!.. На открытии больницы после ремонта у нас был… Я ему всем обязан! Помнишь, Данила?
— Ничего не забыл, — поднялся и я на ноги. — Прекрасный мужик! За Югорова грех не выпить! И ещё, давайте выпьем за всех, кто здесь начинал, разбивал носы и верил в лучшее!
Поднялся и Моисей Моисеевич с рюмкой в дрожащей в руке. Сюда бы сейчас Аркадия да Петруху Квашнина, чуть не вырвалось у меня. Но Моисей Моисеевич меня опередил:
— Несносные вы мальчишки, — начал он, лукаво прищурясь, — а про наших милейших Евгению, Валюшку, Анастасию вы посмели забыть?.. Как мы танцевали тогда в этом доме! Валюша закружила меня тогда, заворожила!.. Как они пели с Аркашей!..
— Очередь ещё не доехала, — выпив, оправдывались мы с Ильей. — За женщин дежурный тост третий!
— Хорошо у своих, в тепле дружеских объятий… — начал я, хмелея.
— В паутине забытых переживаний, в зеркале прошлого очарования, — ткнул меня в бок Илья. — Со Жмурковым у ёлки новогодней не попляшешь.
— Не тот?
— Не тот, — в тон балагурил Илья.
— Не Бобёр?
— Не Маркел Тарасович.
— А что так?
— Важен. Не поклонится.
— Современный стиль руководства. А с первым секретарём райкома как?
— И здесь новый прокурор на уровне. Игралиева опережает на дистанциях к райкому.
— Кстати, как Игралиев?
— А ты не знаешь?
— Да я двое суток практически без информации. Как к Бабинцу уехал, так словно в бочке.
— Уволили Игралиева. Сдал дела Саше Маткову.
— Что натворил?
— Не знаю. Врать не стану, — Дынин подкладывал мне закуску. — Ты ешь, чувствую, от моих новостей всё равно спать не придётся…
Но спать мне не пришлось по другой причине. Раздался резкий неприятный звонок в дверь, удививший нас. Илья взглянул на часы. Второй час ночи! Засиделись мы.
— Однако кого там принесло? — он открыл дверь и остолбенел. — Вот те на! А мы тебя только что вспоминали.
На пороге стоял капитан милиции Матков, по форме и при оружии.
— Здравия желаю! — радостно рявкнул он. — Извините, если…
— Не разбудил, не разбудил, — пожал я ему руку, — как раз кстати.
— Проходите к столу, милейший, — присоединился и Моисей Моисеевич.
— Никак нет. Благодарствую, — смущаясь, извинился Матков, — Данила Павлович, я за вами.
— Что случилось?
— На минутку, — поманил на улицу.
— Что за секреты?
— Иди-иди, служивый, — подтолкнул меня Дынин. — Новый начальник милиции зазря по ночам беспокоить не станет.
— Когда же тебя назначить успели? — выйдя на крыльцо, оглядел я Маткова с ног до головы. — Что случилось с Игралиевым?
— Данила Павлович, — отмахнулся капитан, — об этом потом расскажу, другое позарез решить надо!
— Проблемы?
— Пётр Иванович, вы же знаете, мне поручил глаз не спускать с острова, с людей вам известных.
Я кивнул.
— Зашевелились они!
— Наконец-то! — схватил я за руку капитана.
— По рации только что передали мои ребята. — Матков приблизил лицо и прошептал, хотя мы были одни: — К острову шлюпка с неизвестными подошла. Четверо. С грузом.
— Вот так!
— Если мы сейчас выедем, успеем накрыть!
— Вроде путь неблизкий…
— У них ящик громоздкий в виде гроба. Они с того конца острова пристали, откуда до кладбища по чащобе пахать да пахать. Успеем, если поспешить.
Глаза Маткова сверкали азартом охотника, учуявшего добычу.
— Пока они его до места допрут под приглядом моих ребятишек, мы коротким путём загодя там будем и перехватим их.
— Это как же?
— На машине до берега, а там катером в один миг. Я команду уже дал.
Только тут я обратил внимание, что у забора с выключенным движком чуть слышно тарахтел милицейский уазик.
— Поторопитесь, Данила Павлович. Я без вас не решился. Знаю, не простили бы потом. Каждая минута дорога.
Я развернулся на сто восемьдесят градусов, бросив на ходу:
— Жди! Я мигом!
Илья и Моисей Моисеевич едва успевали следить, как я влетел в дом, набросил куртку, заметался в поисках сумки.
— Вот, — протянул её мне Дынин. — Далеко собрался?
Только теперь я вспомнил о нём, Дынин глядел на меня тоскливо, отрешённо и обиженно. А ведь если узнает, куда я намылился, пощады потом не видать, подумалось мне. Он же затевал всю эту катавасию с нечистой силой.
— Набрось на себя что-нибудь! — скомандовал я Илье. — Может, пригодятся твои познания в судебной медицине.
— Уже лечу! — Дынин схватил дождевик, обнял деда и метнулся вслед за мной из дома.
Матков торопливо докуривал с водителем у автомашины.
— А про Илью Артуровича разговора не было, — опешил он. — Данила Павлович, там приятного ничего не ожидается…
— Прыгай на переднее сиденье, Сашок, — прервал я его, — а мы с врачом сзади потрясёмся. По дороге успеем договориться. Врач не помеха, если драка начнётся.
Перечить и спорить со мной Маткову не с руки, да и времени не было, автомобиль взревел от неистового стремления взлететь с места и понёсся, едва касаясь колёсами земли. Но этих его касаний оказалось достаточно, чтобы подкидывать нас с сиденья до верха, словно лёгкие пушинки. С трудом переводить дыхание между толчками мог позволить себе лишь водитель, вцепившийся в баранку, как в спасительную длань. Говорить или думать о чём-то мы не успевали, уберечь бы зубы, голову да рёбра от железных внутренностей автомобиля. Иногда не удавалось. Наткнувшись очередной раз ноющим уже бедром на ручку дверцы, я проникся сочувствием к фишкам в банке, когда их трясёт рука азартного игрока, прежде чем выбросить на глаза любопытных. Но, к всеобщему счастью, не успели мы миновать последние строения райцентра и свернуть на просёлочную дорожку с так называемого асфальта, мучения наши прекратились. Автомобиль заскользил легко и плавно, слегка покачиваясь на поворотах. Я отдышался, глянул назад в окошко, послав проклятье ущербным вехам урбанизации. Теперь за передним стеклом дышала прохладой безмятежная степь, над которой рассыпалось бисером звёздное небо, а сзади парусом поднималась взметённая колёсами пыль. Блаженство разливалось по нашим телам и убаюкивало.
— А Илью Артуровича, Сашок, ты зря браковал, — придя в себя, пожурил я Маткова, восседающего впереди и перекидывающегося фразами с шофёром.
Матков повернулся к нам за разъяснениями.
— Илье первому пожаловались запуганные нечистой силой Халява с Афоней. Квашнин ничего тебе не объяснил?