Тешиев не отвёл взгляда от пронизывающих глаз Игорушкина.
— Есть хотя бы малейшие основания для протеста?
— Нет!
С минуту они молчали, казалось, не дышали оба.
— Не знаю никого из подсудимых, не видел и не бывал в их логове… — Тешиев будто разговаривал сам с собой. — Чем удостоился такой гадости?.. Кому обязан?.. Приходится только догадываться.
— Этого мне достаточно! — оборвал его Игорушкин, черты лица его заострились, глаза метали молнии. — Провокацию затеяли! Сломать процесс пытаются. Не думали мы об этом. Не готовились к такому обороту. Вот и разнюнились оба. А им пальцы в рот не клади. Акулы! И Рудольфом кто-то руководит покрупнее и поумней. Это наш давний тайный враг, о котором мы с тобой, Николай, не думали не гадали. А он ждал случая. Вот и развернулся.
— Что думаете предпринять?
— А тут и думать нечего. Я сейчас звоню Всечасстнову. Пусть включается. Переговорит с Каразановым, и тот отвод отклонит как необоснованный.
— Нет! Никому звонить не надо.
— Это ещё почему?
— Неизвестно, кем санкционирована эта акция? Нет ли у них уже готового решения? Вы правы, следует выяснить: кто стоит за всем этим, только ли один Астахин?
— Времени нет, — мучился Игорушкин. — Многие в подозрениях, но где взять время, чтобы всё распутать? Это ловушка!
— Да мы ничего не знаем, — волновался заместитель. — Можно лишь догадываться, что провокация готовилась заранее. На предварительном следствии Астахин никаких ходатайств не заявлял. Хотя генерал обкому все уши прожужжал о прокурорских работниках, которые якобы на рыбнице у подсудимого бывали. Помните тот разговор?
— Было, — Игорушкин нахмурился, — при заместителе Генерального прокурора Боронин меня укорял.
— А ведь фамилий ни генерал, ни Астахин ни одной не назвали.
— И Течулина проверкой никого не установила.
— Вот! А что за этим последовало?
— Что?
— Дальше, как умерло. И следственным путём никто из наших не выявлен. Да и среди судейских тоже. Сплетня сплетней и осталась. Запущенный кем-то слушок не сработал, и тот, кто его запустил, затаился до времени.
— Учитывать надо, что дело засекречено было.
— От кого?.. От нас с вами?
— Ты скажешь, от нас… Мне генерал постоянно звонил. Кроме того, читал дело Колосухин, он продлял сроки и обвинительное заключение утверждал. Не было там ничего такого.
— Генерал в обком часто бегал. Какие вопросы он там решал?..
— Да брось ты! Чем ты обкому и генералу не угодил, чтобы на тебя такую ахинею нести?
— Кабы семь глаз на макушке да ушей поболее…
— Выбрось из головы. Это грязная затея Астахина и его адвоката. Их рук дело. Последняя надежда Рудольфа. Он, гадёныш, накинул петлю тебе на шею, хочет вывести из игры.
— А какой резон?
— Ты же фигура! Не понимаешь? Заместитель прокурора области! Раз ты в суд идёшь, значит, ниже вышки требовать не станешь. Он тебя выбивает, а другого пошлют, тот вдруг дрогнет?
— Слабы аргументы…
— Кончать надо эту бодягу. Всё ясно. Сейчас же звоню, и проблема снимется. Нас поймут.
— Нет, Николай Петрович, не звоните. Неспокойно у меня на душе.
— Да уж, какое тут спокойствие!
— Может быть, так и было ими задумано? Может, ждут они этого звонка? Запишут на магнитофон?..
— Нас?! Они? Что с тобой, Николай? Веришь сам в то, что говоришь?
— Я?.. А вы мне? — внезапно в упор спросил Тешиев. — Верите?
Вопрос застал Игорушкина врасплох. Он опешил, тупо уставился на подчинённого, вникая в услышанное. Глазки его сделались маленькими и злыми, налились кровью и яростью. Не выдержав, он сорвался на крик:
— Да как ты смеешь, чёрт возьми! Соберись! Похоже, удалась им эта гадость… Задрожал ты! Разнюнился! Всё это заготовлено, чтобы ты вышку главарю не просил. И они этого добились.
— А я и не собирался.
— Как? — остолбенел прокурор. — Ты что задумал?
— Николай Петрович, а вам из обкома не звонили?
— Ну, ты даёшь! Совсем свихнулся…
— Значит, не звонили… Ну а какая по этому гнусному делу может быть исключительная мера наказания, Николай Петрович? Подумайте сами.
— Не понимаю я тебя. Растащил Астахин на миллионы. Народ шумит. В Москве таких раскатывают на полную катушку. К стенке давно ставят. Юрий Владимирович Андропов твёрдую политику держит, пока Леонид Ильич временно отошёл от дел из-за болезни. И правильно делает. Народ его поддерживает. Давно пора. Мы заждались такого жёсткого человека! Да что я тебе глаза открываю?
— Это лозунги, Николай Петрович. Я тоже с ними согласен. Но у нас конкретное дело на рядового вора. Да, он преступник. Да, ему предъявлена статья девяносто третья прим. Она предусматривает в качестве альтернативной и такую меру наказания, как исключительную. Но это предел! А что в этом деле исключительного? Только то, что ходят всевозможные слухи о причастности милиции, прокуратуры и судей? Да… чуть не забыл главного — ещё партийные работнички. Так их во всех конфликтах хватает. Без их длинного носа не обходится ни один скандал. Но никто не называет их имён. Вот в чём интрига!
— Куда гнёшь-то? — не понимал прокурор.
— Я пытаюсь угадать, кому нужна смертная казнь главного подсудимого. Ведь генерал с ним один на один соизволил встретиться…
— Давай без философии. Не мудрствуй. Попроще.
— Вышка Астахину нужна тем, кто замешан в деле. А расстреляем мы его, никто ничего не узнает. Никогда.
— И не расстреляем, не узнают. Гнилая твоя логика. Он не заговорит.
— А почему? Получит, к примеру, свои пятнадцать лет. Посидит. Повкалывает на лесоповале. Хлебнёт лиха после речных раскатов, тёплых баб да чёрной икры и задумается. За кого муку принял?.. Обида сгложет одному лямку тянуть. Он человек умный. Вот и начнёт вспоминать и отписывать.
— Он до зоны не доберётся, ему глотку запечатают те же заинтересованные люди.
— А вот это уже наша с вами задача не допустить такого конца.
— Бред! — схватился за голову прокурор. — Все твои глубокомысленные измышления — инсинуации! Отвод, заявленный этим пакостником, тебя рассудка лишил. Зачем морочить голову, глупые догадки строить? Ты в суд думаешь идти?
— А по-другому мне нельзя. Теперь уже точно. Обязательно надо идти. В любом состоянии, больным или…
— Живым, живым, трагик! — прокурор поискал кнопку под крышкой стола. — Подвезёт тебя Михал Палыч до суда.
— Спасибо, Николай Петрович. Я пешочком пройдусь. Остужу голову…
В областном суде, поднявшись на второй этаж, Тешиев прошёл в приёмную и уже коснулся двери кабинета председателя, как его опередила бойкая секретарь суда:
— Николай Трофимович, вас прокурор области просил позвонить.
— Да мы только что расстались?
— Вот он и просил сразу позвонить, как придёте.
— Ну-ну… — набрал номер телефона Тешиев. — А Всечасстнов у себя?
— Все на месте.
— А Каразанов?
— Вас ждёт.
— Подсудимых привезли?
— Арестантская рано прибыла. На удивление.
— Вот и прекрасно, — Тешиев приложил трубку к уху и услышал:
— Николай, ты?
— Я, Николай Петрович. Вот, добрался. Все на месте. Сейчас начнём.
— Заходил уже к кому-нибудь?
— Не успел. Из приёмной звоню.
— Ты вот что, Николай… — голос в трубке пропал.
— Не слышу, Николай Петрович?
— Ты вот что. Вернулся бы ко мне. Разговор есть.
Тешиев похолодел в тревожном предчувствии недоброй вести.
— Так процесс же?.. Тут всё готово. Арестованные с утра сидят.
— Ничего, — нерешительный голос в трубке набирал силу, совсем окреп. — Много ждали, ещё подождут. Я все вопросы сниму. Давай ко мне!
— Николай Петрович, вы, может быть, всё-таки скажете, что случилось? — набрался смелости заместитель.
— Успокойся. Не дёргайся раньше времени. Придёшь, я тебе расскажу.
— Нет, — тихо, но твёрдо, дрожащим от сдерживаемого волнения голосом, задышал в трубку Тешиев. — Я прошу вас, Николай Петрович, скажите сейчас.
— Ну что с тобой делать? Звонил я. Извини, старина. Говорил со Всечасстновым по поводу отвода.
— Зачем?
— Ну, бес попутал.
— Зачем, Николай Петрович? Не следовало этого делать.
— Не знаю. Может быть, ты и прав. Но я тоже живой человек. Не железный.
— Зря вы…
— Отказал он мне отвод не рассматривать. Упёрся, не может, мол. Раз поступило к Каразанову заявление, обязан рассмотреть. Но намекнул, что его склонил к этому сам Каразанов. Стоит за всем этим кто-то очень большой, так что знай, Николай, туго тебе придётся.
Тешиев до судорог сжал трубку в руке.
— Чего молчишь? Куда делся?
— Я здесь, Николай Петрович.
— На Каразанова кто-то давит, ты понял? Ничего слушать не хочет. Генрих с ним и так и эдак. Тот своё твердит: подсудимый уже передал заявление в суд. Его оказывается, по почте отправили раньше.
— Значит, знали все…
— Выходит. А теперь, если подсудимый подтвердит заявление, он удовлетворит отвод, так как его проверять надо, был ты на рыбнице у Рудольфа, не был…
Тешиев внимательно слушал.
— Ты не пропадай. Что опять смолк?
— Ну что же? Он, наверное, прав. Всё по закону. На его месте я бы поступил также.
— Ты на своём месте усидеть постарайся. Давай, возвращайся, пока не начали. Обмозгуем ситуацию.
— Николай Петрович, я вполне здоров и по этому поводу уже высказался.
— Одна голова хороша, но и с двумя глупее не будешь. Попрошу перенести начало процесса на часок. Сам сейчас Колосухина приглашу, Лейгина. Сядем, оценим позицию. Подходи живей.
— Нет, Николай Петрович. Я сажусь в процесс.
— Ты что задумал? Завалишь всё! Окстись! Это же ловушка! Верный капкан всем нам!
— Я сажусь в процесс, Николай Петрович, и всю ответственность беру на себя!
— Опомнись! Зачем тебе это надо?
— Вы не правы, Николай Петрович. Мне, как никому, как раз это и надо!
И Тешиев твёрдой рукой опустил трубку на аппарат.