удь той засады и нападения бандитов на Рудольфа, неизвестно, как обернулись бы их дела. В чемоданчике, конечно, были большие деньги. Но ни Вика, ни он не попытались открыть его, чтобы убедиться, хотя время и возможность были. После того, как они привели избитого до полусмерти Рудольфа в чувство, тот потребовал перенести его в машину. Валентин и Вика тащили его волоком и кое-как свалили на заднее сиденье. Рудольф оказался крепким мужиком, ни разу не застонал, лишь кусал губы, хотя походил на капризного артиста. От его светлого костюма и белой рубашки ничего не осталось: рвань, грязь и кровь да чемоданчик, который он не отпускал от себя, прижимая к груди. Свалившись на сиденье, первое, что он сделал, приоткрыл его и довольный, тяжко вздохнул. Валентину, проследившему за его действиями, бросились в глаза доллары.
По команде Рудольфа они загрузили в багажник убитого водителя. Мертвец был опрокинут в бензинную вонь на запасное колесо, запчасти и какие-то железки. Рудольф сунул Валентину пачку денег и приказал:
— Довезёшь до дома!
Валентин отрицательно покачал головой:
— Мне удирать надо. Извини, друг.
Тогда тот угрожающе прохрипел:
— Я — Рудольф Астахин. Слыхал про такого?
Валентин отмахнулся:
— Я не здешний.
— Видишь деньги? Здесь много. Дам вдвое, если отвезёшь, куда скажу.
— Нет. Мокрухи много. А мне с ментами встречаться нельзя. Эти мертвяки решётку обеспечат надолго.
— Выручай, брат! Век не забуду! — кривясь от боли, Рудольф попытался поднять голову.
— Я и водить-то как следует не умею… — вяло отказывался Валентин. — Может, Вика…
— Баба твоя?
— Она умеет.
— Зови её, за деньгами дело не станет.
Вика села за руль, Валентин рядом, автомобиль уже было тронулся, но с заднего сиденья донеслось:
— Слушай, брат, тебя как звать-то?
— Валентин.
— Последняя просьба, Валентин… Я ещё накину, не сочти за труд?..
— Что надо?
— Пошарь у них в карманах. Не обижайся, брат. Так надо. Деньги найдёшь, себе бери, а документы или бумажки — мне.
Валентин чертыхнулся, но просьбу выполнил. Вылез из машины, вернулся к месту драки. Ни денег, ни паспортов у бандитов не оказалось. У Мирона болтался на запястье занятный брелок редкой формы, Валентин им и довольствовался, резко оборвав цепочку.
— Вот всё, что имелось приметного, — протянул он брелок Рудольфу.
— Не густо, — буркнул тот, кивнул женщине, и машина помчалась.
— Вы дорогу указывайте, — подала голос Вика, как только они отъехали от гостиницы.
— Правь по главной улице, докатишь до первого светофора, скажу, — ответил Рудольф и, обращаясь к Валентину, спросил: — Значит, не местные, говоришь?
— Так точно.
— Военный, что ли?
— Служил.
— И чего?
— Под сокращение попал.
— А мне почудилось, вы наши. Что у гостиницы ошивались?
— Места ждали. Работу ищем. На сейнер хотели устроиться, в море пойти.
— Какая сейчас рыба? Раньше думать надо было… Но не беда. Что-нибудь придумаем. А в море-то бывал сам?
— Приходилось, на Сахалине служил.
— Жена?
— Не понял?
— Жена за рулём-то? Кстати, как её имя?
— Виктория, — мягко ответила женщина.
— Рудольф. Вот и познакомились. Спасибо, вы с мужем спасли меня. Я долги плачу.
— Не женаты мы, — буркнул Валентин. — Вместе приехали… работу искать.
— Родственники, что ли?.. — не то засмеялся, не то захрипел от боли Рудольф.
— Подруга, — оборвал его Валентин.
— Извиняй, брат, — скривился Рудольф, автомобиль тряхнуло на кочке. — Отбили у меня эти уроды вместе с рёбрами и всё остальное. Особенно, видать, башку. Соображаю плохо. Простите, Викочка.
— Прощаю, — подала та голос.
Валентин промолчал. Через полчаса подъехали к двухэтажному дому, тёмному и тихому.
— Нам на первый этаж, — ткнул рукой Рудольф на металлическую дверь. — Помогайте, братцы, ещё немножко я на вас покатаюсь.
Они перенесли его в однокомнатную квартиру. Жильём здесь не пахло, от мебели несло казённым духом.
— А с ним что делать? — спросил Валентин, имея в виду труп в багажнике.
— Не твоя забота, — глухо ответил Рудольф изменившимся тоном и потянулся к телефону у дивана…
Было за полночь, когда к дому подлетели две легковые машины. Крутоплечие парни заполнили комнату, где приходил в себя их вожак. Валентин и Виктория ретировались на кухню и не высовывались, но каждый новый человек после общения с Рудольфом, заглядывал, будто невзначай на кухню, здоровался и внимательно оглядывал обоих. К утру все разбежались, унесли и Рудольфа. На столе в комнате, где он лежал, осталась солидная пачка денег и обрывок листка с телефонным номером и напутствием хозяина: «Живите здесь. Никуда не высовывайтесь. Сам навещу».
Неделю они жили в ожиданиях. Он появился внезапно. Рано утром, один и на своих ногах. Следы побоев на лице скрывали чёрные очки, аристократический костюм — остальное. Он заметно прихрамывал, как ни пытался скрыть. Вошёл без звонка и стука, своим ключом открыв дверь. Валентин лежал с открытыми глазами, не двигаясь, проснувшись, лишь только началась возня у двери. Рудольф прошёл в комнату, где спала Вика, постоял недолго и заглянул к нему на кухню.
— Чего тут мучаешься? Баба-то рядом! — вместо приветствия зло хмыкнул он.
— Я же тебе всё объяснил, — буркнул Валентин.
— Что? И не трогал ни разу? — изумился тот.
— Я её мужа хорошо знал. Служили вместе. Погиб он. Утонул.
— Чего же за собой её таскаешь?
— Сам не знаю.
— Как так?
— Трясло на Камчатке часто, слышал небось… Вот в одной такой катавасии он и погиб, спасая детей в интернате. Всех, нас, военных, тогда туда бросили… Разбираться стали, что, да как? Я — в отставку, вчистую. — Валентин поднялся, прибрал постель. — Потом поехал к его отцу с матерью всё рассказать. Спрашиваю их, где жена-то? А она с другим давно. С неделю я у стариков пожил. Они ко мне привязались. Я им вроде как за сына погибшего. Сам-то детдомовский, тоже спешить некуда. Но потом одумался, завод у них чахлый, профессии моей нет, а я привык на воде… Выпил, уезжая, стою на вокзале и зло стало. Витька, дружка, вспомнил. Зачем ехал-то? Его нет давно, а я жене — ни слова. Пойду, скажу всё, что о ней думаю… расскажу, как погиб…
— Ну? — заинтересовался Рудольф, подталкивая замолчавшего Валентина: — И что в ответ услышал?
— Случилось всё, как и не думал. Разревелась она на первом моём слове и убежала.
— Что так?
— А вот так!.. Вернулся к старикам. Ещё день-два прокантовался. Она сама прибежала, упала мне в ноги… оказывается, знала уже всё, старики ей с моих слов поведали… Укатил я до Куйбышева. А там на теплоход и сюда по Волге к вам в Астрахань. Надумал на сейнер пойти. Платят хорошо. С харчем — полный галс… Как-то утром выхожу на палубу… А она встречает!..
Рудольф округлил глаза, хлопнул себя по коленкам:
— Вот бабы! Шекспир отдыхает!
— Вот так и приехали… — закончил Валентин.
— Втюрилась?
— Договорились ехать вместе. Она в ресторане раньше работала, готовит здорово. Могла бы коком пойти или в помощницы.
— Уж больно баба видная, достанут её матросы.
— Она строгая.
— Слушай, а возьму-ка я вас к себе. Пойдёшь? Плачу хорошо.
— Сам платишь?
— Да нет, конечно. Рыбзавод. Всё честь по чести. С трудовой книжкой. Но порядки у меня свои. Кто пашет, того не обижаю. Уедешь отсюда на «жигулях».
— Мне главное деньги и воздух свежий.
— Вот это как раз и обещаю.
— А что делать-то?
— Рыбу будешь ловить. — И, помолчав, добавил: — Но какую рыбу!
Рудольф сам взял их паспорта, трудовые книжки и исчез. Позвонил через несколько дней, велел написать автобиографии. За бумажками прислал Леонида. Тот явился с фотоаппаратом, объяснил, что в управление кадров требуются фотки.
— Мы сами-то что? В ателье не дойдём? — завозмущался Валентин.
— Я мигом отпечатаю, а вам приказано не высовывать носа, милиция шмон подняла из-за бузы у гостиницы, — буркнул Леонид и умчался.
К середине второй недели приехал сам Рудольф, уже заметно оздоровившийся, чёрные очки — на лбу, только рот старался открывать реже: зубы ещё ждали своей очереди у стоматолога. Объявил с порога, что с работой всё улажено, усадил обоих на заднее сиденье «Волги» и покатил по городу. Возил он их до вечера и после этого ещё несколько дней по разным многолюдным местам. Из машины выходить не разрешал. Валентин запомнил барахолку, несколько восточных рынков, рыбный базар. Искали Мирона и Буратино, но ни Валентин, ни Виктория среди мелькавших подозрительных рож колоритных физиономий гитариста и запевалы не приметили. С десяток фотографий Рудольф принёс в пакете. Морды там были явно уголовные, не хватало лишь подписей: «осуждённый Петров», «осуждённый Сидоров»… Но и здесь их ждала неудача.
На этом суета прекратилась, и их привезли в рыбацкие края, где Валентин сразу потерял Вику из виду — её Рудольф определил к себе. От Леонида Валентин скоро дознался, что та занимается поварским делом и готовит для отца. Валентин тянул сети, учился новому ремеслу. Леонид от него не отходил, подсказывал ненароком, помогал, остерегал от злого глаза или зуботычины, впрочем, вскоре оказалось, что в этом его подопечный не нуждался, так как первого же зарвавшегося наглеца проучил жестоко, но беззлобно. Стычка была короткой, однако многим запомнилась.
Потребовалось время, чтобы Рудольф постепенно приблизил Валентина к себе, и он оказался на рыбнице, совсем близко к кормприёмщику Астахину: без каких-либо объяснений ночью Валентину был вручён нож, которыми орудовало несколько ловких мужиков под командованием Матвеича, правой руки Рудольфа, и его научили, как следует разделывать осетров и белуг при свете луны, пробивать на грохотке икру и, посолив, укладывать во фляги. Валентин усваивал всё быстро, лишних вопросов не задавал. Несколько ночей он занимался только этим. Рядом кромсал брюхи огромным рыбинам Леонид. На десятки километров вокруг лишь вода да чакан. Безразлично взирали луна да звёзды. Отсыпались днём.