ской основой «арья» (откуда и «арии», и «арийцы»). Традиционно данное слово переводится как «благородный». Однако в действительности это позднейший смысл, почерпнутый из жреческих комментариев к Ведам. В самих же Ведах, где это слово встречается более 60 раз, оно означает «хозяин», «скотовод-земледелец», «член кочующего племени» (от глагольного корня «рь(ри)» — «передвигаться, идти, кочевать».[98]
Нетрудно определить и значение второго слога имени Гермес — «мес». Общее значение индоевропейской корневой основы *mes — «луна», «месяц» (см. Словарь М. Фасмера). Отсюда русское и общеславянское слово «месяц» для обозначения и ночного небесного светила — луны на ущербе, и части (времени) года. Следовательно, имя Гермес в протославянском варианте звучало как Ярмес и означало «Яровой (весенний) месяц». С этим придется согласиться, если учесть также, что мать Гермеса — титанида Майя — в древнеримской традиции являлась Богиней Весны и покровительницей плодоносной земли. От ее имени ведет и свое русское название самый светлый и буйный (ярый) весенний месяц Май. В древнегреческой традиции титанида Мая превратилась в звезду, вместе с сестрами вознеслась на небо и стала старшей в созвездии Плеяд. А Гермес сделался Лунным Богом. Между прочим, в шумерской вокализации последний слог имени великого героя древности — Гильгамеша звучал как — мес; схема словообразования аналогична имени Гермеса и несомненно восходит к доиндоевропейскому названию Месяца — Луны на ущербе.
Подтверждение вышепредложенной трактовки (Гермес — Ярый Месяц) находит и в древнеегипетской интерпретации образа Гермеса, который напрямую повлиял на возникновение культа Бога Тота — патрона науки, тайного знания и интеллектуальной жизни. Египтяне также считали Тота Лунным Богом, изображали его в виде лунного диска и именовали: «Месяц-Тот, Бог великий, владыка неба, царь Богов».[99] Впрочем, изображения Тота и вокализация его имени претерпели значительные изменения. Специалисты-египтологи до сих пор спорят, как имя Бога звучало на самом деле (русское Тот происходит от латинского Thoth), а некоторые египтологи производят его от коптского слова, означающего «северный ветер», то есть соответствующего греческому Борею (а здесь уж прямая связь с Гипербореей). Дошедшие изображения Тота также весьма различны — от канонического ибиса (позднейшая версия) до сокола (кобчика)[100] (рис. 84) — что вполне соответствует и древнейшему тотемному смыслу, и астральной традиции, существовавшей по всему миру, — отождествлять небесные светила Солнце и Луну с соколом. Кроме того, Тот-Сокол — несомненный носитель архаичных тотемных пережитков и отголосков тех древнейших времен, когда сокол был символом многих родоплеменных структур доиндоевропейских и досемитско-хамитских этнических общностей. Между прочим, имя Тот неразрывно связано с греческим theos, означающим, как хорошо известно, «Бог». Это доказал еще Джамбаттиста Вико (1668–1744), один из первых в Новое время применивший метод историзации мифов. По-египетски имя Тота-Гермеса звучало Теут и именно оно, согласно Вико, породило греческое theos.[101]
Индоевропейская и семито-хамитская мифология в конечном счете восходят к единому источнику. Это прекрасно понимали, к примеру, в Древнем Египте и Элладе, когда отождествляли египетских и греческих Богов, называя их одними и теми же именами, точнее, к одному и тому же Богу применялось одновременно и греческое и египетское имя. (Традиция эта сохранилась и в древнерусской литературе: в Ипатьевской летописи Боги с греческими именами считаются египетскими.) Поэтому и неудивительно, что в античных источниках недвусмысленно намекается на участие Гермеса в египетской теогонии. Причем участие его было решающим, и в конечном счете он оказался стоящим у колыбели всех главных египетских Богов второго поколения. Эту историю подробно излагает Плутарх в известном трактате «Об Исиде и Осирисе». Суть версии, изложенной Плутархом (а, надо полагать, он опирался на недошедшие до нас первоисточники), вкратце такова. Нут (Небо) тайно сожительствовала с Гебом (Землей). Об этом узнал Ра (Солнце) и проклял ее, чтобы она не могла родить ни в одном месяце. Тут-то и вмешался Лунный Бог Тот (Месяц) — Гермес. Он влюбился в Богиню Нут (Небо) и стал ее супругом. Чтобы обойти проклятие Солнца-Ра, Тот-Гермес поступает, как и полагается Богу мудрости и хитрости. Он сыграл в шашки с Луной-Селеной, выиграл у нее пять дополнительных календарных дней и прибавил их к тремстам шестидесяти дням египетского календаря. На самом же деле, как было показано выше, исправление календаря было обусловлено тем, что прежний (полярный) календарь не вписывался в условия новой африканской родины — Египта, куда переселились прапредки египтян и родоначальницей которых была несчастная возлюбленная Зевса — Ио. В итоге возник известный нам календарный год. Ра оказался посрамленным, а в пять сотворенных из лунного свечения дополнительных дней Гермес-Тот дал возможность трехмужней супруге произвести на свет пять Богов. Это: 1) Осирис-Дионис — Властелин всего; 2) Хороерис (Старший Хор) — Аполлон (другой Хор — младший — тоже был солнечным Богом, но только от брака Осириса и Исиды); 3) Сет (погубивший Осириса); 4) Исида-Соколица и ее сестра; 5) Нефтида — Влажная (откуда, кстати, происходит русское слово «нефть»). (Считалось, что только Исида была дочерью Тота-Гермеса, а Осирис — сыном Ра-Солнца).
Не вдаваясь далее ни в содержание трактата Плутарха, ни в перипетии древнеегипетской мифологии, — отметим лишь две параллели с русским фольклором, свидетельствующие об общих корнях славянской и эллинско-египетской мифологии. Первая напрашивающаяся сама собой аналогия между Гермесом-Тотом — творцом календаря и русским владыкой годового цикла, чей образ сохранил Владимир Даль. В народном представлении календарно-упорядоченная стихия представала в виде волшебного Старика-годовика с его световыми птицами. В передаче Владимира Даля народные поверья о хозяине циклического времени предстают в следующем варианте. «Вышел старик-годовик. Стал он махать руками и пускать птиц. Каждая птица со своим особым именем. Махнул старик-годовик первый раз — и полетели первые три птицы. Повеял холод, мороз. Махнул старик-годовик второй раз — и полетела вторая тройка. Снег стал таять, на полях показались цветы. Махнул старик-годовик третий раз — полетела третья тройка. Стало жарко, душно, знойно. Мужики стали жать рожь. Махнул старик-годовик четвертый раз — и полетели еще три птицы. Подул холодный ветер, посыпался частый дождь, залегли туманы. А птицы были не простые. У каждой птицы по четыре крыла. В каждом крыле по семи перьев. Каждое перо тоже со своим именем. Одна половина пера белая, другая — черная. Махнет птица раз — станет светлым-светло, махнет другой — станет темным-темно». Столь причудливым образом трансформировался образ верховного Бога — творца мирового круговорота — в народном сознании.
Вторая аналогия связана с историей Осириса. Злой Сет изготовил красивый сундук по росту Осириса и обманным путем принудил брата лечь в этот гроб; крышка была немедленно захлопнута, и Осирис оказался не в силах поднять ее. Этот сюжет с сундуком и крышкой удивительно совпадает с русской былиной о смерти в каменном гробу богатыря Святогора. К тому же и имена обоих мифологических героев восходят к общему доиндоевропейскому корню, означавшему «Свет-сияние»: Осирис — (Осиянный) — Свето(гор).
Функции Гермеса-Яра однозначно прослеживаются у русского Ярилы — весеннего языческого Божества с гипертрофированно подчеркнутыми мужскими половыми признаками (подробнее см. во 2-й части). Русский Ярила олицетворял Солнечное Божество, в то время как его прообраз — эллинский Гермес в поддающемся расшифровке значении — прежде всего Лунный Бог. Вопрос о солнечных и лунных Божествах в известной мере неисчерпаем. В Древнем Мире Луна по своему значению нередко опережала Солнце. Еще Плутарх отмечал: «Солнце из созвездий второе после Луны».[102] Измерение времени и биологических циклов по фазам Луны было столь же жизненно важно, как и его измерение по суточному (кажущемуся) движению Солнца и смене дня и ночи. Соответственной была роль лунных и солнечных Богов. В Двуречье, к примеру, главенствовали первые, в Египте — вторые. Астрально-космическая сущность Гермеса, его далеко не первое место в Олимпийском пантеоне свидетельствуют, что в эллинской идеологии на каком-то этапе произошла смена приоритетов. Лунные Божества никогда полностью не утрачивали своего значения, но на передний план постепенно выдвинулись Солнцебоги в лице всесильного Гелиоса и могучего стрелометателя Аполлона. Есть свидетельства, что Горгона Медуса изначально выполняла лунные функции, а ее отсеченная голова символизировала Луну.[103] В этом смысле победа над Медусой Персея — сына Солнечного света (Золотого дождя, — обличия Зевса, ниспавшего на Данаю) — демонстрировала торжество солнечного культа над лунным.
Отголоски доиндоевропейских и древнеарийских лунарных обычаев и ритуалов известны в среде русского народа во все времена его истории. Повсеместно бытовало поверье: если к растущему Месяцу вынести или вывести ребенка, тот непременно тоже станет лучше расти (судя по всему, дети при этом распеленовывались или обнажались). Лунарная регламентация хозяйствования и быта проникала во все поры народной жизни, что расценивалось официальной церковью, как рецидивы язычества и проявление многобожия. Начиная с расцвета русской грамотности в XI–XII веках, сохранилось множество гневных запретов на сей счет и предреканий кары небесной. Вот одна из таких церковных инвектив XVII века, касающихся Месяца:
«Мнози неразумны человецы, опасливым своим разумом веруют в небесное двизание, рекше во звезды и в месяц, и разчитают гаданием, потребных ради и миролюбивых дел, рожение месяцу, рекше — молоду; иние ж усмотряют полного месяца, и в то время потребнаи своя сотворяют; иние ж изжидают ветхаго месяца… И мнози неразумнии человецы уверяют себе тщетною прелестью, понеже бо овии дворы строят в нарожение месяца; инии же храмины созидати начинают в наполнение месяца; иние же в таж времена женитвы и посягания учреждают. И мнози баснословием своим по тому ж месячному