и сирени – белые сирени! Всё рубят, опиливают, губят – теперь, когда каждый прутик радуется ярко-теплому солнышку и свежему ветру. Всё ровняют с землей, следы всего стирают с лица земли в огороде…
Ей-Богу, равенство не состоит в том, чтобы всё обрезать, подрезать и делать одинакового роста с землей. Видите ли, «культура деревьев состоит в том, чтобы обкромсать их, не дать подниматься к небу и солнцу сильным ветвям; чтобы обрезать, сделать пониже, придавить к земле»… Но ведь корни их – в земле, и они привязаны к ней. Почему же верхушки не могут тянуться к небу?.. Как Фет277 сказал про вершины леса:
…Как будто чуя жизнь двойную
И ей овеяны вдвойне, —
И землю чувствуют родную,
И в небо просятся оне.
Дурацкая «культура» – когда так! Зачем кромсать, зачем губить всю красоту свободного растенья?! Зачем, зачем им нужно в нем губить стремленья к небу, сильные движенья?!.
Тошно на белый свет смотреть! Кажется, легче бы своими руками погубить, срубить, выкопать… А теперь – чужие злые руки ломали тополя и клены, рубили, опиливали черемуху, по вёснам – такую белую и душистую! Хоть дали бы ей процвести…
Что уж тут удивляться? Ведь это – бездушные дерева. Чего же их жалеть и плакать об них? Им было больно, когда их рубили, но теперь они умерли…
А вот другие есть – которых теперь тоже «рубят», но только эти будут еще жить, и болеть их сердце и самолюбие будет долго. Это, конечно, – люди. Много людей нынче уже «срублено» – или будет еще «срублено». «Лес рубят – щепки летят»…
Вчера тетя («Аничка») была на заседании педагогов их гимназии (ВМЖГ) – без начальства и о начальстве. Говорит, что галдели – ох!.. Ну – да ведь: одна баба – баба, две бабы – базар, а три – «Свистунья» (или ярмарка – по настоящей-то пословице)… Наконец выручил их отец Василий278:
– Вопрос о переизбрании (начальства) отпадает сам собой, так как у нас никаких особенных неудовольствий и острых столкновений не было и нет!..
Ну, с этим согласились – и нашли всякие толки и совещания о «переизбрании» и т. д. преждевременными. Собрание вела Катя Сиднева – и стучала карандашиком, и хлопала в ладоши, призывая к порядку, и прочее… Словом, всё – как надо быть, только не знаю, возглашала ли она: «О, товарищи!» А то было бы прямо великолепно!.. И однако… Ох, «Катя-верхняя», «Катя-верхняя»! Не ожидала я от тебя такого «пассажа»!
Вот что рассказывала о ней Александра Диомидовна (Аникиева). (Вот уж этого человека я не люблю, просто-напросто не люблю – да и всё тут. А после этого – уважение к ней почувствовала…) Итак, была Катя Сиднева на собраниях «Педагогического общества» и пуще всех ораторствовала о том, что «всех не надо (переизбирать) – Казакова, начальницу (Ю. В. Попетову)»… И – просто беда как горячилась!.. А тетя после заседания «Общества» узнала (от Евгении Ивановны279), что там постановлено «всех начальников и начальниц (сменить) или переизбрать их», так как «в принципе выборное начальство уже принято всеми»… Тетя, не зная ни о Кате (Сидневой), ни о Надежде Васильевне Арбузовой, – и предупредила «начальницу» (Ю. В. Попетову) – о переизбрании… (Зинка (сестра) пришла – и вся компания сюда приперлась…) Та (Ю. В. Попетова), оказывается, до сих пор еще оставалась в блаженном неведении – относительно своего положения. Ну, понятно, – взволновалась и уже, выдавая жалованье, говорила всем, что совсем не надо переизбрания, так как она уйдет – «как только пройдут штаты о пенсии»… А тете она говорила, что «так она не уйдет, не уступит даром своего места, если ей не дадут приличной пенсии», что она «будет хлопотать и бороться, и всё равно не оставит своей должности, если штаты не пройдут», что «зачем ее убирать – всё равно ведь она долго бы не осталась, прослужила бы разве следующий год»?.. Право, точно она (Ю. В. Попетова) – младенец! Разве ж она не понимает, что нынче не будут спрашивать ее согласия или несогласия, не будут много раздумывать над тем: будет ей чем жить или нет? А просто: возьмут – и уволят. Ведь она служила «при старом Правительстве». Ведь: «лес рубят – щепки летят»…
Однако – я отвлеклась от Кати (Сидневой). Когда «начальница» выдавала жалованье и говорила о «ненужности переизбрания» и т. д., эта особа, по словам Александры Диомидовны (Аникиевой), всё превратила в шутку, успокаивала и говорила с «начальницей» так легко, с улыбкой и шутливо, что «мы не могли сидеть, убежали с Ольгой Васильевной (Митрофановой)».
– Как она может так говорить?! – волнуясь, добавляла Александра Диомидовна, отдавая должное попутно и «начальнициной» доброте и ставя ей в заслугу, что «она всегда заступается за своих учениц»…
Честное слово, я уважаю Александру Диомидовну, и противно мне двоедушие Катино (Сидневой). Я никогда бы не подумала, что она – такая. Мне начинает становиться совестно за свое к ней былое уважение, и досадно, что это уважение должно стираться понемножку. Еще не так давно оно стерлось с одного краешка – от ее несправедливости по отношению к Нюре…
Сегодня с Зинкой (сестрой) мы успели перетолковать уже о Сарапуле и о том, как хорошо было бы там пожить – только с мамой! Если бы тетя Аничка поехала – ох!.. Только ведь это – почти невозможно. А с мамой-то – все-таки недурно: она не будет мешать знакомствам и гостям – как вечно тетя Клавдия, и, право, мы бы там не так скучно пожили, если и Зинаидка (сестра) поедет. Ведь знакомства – при желании – всегда можно завести…
Да, а вот тетя Юля рассказала разговор Шиманской с Куклиными280: всегда чувствовалось, что они что-то хотят из себя сделать, что-то у них неестественность какая-то была, но определенно сказать – почему это и чего они хотят достигнуть? – я не могла. Теперь же это ясно, они сами говорят: они хотят всеми силами «вылезть из крестьянства» (или, быть может, мещанства – хорошо не знаю), и средство для этого – женитьба Гриши (Куклина). Отсюда неудовольствие – ибо он увлекся «хорошенькой крестьяночкой». Она, кажется, довольно состоятельная: во всяком случае, образование – не ниже среднего. Одна беда – крестьянка. И родня вся – крестьяне. И это – в нынешнее время!..
Кому – до чего… Уж – правда. Но, право же, одной важностью и чванливостью выше себя не встанешь. И Зинаиде Александровне (Куклиной) своим чиновничеством нечего превозноситься, потому что ведь не место красит человека. И хоть – по воле судьбы – дурак президентом сделается, чин не прибавит ему ума. Это – сильно (сказано), но смысл таков – в данном случае. Но вообще – я признаю, что Зинаида Александровна – не глупая особа…
Сегодня я ужасно недовольна: до сих пор никаких писем нет. И вот – мое слово: пока не получу двух писем – хотя бы они пришли через неделю одно после другого, – никому писать не буду (исключая деловых, конечно)… Вот!.. Пусть побеспокоятся – тогда через день писать будут!..
Какая скука! Как не хватает чего-то, какая пустота в душе!.. А тут еще – погода холодно-осенняя, и болезнь привязалась. Нога ноет сегодня целый день… Нет ни кусочка веселья…
А писем всё нет и нет. Только пришло (письмо) от Сони (Юдиной) – невеселое и ничего нового не сообщающее. Это – нехорошо, но и Сонино письмо не доставило мне такого удовольствия, какое доставляли они раньше…
Я жду только одного письма – только одного… А его нет – и не будет. Надо же, наконец, отбросить всякие надежды и ожидания!.. И почему это мне вообразилось, что письмо доставит удовольствие и на него непременно придет ответ? И ведь я жду его – жду каждой почтой. Совершенно ясно сознавая всю нелепость, всю тщету этого ожидания…
Посмеемся над ожиданием, Ниночка! Ну-ну – спрячьте ваши слезинки! Ну вот… Так… Только веки чуть покраснели. И – будет… Поговорим о другом…
Нет? Вы хотите еще признаться, что вы эти дни по вечерам, лежа на диване, сквозь сон мечтаете о том, что у Зоюшки (Хорошавиной) на именинах будет сам автор ненаписанного письма, которого вы (еще!) ждете? И вы так задумываетесь об этом, что не слышите – над чем это смеются в столовой? Что вас зовут – ужинать?.. Ну – признались? И – достаточно! Вспомните лучше «Катю-верхнюю» (Сидневу)… Сейчас не хочется, лучше – после. Погодя немножко…
Соня (Юдина) пишет в своем письме: «Свобода, равенство и братство – это святые слова… А теперь (они) осуществиться могут: может быть, не в идеале, но могут…» «Осуществиться в идеале»!.. «Осуществленный идеал…» – да этого не может быть! Не может идеал осуществиться. Достигнутый идеал – уже не идеал… Я не понимаю иногда, что значит «идеал»? Мне кажется, «идеал» – это совершенство, это – высшее, что создает себе человек, к чему он стремится. Да, жизнь – это осуществление идеала, признаю. Но идеал не должен быть осуществим, ибо – что же тогда? Или придется признать, что «идеал» не идеален, что есть еще что-то высшее – чего еще нужно достигать, к чему надо еще стремиться. Надо создавать новый идеал. Или нужно будет сознаться, что вот – лучше ничего больше нет, нет ничего выше, а достигнутое уже – совсем не так прекрасно, как оно казалось, когда казалось недостижимым. Или погрузится человек в самодовольное созерцание собственного совершенства и самолюбование, а следовательно – неминуемо будет скатываться обратно…
А каков будет исход, если он не сумеет ни заняться самолюбованием, ни создать нового идеала, а почувствует только безысходный ужас – от пустоты в той темной дали, где сиял голубой лучистой звездой идеал? Нет, идеал должен быть недостижим, и потому именно он и идеал, что он недостижим…
Ах, никогда я не умею сказать так, как я это думаю – так хорошо, как это у меня без слов создается. Да и не дают вот мне сейчас об этом кончить…