В условиях революционного подъема начала 1920-х годов главной заботой монополистических кругов было подавление освободительного движения масс и упрочение капиталистического строя. Весной 1919 года в Мюнхене свирепствовали контрреволюционные общества, которые вместе с нацистскими отрядами потопили в крови Красную Баварскую республику.
Германская рабочая партия (ГРП) возникла в Мюнхене на базе двух малочисленных политических организаций — Свободного немецкого комитета борьбы за немецкий мир и Политического рабочего кружка. Первая организация была создана в марте 1918 года слесарем А. Дрекслером и предназначалась для борьбы с прогрессивным крылом профсоюзов, вторая была основана журналистом К. Харрером и являлась филиалом тайной организации «фелкише» — Общества Туле. В это общество входили многие будущие видные деятели нацистской партии.
В пивной «Гофбройхауз» 24 февраля 1920 года состоялось первое массовое фашистское собрание, в котором участвовало ровно две тысячи человек. Здесь же была провозглашена программа партии, состоящая из 25 пунктов, которые Гитлер выработал совместно с Федером и Дрекслером.
Программа опиралась на лживое разграничение «хищнического» и «созидательного» капитала. На деле нацистская пропаганда была направлена не против капитализма, а против «недостатков» отдельных капиталистов. Основой ГРП являлся национализм как составная часть фашистской идеологии.
Постепенно военные во главе с Гитлером захватывают руководящие посты и оттесняют основателя ГРП Дрекслера на задний план. ГРП скоро становится немецкой рабочей партией (НРП), а потом превращается в НСДАП.
В декабре 1920 года Гитлер получил от рейхсвера и от промышленников 120 тыс. марок и на эти деньги приобрел газету «Фелькишер беобахтер», ставшую рупором нацистов. «То, чего можно добиться при помощи бумажных пуль, — говорил Гитлер, — не надо будет впоследствии завоевывать при помощи стальных».
Нацистская пропаганда на все лады повторяла: «Наша главная цель — борьба с большевизмом», «вся мощь движения должна быть направлена против страшнейших врагов немецкого народа: еврейства и марксизма». А внутренним врагом для нацистов было рабочее движение. Но нацистская политика была направлена и против буржуазной демократии, стремилась к установлению открытой террористической диктатуры в Германии.
Именно в этот период стала распространяться гитлеровская концепция истории рас, в которой он упомянул и Россию:
«Кажется, сама судьба захотела нам дать тут знак. Беря на себя ответственность за большевизм, Россия отняла у русского народа ту интеллигенцию, которая до сего времени создавала и гарантировала ее государственную прочность. Ибо организация русской государственности была не результатом государственно-политических способностей славянства в России, а в большей степени лишь чудесным примером государствообразующей действенности германского элемента в неполноценной расе…
Столетиями жила Россия за счет этого германского ядра своих высших руководящих слоев. Можно считать, что сегодня оно почти без остатка истреблено и уничтожено. На его место пришел еврей. Насколько невозможно для русского как такового сбросить собственными силами иго еврея, настолько же невозможно для еврея надолго удержать в своих руках могучую империю.
Сам он не является элементом организации, а есть фермент разложения. Гигантская империя на востоке созрела для крушения. И конец еврейского господства в России будет и концом России как государства. Мы избраны судьбой стать свидетелями катастрофы, которая явится мощнейшим подтверждением правильности расовой теории фелькише».
Так начиналась в Германии година всеобщего зверства.
Ошибались нацисты и с евреями, и с концом России как государства. Под ударами Красной Армии, в которой воевали практически все народы и народности, населяющие территорию СССР, пришел конец на двенадцатом году «тысячелетнему» Третьему рейху.
После поражения Германии в Первой мировой войне и с подписанием позорного Версальского договора с разными ограничениями и оговорками со стороны Межсоюзнической военной инспекционной комиссии немецкий «промышленный гигант» в лице Круппа переключился на производство мирной продукции.
Теперь на стенах его компании появился лозунг: «Wir tun alles!» («Мы делаем все!»). Товары от самокатов до паровозов, от цепей и до кассовых аппаратов производились на конвейерных линиях.
Крупп даже стал выпускать новый тип затворных механизмов из нержавеющей стали. Они разрабатывались в период войны для палубных пушек на подводных лодках. Детали из обыкновенной стали соленая вода быстро съедала коррозией, что чревато было заклиниванием затворов и выходом их из строя во время боевого применения.
В то же время Густав Крупп осуществлял подготовку для массового перевооружения, согласуясь с идеями руководителя рейхсвера генерала Ганса фон Секта, который утверждал, что «война является высшим пределом человеческого подвига».
Это была парадигма перспектив Германии:
«Самое важное, что ни мирный договор, ни враг не могут отобрать у нас мужественную мысль. Когда судьба снова соберет немецкий народ под ружье, — а этот день неизбежно наступит, — тогда она отыщет людей не слабовольных, которые дружно возьмут праведное оружие. Не важна форма такого оружия, если им будут владеть стальные руки и железные сердца».
В середине 1920-х годов Германия столкнулась с самым суровым кризисом. Это особенно ощутили простые граждане и эмигранты из России, побежавшие из Берлина в Париж. Местная валюта крайне обесценилась. В январе 1923 года при спорах о репарационных платежах французская армия оккупировала богатый углем Рур. Инфляция в Германии достигла такой высоты, что для покупки обычной буханки черного хлеба требовалась тачка, нагруженная немецкими марками.
Сепаратизм в Баварии, беспорядки левых в Тюрингии и Саксонии, забастовки и манифестации в Берлине заставили поволноваться президента Эберта. Он вызвал генерала Секта на экстренное заседание правительства.
— Скажите, генерал, пойдет ли с нами армия? — спросил президент с явным беспокойством у полководца.
— Армия, господин президент, пойдет со мной, — самонадеянно ответил генерал.
— В чем сила армии?
— Ей верит народ…
Вскоре после этого Эберт ввел чрезвычайное положение, которое предоставило Секту почти диктаторские полномочия. В течение шести месяцев генерал практически возглавлял правительство. Его войска подавили мятежи и восстания крайних — левых и правых. Ликвидировали и путч, начатый в мюнхенском пивном зале Адольфом Гитлером и его национал-социалистами. Сект благосклонно отнесся к Советской России — русские не являлись участниками позорного для Германии Версальского договора и поэтому не были заинтересованы в его поддержке. Просторы и сырье, продовольствие и стремление к индустриализации Советов, одновременно удаленные места от любопытных глаз наблюдателей западных держав давали идеальные возможности для наращивания вооружений, запрещенных договором, и в подготовке личного состава для вооруженных сил — рейхсвера.
Кремль тоже был заинтересован в германских инвестициях для технического содействия в перевооружении и перестройке собственного военного потенциала. Особенно это было важно после позора поражения РККА в 1920 году под Варшавой.
Переговоры между Германией и Россией, состоявшиеся в 1922 году, привели к договору в Рапалло, восстанавливавшему торговые и дипломатические отношения между двумя столь разными партнерами. Следует заметить, что это соглашение стало основой, на которой выстраивался фундамент советско-германского пакта о ненападении и раздела Польши в 1939 году.
Генералом Сектом было создано отделение в генеральном штабе — «Sondergruppe R» («Специальная группа по России»). Цель — налаживание контактов с Красной Армией. Переговоры военных привели к созданию двух военных школ на советской территории — авиабазы в Липецке и танкового центра возле Казани. В них готовились будущие воздушные асы и танковые стратеги восстанавливающейся армии Германии.
Специальная группа по России, используя правительственные фонды, образовала в СССР частный торговый концерн, известный как ГЕФУ (GEFU). Расшифровывалась она безобидным названием «Компания для содействия промышленным предприятиям», а по существу выстроила и управляла в Советском Союзе рядом предприятий в обход Версальского договора. Так, один завод в Самарской области занимался производством отравляющих газов, в Подмосковье (в Филях) строились самолеты «ЮА-20» и авиамоторы, на заводах в Туле, Ленинграде и Шлиссельбурге выпускали артиллерийские снаряды.
Одновременно с военно-промышленным сотрудничеством с Россией Сект дал простор для развития заводов промышленного магната Густава Круппа в Эссене, в центре немецкого индустриального Рура.
Несмотря на это, разразившийся всемирный кризис ударил и по пытавшейся встать на ноги Германии. Он привел в конце концов к нацизму и Гитлеру, тонко сыгравшему на этих трудностях своей страны.
Поражение белых в Гражданской войне в России выдавило из страны не только солидный по количеству офицерский корпус, но и большой пласт российской творческой интеллигенции, в том числе и представителей из писательской среды так называемого серебряного века.
В Берлине в разное время были и оказались Игорь Северянин и Константин Случевский, Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский, Борис Башкиров-Верин и Ирина Одоевцева, Федор Сологуб и Николай Оцуп, Марина Цветаева и Александр Куприн, Андрей Белый и Владислав Ходасевич, Иван Бунин и Георгий Иванов, Сергей Есенин и Айседора Дункан и многие другие.
Больших денег у поэтов не было. Это была российская творческая богема, которая во все времена отличалась эксцентричным стилем жизни. Были деньги — они прожигались быстро, с купеческим замахом, не было — уныние таких людей не снедало. Потом многие из них за лучшей жизненной долей и показав себя в кругу прославленных бардов еще в России, особенно в Петербурге и Москве, попрутся в европейскую Мекку — в Париж. Именно в этой европейской столице родилось понятие «богема» в первой половине XIX века, особенно после появления популярного сборника Анри Мюрже «Сцены из жизни богемы», а также знаменитых опер Пуччини и Леонкавалло с одинаковым названием «Богема». Проживавшая в тот период в Берлине российская поэтесса Ирина Одоевцева вспоминала о таких богемных вечеринках, проходивших в дешевых кафе, ресторанчиках или барах: