Долго не спалось. Свирепый пойраз даже не думал осадить леденящие порывы, рвавшиеся в окна нашей уютной квартирки в самом центре одного из старейших районов города. Пожухлые листья огромных платанов резвились в неистовом танце, изредка освещаемые тусклым светом скрипучего фонаря. Мы долго смотрели в окно, и тут я вспомнила:
– Ты хочешь попробовать вяленые помидоры? Я много сделала. От них худеют… По крайней мере, в этом городе.
Мне хотелось еще много рассказать о пользе томатов, но Дип уже давно напялил тапки и хлопал дверцей холодильника в кухне. Бора-бей был прав. Его рецепт оказался магическим. Дип быстро справился с баночкой и после до рассвета читал мне Есенина тихим, проникновенным голосом, от которого по телу бежали мурашки:
– Никогда я не был на Босфоре,
Ты меня не спрашивай о нем.
Я в твоих глазах увидел море,
Полыхающее голубым огнем…
Рецепт
Вяленые помидоры по рецепту хранителя Галатской башни Бора-бея
Для пол-литровой баночки мне понадобятся:
• 1,5 кг мясистых помидоров
• 1 головка чеснока
• 1 столовая ложка сухого тимьяна
• 1 столовая ложка мяты
• Соль
• Сахар
• Оливковое масло
Хорошо вымытые помидоры разрезаю вдоль пополам. Из каждой половинки аккуратно выскабливаю ложкой мякоть – должны получиться своеобразные лодочки. Мякоть оставляю: из нее выйдет полезный томатный соус, стоит ее немного потушить с любимыми сушеными травами.
Укладываю половинки на противень, застеленный пергаментной бумагой, срезами вверх и щедро посыпаю специями. Припорашиваю солью и сахаром и слегка разбрызгиваю поверх томатов оливковое масло.
Пожалуй, все. Противень отправляю в духовой шкаф, разогретый до 150 градусов. Час держу при такой температуре, а после понижаю до 120 и оставляю еще часа на два.
Есть любители, которые довольствуются и более быстрым процессом вяления, скажем, двумя часами, – тогда томаты получатся более сочными и мясистыми.
Готовые сморщенные половинки, уменьшившиеся раза в три-четыре, раскладываю по небольшим банкам, добавляя несколько зубчиков чеснока в каждую. Заливаю оливковым маслом, плотно закрываю крышкой и отправляю в холодильник. Пробовать помидорки можно сразу, но лучше подождать денек – тогда они еще лучше пропитаются пряным ароматом трав и свежего чеснока.
Когда томаты будут съедены, масло выливать нельзя ни в коем случае. Оно идеально подходит в качестве душистой заправки для салатов, паст или просто как украшение ломтика свежего хлеба – всего несколько капель, и легкая закуска готова.
Завтрак с секретным ингредиентом в лачуге рыбака по прозвищу Серб
7 ноября, пригород Стамбула
Предрассветное море и утренняя борьба за улов. – Особый вид морского говора. – Помятые кроссовки наследницы сапожничьей династии. – Отсутствие улыбок и современная утопия. – Завтрак в рыбацкой избушке. – Магический ритуал при встрече с любимым. – Четыре дара стамбульской красавицы. – Очарование крохотных сколов на тонком фаянсе. – Триста граммов «черного бриллианта». – Выход маэстро Робюшона к сытым почитателям. – Три ценных подарка сербской пары.
Белградский лес, раскинувшийся безразмерным зеленым массивом в районе Сарыер, остался далеко позади, а я неслась в своем вымытом дождем «санта фе» дальше на Север. Впереди меня ждало Черное море, которое в ноябре особенно красиво. В это время года начинает штормить, и рыбацкие лодки, груженные цветными снастями, идут ближе к берегу. Издали они напоминают прогулочные кораблики, каких много в парках культуры и отдыха провинциальных городков: только на тех гирлянды из фонариков и флажков, а на местных – десятки метров сгруженных сетей, украшенных яркими горошинами разноцветных буйков. Иногда лодки подплывают так близко, что можно слышать крикливый говор рыбаков.
Это особый вид речи, приспособленный к резкой качке и шумному ветру. Мужчины обмениваются короткими фразами, повышая интонацию на последнем слове: так легче уловить смысл, даже если фраза растворится в шумном ветре или утонет в белоснежном пухе задиристых волн.
Необыкновенный мир предрассветной рыбалки в море… В ней столько же пробуждающей после крепкого сна романтики, сколько и каторжного труда, выпавшего на долю неутомимых и смелых рыбаков. Среди них много стариков – седых, сутулых, с испещренными глубокими морщинами лицами. Если присмотреться, это вовсе не морщины, а борозды, в складках которых застывшая соль сурового моря.
В ноябре на пляже в будний день едва ли можно кого-то встретить. Именно поэтому я прихожу сюда рано, чуть только солнце окропит золотом серую рябь ночного Karadeniz[283]. Вы знали, что на рассвете море еще более прекрасно, чем на закате?..
– Каждое утро море рождается, и каждый вечер оно умирает, – как-то сказал мне старый рыбак, повстречавшийся на берегу во время одной из таких тайных вылазок. Хотя тайной назвать это сложно, и все же никто из домашних не догадывался о прогулках по берегу, иначе они непременно увязались бы за мной. Двое детей и муж – серьезный багаж, требующий соответствующей экипировки, даже если отправляешься всего лишь подумать о насущном. Готова поспорить, на получасовую прогулку они бы непременно упаковали с десяток бутербродов, парочку термосов с горячим чаем, плед, живую черепашку, фрисби и наверняка что-то еще, о чем я позабыла. На месте началась бы возня с добыванием огня, поиском ракушек и постоянным нытьем младшей в связи с тем, что старшая не вылезает из телефона. Мое очаровательное семейство подняло бы такой гам, что прибитая к берегу штормом рыбешка уплыла бы далеко в море, а вместе с ней и очаровательные рыбацкие лодки, любоваться которыми я, собственно, и приезжала по утрам. Так что с чистым сердцем я незаметно выныривала из дома, защищая тем самым покой местной фауны и стабильный, хоть и небольшой, доход рыбаков.
Сегодня я встретила того же рыбака, который удачно продал улов и теперь любовался восходящим солнцем над ровной гладью еще сонного моря. Я села тут же на песок, соблюдая необходимую дистанцию в полтора метра. За последние десять месяцев карантинной жизни мы превратились в странных существ, которые не могли улыбаться из-за масок (разве что глазами) и шарахались, если кто-то приближался на расстояние ближе вытянутой руки. Жизнь определенно потеряла половину своих красок и больше напоминала фрагменты из утопического романа о невеселом будущем планеты. Неужели оно наступило?.. С каждым днем мы утрачивали нечто важное, глубоко спрятанное и совершенно незаметное под плотными повязками на лицах.
– Сними маску, не бойся, – улыбнулся старик и протянул ракушку. На грубой коричневой ладони перламутровая завитушка казалась драгоценной жемчужиной. – Возьми, сегодня нашел. Такие редко попадаются.
Причудливая форма раковины напоминала многоярусный куполок на сахарном безе из лучших «patisseria»[284] района Нишанташи, которых в нем так же много, как и плошек для кошек, расставленных заботливыми горожанами у каждого подъезда, фонарного столба или скамейки. Я зажмурилась от сладостного воспоминания о легчайшей меренге, взрывавшейся тысячами пузырьков, стоило слегка дотронуться языком до ее воздушной корочки. В животе заунывно проурчало.
– А ты, оказывается, есть хочешь! Пойдем, попробую удивить загадочную иностранку, которой не спится в такую рань. Наверное, твои предки были рыбаками…
– Мои предки были сапожниками, – улыбнулась я. Очаровательный старик с белоснежными вихрами на тучном затылке бросил взгляд на мои помятые кроссовки, видавшие на своем веку гораздо больше, чем им предназначалось производителем: стамбульские разбитые тротуары, галечные дороги и километры песчаных пляжей…
Минут пятнадцать мы шли вдоль моря, а после резко свернули в сторону леса, в пролесках которого были разбросаны небольшие деревянные домики, упиравшиеся в крепкий каменный фундамент, вполне сходивший за первый этаж.
Выкрашенные в яркие цвета, они, словно игрушечные, радовали глаз и приветливо улыбались распахнутыми окнами, из которых доносились нежнейшие ароматы утреннего улова.
Вот в этом доме, что слегка покосился набок, наверняка в печи пыхтит чугунная сковорода с креветками в чесночном соусе – «каридес гювеч»; а вон в том, что так призывно отворил синие двери, готовится менемен – запах жареных помидоров в топленом масле с яйцами, щепоткой мяты и куркумы ни с чем не спутаешь… Жаль, что нам не туда!
Вскоре мы остановились у типичной рыбацкой избушки. Потрескавшиеся ставни подпевали в такт игривому черноморскому ветру. Окна раскрыты навстречу миру. Не перестаю удивляться этой странной стамбульской привычке – сливаться с природой независимо от погоды. Даже в дождь и стужу здесь отворяются настежь окна и двери. Гуляющий по комнатам ветер придает жилищу уныло-загадочный вид и капельку потускневшего благородства – все, что так близко созерцательным стамбульцам.
– Заходи, не стесняйся! – дружелюбно пропел веселый рыбак, и мы очутились в достаточно темном холле, в котором было еще более зябко, чем на улице. – Да не снимай куртку, – почувствовал мое смущение рыбак и указал на дверь, за которой гремела посуда и доносился тонкий женский голос, напевавший простую мелодию. Отточенным движением сбросив с головы заношенную фуражку, капитан неизвестного суденышка по-свойски подтолкнул меня вперед.
– Женушка, я привел тебе еще один голодный рот! – крикнул он с порога так громко, что крохотная женщина, плотно обвязанная поварским фартуком, чуть не подпрыгнула на месте. Увидев знакомое раскрасневшееся лицо мужа, она широко улыбнулась и прямо с губкой для мытья посуды бросилась к нему, чтобы звучно чмокнуть ощетинившуюся щеку суженого. Тот довольно крякнул и тоже расплылся в довольной улыбке. Мне показалось, что так должна поступать каждая женщина при встрече с любимым, и захотелось поскорее увидеть Дипа, чтобы повторить этот магический ритуал.