Мы лежали на грязном полу, закрывая головы руками, и ждали, когда кончится этот кошмар. Сережка тихонечко поскуливал у меня под боком, я дрожала, как осиновый лист, Ольга Николаевна бормотала молитву, а Иван Петрович общался с заветной фляжкой.
Потом все стихло. Мы не сразу поняли, что наступила тишина. Больше не стреляли. Не топали. Не бегали. Не кричали.
Мы уже собирались подняться с пола, чтобы попытаться выбраться на поверхность, когда снова послышались шаги. Кого еще сюда принесло? Еще одни кладоискатели?
– А Маринка-то где? – услышала я знакомый голос, только не сразу сообразила, кому он принадлежит.
В любом случае следовало пока оставаться на месте. Мало ли что нужно этим.
Мы слышали, как над нами кто-то тащил что-то тяжелое и говорил про братскую могилу, про то, что нужно привести в порядок вот эту. Они тоже заглянули в ларец и убедились, что он пуст…
– Куда они делись?! – опять заорали наверху. – Ну как сквозь землю провалились!
Почему как? – хотелось ответить мне, но я до поры до времени решила помолчать.
– Если с Маринкой что-то случилось, Рашидов меня убьет, – сказал Алик.
– Меня Могильщик убьет в любом случае, – заметил Алексей.
– Ну почему? – удивился Алик. – Ведь он же велел тебе остановить Райку. Ее можно было остановить только так.
Внезапно тишину склепа, в котором мы лежали, прорезал звук, происхождение которого я не сразу поняла. Звук повторился. Потом еще раз и еще.
До меня наконец дошло, что это у меня в кармане звонит трубка. Я вытащила ее и с трудом попала на нужную кнопочку.
– Да? – робко пролепетала я.
– Марина? – послышался в трубке голос папы Сулеймана. – Ты жива?
– Ну вы же слышите… – Я даже сумела улыбнуться.
Услышал меня не только папа Сулейман, но и находившиеся наверху ребята. Нам стали стучать в плиту, и наши отозвались. Иван Петрович поднял на руки Сережку, чтобы тот дотянулся до рычажка, подобного тому, что был в склепе деда Лукичева. Плита отошла.
Сверху к нам склонились знакомые лица. Мы вчетвером стояли посередине склепа. Ольга Николаевна прижимала к груди рюкзак с торчащими из него тетрадками. Иван Петрович потрясал пустой флягой и уже интересовался, нет ли у ребят чего-нибудь выпить. Сережка подавал парням наше барахло. А я стояла с сотовым телефоном в руке и отвечала на вопросы папы Сулеймана.
Потом нас всех подняли на поверхность. Я села на край развороченного склепа деда Лукичева и зарыдала. Нервы больше не выдерживали.
Меня по очереди пытались успокоить Алик и Лешка, но у них ничего не получалось. Сережку, Ольгу Николаевну и Ивана Петровича уже куда-то увели.
Потом появился Рашидов. Осмотрев место действия, он отдал несколько распоряжений.
– Пойдем, Марина, – сказал он мне.
Я покачала головой.
– Нельзя уходить отсюда, пока мы здесь не уберемся. Это ведь надругательство! – Я указала на разруху вокруг. – И зачем я только полезла искать эти клады?!
– Пойдем. Ребята все уберут.
– Я не могу оставить… – пролепетала я. – Я должна… Ради памяти деда Лукичева… Это я во всем виновата…
– Здесь все будет в порядке. Я тебе обещаю, – улыбнулся Сулейман.
Я не могла идти. Рашидов взял меня на руки. В его машине я отключилась.
Глава 32
Санкт-Петербург. 1 августа, суббота
Я думала, что не смогу прийти в себя целый месяц, не смогу забыть гору трупов, увиденную мною на кладбище, но человеческая память милостива, и все, что вызывает неприятные ассоциации, из нее со временем стирается, причем гораздо быстрее, чем можно себе представить. Через день я уже чувствовала себя более или менее нормально.
К нам снова начали ходить гости. Не квартира, а какой-то проходной двор. Или «Дом Советов»?
В очередной раз открыв дверь и увидев на пороге Валерия Павловича, я опешила. Нет, не потому, что не ожидала его снова у нас увидеть, а потому, что это теперь был совсем не тот человек, которого я знала раньше. Если при первой встрече он показался мне этаким холеным и крепеньким грибом-боровичком, то теперь передо мной стоял невысокий старик с поникшими плечами. И выражение лица у него стало другим – усталым от жизни. Это было лицо человека, для которого все закончилось.
Мы пригласили Могильщика пройти на нашу коммунальную кухню, где он и разместился на своем обычном месте. Двое молодцев прислонились к стене и опять же, как обычно, пустыми взглядами уставились в какие-то точки у нас над головами. Но мы уже привыкли не обращать на них внимания.
Валерий Павлович тяжко вздохнул и долго молчал. Мне было его искренне жаль.
– Вы, наверное, думаете, зачем я пришел? – наконец обратился он к нашей команде, обводя взглядом всех жильцов квартиры.
Я пожала плечами.
– Зашли к старым знакомым, – заявил Иван Петрович и тут же предложил: – Налить?
– Налить, – кивнул Могильщик.
– Только у меня не благородное… – предупредил дядя Ваня.
Валерий Павлович махнул рукой. Они с дядей Ваней осушили по стопке какой-то дряни, и Могильщик снова не мог собраться с силами.
– Вам не перед кем выговориться? – мягко спросила Ольга Николаевна. – Вы потеряли единственную дочь и…
– Жива она, – перебил Валерий Павлович. – Райка, стерва, живучая.
Мы все дружно раскрыли рты, а Валерий Павлович продолжал:
– Но насчет поговорить вы правы. Поговорить мне не с кем. А к вам я пришел… попросить… ну, в общем… Вот так.
И он хлопнул еще одну стопку дяди Ваниной дряни.
Меня, откровенно говоря, мало волновали проблемы Валерия Павловича. Чувствует себя виноватым? Хочет излить душу? Объясниться? Его дальнейшая судьба у меня особого интереса не вызывала, чего никак не скажешь о Райкиной. Мы все были уверены, что она навсегда осталась на том деревенском кладбище. Но, значит, от нее еще можно ждать какой-то гадости?
Раиса получила три пули, но выжила, правда, разум у нее здорово помутился. Я не стала говорить о том, что у нее и так с головой было не все в порядке, хотя мне и хотелось вякнуть что-нибудь на эту тему. Валерий Павлович сообщил, что сейчас она проходит лечение от огнестрельных ранений в какой-то закрытой питерской клинике, где врачуют тело, а затем он отправит ее в некое заведение в Швейцарии, где ей должны привести в порядок и голову.
Я подозревала, что последнее уже невозможно, и обеспокоилась: неужели эта красотка снова появится на моем жизненном пути? Правда, Валерий Павлович так не считал.
– Как я просил ее родить мне внука… – признался он. – Как я ее умолял… Нет, дети ей не нужны… Ей нужна была ее проклятая империя.
– Вы знали об этом? – уточнила я.
– Об ее имперских замашках? Конечно, знал. Она мне в красках свои планы расписывала. Говорила, что всем покажет. Мне в первую очередь.
Раиса занималась несколькими видами бизнеса, зарабатывая деньги, что у нее, кстати, неплохо получалось, но ей всегда было мало. И власти она хотела гораздо больше, чем денег. К помощи отца она прибегала, когда начинались неприятности. И отец помогал ей выкрутиться – своими связями, людьми, собранным компроматом.
– Вы же знаете, что у меня имеется досье на известных в городе лиц.
Мы кивнули.
Самому Могильщику власть, в принципе, была не нужна. Он, в отличие от дочери, не стремился к созданию империи, не хотел власти. Досье требовалось, чтобы помогать ей. Ведь дочь-то одна, какая бы она ни была…
Валерий Павлович понимал, что она затеяла, и был вынужден выступать на ее стороне. Он догадался, что всю кашу заварила Раиса, когда художник Вася нарисовал портреты тех, кто забрал из мансарды гробы. Валерий Павлович узнал Райкиных людей. О том, что Вася может прятаться у нас – или у кого-то на нашей лестнице, – Раиса намекнула отцу. Он наудачу отправился к нам к первым и застал его. А потом Валерий Павлович решил регулярно наведываться к нам, чтобы, так сказать, держать руку на пульсе…
– Почему она так возненавидела меня? – спросила я. – Ведь, кажется, я никогда не переходила ей дорогу.
– Во-первых, ее очень задело, Марина, что для твоего бывшего ты всегда оставалась женщиной номер один. Она выяснила, что он после каждой неудачи бегает плакаться к тебе. Он не мог ни в чем противоречить Раисе, а когда разговор коснулся тебя, встал на дыбы. Единственный раз. Нет, Раиса его не ревновала. Здесь было ее ущемленное самолюбие. Женя предпочел тебя, Марина. А ты даже палец о палец ради него не ударила. Но после освобождения из подвала он опять побежал к тебе! Потом Стрельцов что-то про тебя ляпнул. Затем Андрюха с Лехой, ну из тех, кого вы на помойку выкинули. Произвела ты на них впечатление. Как и все вы. – Валерий Павлович обвел глазами собравшихся. – Они не смогли с тобой справиться, поэтому и оказались рабами в подземной тюрьме. А потом еще и папа Сулейман к тебе зачастил. Для Раисы каждая похвала в твой адрес – удар ножа в сердце.
Я заметила, что в один из своих приходов к нам Валерий Павлович говорил, что Раиса ненавидит мужчин и мстит им. Теперь выходило, что она ненавидит и женщин.
– Она любит только себя, – ответил Могильщик. – Но нет, я не сказал бы, что она ненавидит женщин… Она ненавидит тебя, Марина… Может, еще какую конкретную бабу. Понимаешь, она должна быть во всем первой. А если кто-то оказывается лучше, он – враг.
В свое время Олег Вениаминович подарил Раисе старинное кольцо, потом брошь, каких не купишь даже в комиссионном ювелирном магазине. Ее заинтересовало, где он их взял, но Стрельцов молчал как рыба. Скорее всего он не знал их истинной ценности. Раиса же очень хорошо разбиралась в драгоценностях. Она стала наводить справки – откуда у Олега Вениаминовича могли появиться подобные старинные вещицы? Раиса узнала историю нашего дома и пришла к выводу, что Стрельцов нашел клад. Она считала, что это случилось, когда он производил ремонт в подвальном помещении.
Как раз в это время в средствах массовой информации промелькнули сведения о раскопках на территории Военно-исторического музея и о том, что там обнаружили. Раиса даже не поленилась съездить в Научный совет по историко-археологическим исследованиям. И в результате Белоусова пришла к определенным выводам.