— Гротеск… — выдавил Джеймс. Констебль Тромпер был прав: такого он еще не видел. Даже в ночных кошмарах его фантазия ни разу в жизни не нарисовала ничего, что хоть как-то могло с таким сравниться.
— Ты так и не сделал того, о чем я просила, Джеймс, — сказала тварь. — Ты не позвал Терренса…
— Я позвал…
— Да, и где же он?
— В коридоре.
Гротеск качнул шеей и голова передвинулась вбок. Круглые глаза уставились на дверь.
— Что-то он не торопится спасти меня, — с легкой обидой произнесла тварь, а Джеймс мог смотреть лишь на ее зубы. — Как будто не хочет вызволить свою возлюбленную Хелен и убить этого злобного человека, который меня здесь держит. Или его там нет? Ты солгал мне, Джеймс? Ты еще тогда понял, что я ввела тебя в заблуждение? Ты рассказал обо всем Лемюэлю, и он предупредил тебя, что гротеск скажет все, что угодно, чтобы освободиться?
— Нет… я…
— Ты пришел, чтобы накормить меня, Джеймс?
Джеймс спрятал шприц за спину и покачал головой.
— Я слышу, как стучит твое сердце. Твое сладкое сердце… Ты боишься меня? Это ведь я, Хелен. Тебе не стоит меня бояться.
Джеймс уперся спиной в дверь.
— Уже уходишь? Но ты ведь только пришел. Погоди, я спущусь…
Голова отодвинулась, и тут Джеймс увидел, как зашевелилось то, что он поначалу принял за трубы.
Невероятно длинные руки, каждая с фонарный столб, оторвались от пола, в который до того упирались, и тварь начала спускаться — сползла, цепляясь когтями за обойную ткань.
Гротеск явил себя во всем своем отталкивающем уродстве. Он сидел на четвереньках, его колени торчали кверху, а локти ткнулись в стены, длинные пальцы заскребли пол. Выбравшись из-за кровати, тварь повернула голову к Джеймсу.
— Они меня мучают… истязают меня… А я ничего им не сделала. Я просто хочу есть. Ты знаешь, что я ем, Джеймс?
— Знаю, — пересохшими губами сказал Джеймс.
— Я так голодна… Лемюэль меня не кормит. Но он сжалился и прислал мне ужин. Твое сладкое сердце…
Джеймс нащупал дверную ручку, попытался повернуть ее, но гротеск не хотел отпускать свой ужин. Оторвав руки от пола, он схватил его. В плечи впились когти, разорвав и пальто, и рубашку.
Джеймс закричал. Он надеялся, что дверь откроется, в комнату вбежит Тромпер и спасет его, но этого не происходило.
Тварь потянула его к себе.
— Нет! Пусти меня!
Он дергался, пытался вырваться, но гротеск обладал невероятной силой. Затащив его под себя, тварь придвинула к нему голову. Пасть раскрылась невероятно широко, и верхняя часть головы гротеска будто откинулась на затылок, как крышка сундука. Из нее вылез длинный черный язык. На лицо Джеймса потекла слизь…
Горло будто сдавило, крик застрял в нем и вырвался хрипом. Пасть придвинулась еще ближе, обдав Джеймса гнилостной вонью, от которой начало резать глаза, и он сделал единственное, что мог, — вонзил шприц в шею твари, надавил на поршень.
Гротеск заревел и покачнулся. Пальцы, удерживавшие Джеймса, разжались, и он пополз по полу к двери, хватая руками выдранные волосы и пачкая их в слизи.
Тварь покачнулась и ударилась о шкаф. Дверца открылась. Голова дергалась на извивающейся шее. Руки подогнулись, и гротеск рухнул на пол, забил конечностями по сторонам.
Джеймс глядел на корчащегося монстра и молил про себя: «Ну давай же! Действуй! Действуй!»
Судороги вдруг прошли. Тварь застыла и прекратила скалить пасть, а затем… она шевельнула пальцами и уперла руки в пол, начала подниматься.
Джеймс затрясся от ужаса.
— Оно не сработало… не сработало…
Развернувшись, он схватился за дверную ручку, повернул ее и… дверь не открылась! Ее заперли!
— Тромпер! — крикнул он. — Откройте дверь! Лекарство не сработало! Выпустите меня!
Из-за двери раздалось:
— Прости… прости меня, пёсик…
— Что вы делаете?! Откройте! Она же убьет меня!
— Я не могу…
— Тромпер! Откройте проклятую дверь!
Ответом ему было молчание.
Джеймс обернулся. Тварь уже окончательно пришла в себя и поползла к нему — жуткое существо, залитое светом из окна, приближалось…
Он в бессильном отчаянии задергал ручку, ударил в дверь плечом.
— Тро-о-омпе-е-ер! Умоляю!
Гротеск раскрыл пасть, на пол закапала рубиновая слизь. Длинные руки потянулись к нему.
— Не трогай меня! Нет! Не-е-ет!
Когти были уже возле его лица. Джеймс зажмурился…
…Констебль Тромпер зажал лицо руками. Он не хотел смотреть на эту дверь, не хотел слышать кошмарные звуки, которые доносились из-за нее, но просто не мог взять и оглохнуть.
Он знал, что живет в этой комнате, своими глазами видел эту тварь, наблюдая за ней в бинокль. Она умела открывать окно, но сломать решетку было выше ее сил, и она высовывала свои уродливые руки, царапала стену аптеки, пыталась забраться в другие окна — это все, на что она была способна. Порой ей удавалось поймать птицу, и тогда она разрывала ее на куски, выгрызая птичье сердце. Но большую часть времени тварь проводила, скованная отчаянием, — в безумии выдирала себе волосы, которые тут же отрастали. Он прятался и следил — пытался увидеть в ней что-то человеческое, хотя бы намек на Хелен, но Хелен не было. Даже брату он не рассказывал, во что она превращается. Ее держали взаперти не просто так — страшно подумать, что произошло бы, если бы она вырвалась…
Крики несчастного пёсика стихли, раздался треск, а за ним последовали хлюпы и жуткое чавканье.
Оторвав руки от лица, констебль увидел, как из-под двери течет кровь, и его едва не стошнило.
— Вы сделали то, что должны были, мистер Тромпер, — прозвучало от лестницы, и он повернул голову. Там стояли Лемюэль Лемони и мадам Клопп.
— Я… я убил бедного парня…
Аптекарь и старуха подошли.
— Это не вы, Терренс, — сказала мадам Клопп. — Его убила Хелен.
— Но я… я…
— Другого выхода не было, мистер Тромпер, — сказал Лемюэль. — Он собирался выдать нашу тайну, он рассказал бы всем о ней. Если бы в городе узнали о гротеске, сюда пришли бы ваши коллеги и убили бы Хелен. Вы же не хотите этого?
— Нет.
— Вы сделали то, что должны были, — повторил Лемюэль. — Теперь, когда его не стало, наша тайна снова надежно скрыта.
— Но он… был… таким хорошим. Он ничего не знал…
Лемюэль покачал головой.
— Джеймс обманом сюда проник, мистер Тромпер. Его подослал господин Медоуз. Джеймс должен был вызнать мои тайны и рассказать все Медоузу. Как вы думаете, что бы сделал Толстяк, узнай он о Хелен? Он бы тут же доложил в Дом-с-синей-крышей.
— Но разве его не хватятся? Не станут искать?
— У него никого нет. Он — одинокий безнадега, его исчезновение заметят разве что в банке. Возможно, лишь у них появятся вопросы, куда делся их должник.
— Что я должен говорить, если меня спросят?
— Трагический несчастный случай, — подсказала старуха. — Помощник мистера Лемони нарушил аптечные правила и попытался в одиночку приготовить лекарство, но из-за неумения и неопытности включил перегонный аппарат на максимальные обороты, и тот взорвался.
Констебль кивнул.
— Все закончилось, мистер Тромпер. О нашей тайне никто не узнает. Хелен в безопасности. Вы спасли ее.
— Хорошо, что вы предупредили меня о том, что он попытается сделать, мистер Лемони, — сказал констебль, — но я все еще… жалко парня…
— Мадам Клопп проводит вас, мистер Тромпер. Попытайтесь забыть о том, что здесь произошло. Ради Хелен.
— Ради Хелен, — словно эхо, повторил констебль.
— Пойдемте, Терренс. — Мадам Клопп взяла его под руку и повела к лестнице. — Я заварю чай и дам вам успокоительное.
— Мне нужно очень сильное успокоительное, мадам.
— О, поверьте, Терренс, я дам вам самое сильное, которое только есть в аптеке…
…Когда они скрылись на лестнице, Лемюэль с тревогой глянул на дверь.
Сработало?!
Он боялся. Боялся даже сильнее, чем когда выпил Самую горькую пилюлю.
Мадам Клопп сделала все в точности, как и было задумано. Проконтролировала, чтобы прадедушка приготовил лекарство и дала ему… противоядие.
Прадедушка недооценил своего наследника. Лемюэль знал, что тот задумал, уже очень давно — именно он, а вовсе не Хороший сын, прочитал его записи в дневнике и вырвал их. Хороший сын полагал, что, украв их и спрятав, он помешает Лемюэлю, но было поздно. План пришел в движение.
Узнав о «рецепте бессмертия», Лемюэль понял, что происходит, но никак не мог придумать, как помешать прадедушке, как выманить у него сведения о тайном ингредиенте. Хуже всего было, что с каждым днем Хороший сын становился все сильнее. Лемюэль отчаялся. В одной из бесед доктор Хоггарт, убедившись, что Лемюэль даже слушать ничего не желает о лечебнице «Эрринхаус», посоветовал ему некоего господина, который, как он сказал, решает невозможные и кажущиеся безвыходными затруднения. «Вдруг этот господин вам поможет, мистер Лемони», — сказал доктор.
Без особой надежды Лемюэль встретился с этим господином. Мистер Блохх выслушал его и, к удивлению Лемюэля, сказал, что затруднение решаемо. Он придумал план. План этот был сложным и казался самоубийственным, но Лемюэлю ничего не оставалось, кроме как довериться мистеру Блохху.
Подготовка заняла много времени, но затем, если говорить языком мистера Блохха «маятники пришли в движение», и этапы плана начали исполняться один за другим, словно звучащие ноты сыгранной на пианино мелодии. Они подбросили Медоузу сведения о чудодейственных сыворотках и «Секретных прописях» Лемони. Заманили в аптеку Джеймса. Светлячок и лекарство от безумия привели к избавлению от Хорошего сына. Затем было самое сложное — обмануть прадедушку.
Лемюэль сперва не поверил, когда мистер Блохх сказал ему, в чем именно заключается финальная часть плана. И это было самое страшное — то, что либо сработало бы, либо убило бы его.
Мистер Блохх раздобыл «Извлекатель души Дапертутто». Оказалось, что тайная технология доктора кукольных наук уже давно стала достоянием нескольких кукольников, вот только большинство этих устройств было изъято полицией и с