“Нет, так он окончательно замерзнет, – сказал сам себе рав Блох. – Надо что-то делать!”
И Дан Блох вышел из своего офиса, подошел к нищему и вывернул карманы.
– Вот все, что у меня есть. Считайте, что вы уже заработали. А теперь пойдемте ко мне греться и пить чай!
Нищий пересчитал деньги.
– Нет, – сказал он. – Не пойду. Я должен заработать сегодня еще две тысячи шекелей.
– Сколько? – изумленно спросил Блох.
– Две тысячи шекелей, – повторил нищий.
– Но для чего вам столько?
– Этого я вам сказать не могу. Дурная примета – говорить, для чего тебе нужны деньги прежде, чем ты их получишь. Но как только получу, расскажу.
– И вы всерьез думаете, что сможете собрать сегодня такую сумму?
– Видите ли, молодой человек, – раздраженно сказал нищий, – я работаю не где-нибудь, а у Стены Плача. Это, как вы знаете единственное место на Земле, от которого никогда не отойдет Божественное присутствие. Так неужели вы думаете, что за столько лет работы у меня с Богом не сложилось полное взаимопонимание? Каждый день я прошу Его послать мне строго определенную сумму на мои нужды, и Он мне ее всегда посылает. Всесвятой, да будет благословен Он, знает, что я никогда не прошу лишнего. И если сейчас мне нужно две тысячи шекелей, значит, Он пошлет мне две тысячи шекелей. Поверьте, Он хочет, чтобы я замерз еще меньше вас. Так что если будет нужно, Он пришлет ко мне самого Илью-пророка![57]
Дан Блох вернулся в свой кабинет и продолжил наблюдать в окно за стоявшим у Стены нищим. Его отношение к этому человеку в одночасье изменилось – он был поражен силой его веры. Вдруг он заметил, как неподалеку от площади остановилась машина.
“Каким образом она смогла подъехать к этому месту – здесь же запрещен проезд?!” удивился рав Блох.
Из машины между тем вышел почтенный старец, что-то сказал нищему и направился к Стене Плача. Около получаса старик молился у Стены в полном одиночестве, а затем направился к выходу и там протянул нищему пачку денег. После этого старец сел в машину, и она мгновенно словно растворилась среди снежных хлопьев.
Блох выбежал на улицу как раз в тот момент, когда нищий заканчивал пересчитывать деньги.
– И сколько там? – зачарованно спросил он.
– Ровно две тысячи шекелей, – ответил нищий. – Ну, что я вам говорил?! Ах, да я же обещал сказать вам, зачем мне нужны эти деньги! Видите ли, недавно я в одном месте немного выпил и начал… гм, буянить, так мне присудили штраф. Сегодня я как раз должен заплатить штраф, судебный сбор и гонорар адвокату, который вел это мое дело. Вместе это составляет чуть больше двух тысяч шекелей. С теми деньгами, которые вы мне дали, получается вообще точно до последнего гроша!
Жди звонка!
Вот вам еще одна история, случившаяся у Стены Плача совсем недавно с одним еще не старым, но и уже немолодым израильским художником.
Впрочем, свое начало эта история берет еще в 50-х годах, когда этот художник был высоким, красивым юношей, только-только окончил школу и, благодаря своему таланту, получил от государства стипендию для учебы в Лондонской Академии искусств. В Англии он познакомился с прелестной девушкой, которая так же, как и он, прибыла сюда из Индии учиться в университете. Дальше события развивались банально: молодые люди полюбили друг друга и решили пожениться. То, что девушка была нееврейкой, израильтянина не смущало – он был светским, современным человеком, убежденным, что любовь куда выше всех расовых и национальных предрассудков.
Не смущало это и его родителей, придерживающихся точно таких же взглядов. Единственное, о чем они попросили сына, так это о том, чтобы на летние каникулы он приехал домой и познакомил бы их со своей избранницей.
Сразу после начала летних каникул молодая пара направилась в Израиль, где их уже ждала теплая встреча. Невеста героя этой истории мгновенно пришлась по душе его родителям, и они не могли нарадоваться выбору сына.
Примерно через месяц девушка сказала, что теперь хочет познакомить жениха со своей семьей и призналась, что еще ничего не говорила родителям о своих планах.
Попрощавшись с Израилем, молодые люди вылетели в Индию. В огромном доме отца девушки в честь гостей накрыли стол, однако сам глава семейства за ним не появился.
– Мы люди старых взглядов, и у нас все решает отец, – сказала мать девушки жениху. – Вечером он с вами встретится, и вы получите его ответ на ваше предложение жениться на нашей дочери.
Вечером, перед ужином, в дверь отведенной для израильского гостя комнаты осторожно постучали.
– Хозяин ждет вас в своем кабинете, – сообщил ему слуга.
Отец девушки был предельно откровенен.
– Только не подумайте, что вы лично мне не нравитесь, или я испытываю неприязнь к вашему народу, – сказал он. – Но я должен сказать сразу и прямо: наша семья принадлежит к касте браминов. Это значит, что моя дочь может выйти замуж только за индуса из касты браминов или, на худой конец, воинов, и ни за кого другого. Ваш брак невозможен, и вы должны немедленно расстаться. Мне бы хотелось, чтоб вы уже завтра утром покинули Индию.
– Могу ли я попрощаться с вашей дочерью? – спросил израильтянин.
– Да, это я вам разрешу, – после небольшой паузы сказал брамин.
Нужно ли говорить о том, что прощание вышло горьким и трудным. “Мы обязательно встретимся! Я сбегу из дома, и мы встретимся. Жди моего звонка!” – прошептала ему девушка прежде, чем они расстались.
Но убежать ей, видимо, не удалось. Молодой израильский художник напрасно ждал звонка от любимой. Наконец, закончив учебу, он вернулся в Израиль и спустя несколько лет женился здесь на еврейке.
То, что он испытывал к жене, было скорее симпатией, чем любовью, но со временем эта симпатия переросла в сильное и глубокое чувство. Жена стала верной соратницей и единомышленницей во всех его делах; у них родилось четверо детей, которыми они по праву гордились: старший сын стал известным писателем, младший – тележурналистом, а две дочери – врачами.
Не удивительно, что внезапная смерть жены стала для художника тяжелейшим ударом – он резко постарел, осунулся, перестал писать картины. При этом у него появилась одна странность: он повсюду таскал с собой мобильный телефон покойной жены. Зная, что никто уже никогда не позвонит на этот телефон, он каждый вечер в память о жене подзаряжал его, и потому тот всегда был включенным. Сама вечерняя подзарядка мобильного телефона стала для него, убежденного атеиста, чем-то вроде религиозного ритуала.
Тем временем в далекой Индии тоже развернулись весьма драматические события. После того, как старый брамин запретил выходить дочери за израильтянина, она и в самом деле попыталась убежать из дома, а когда ей это не удалось, впала в депрессию. Лишь спустя несколько лет она вышла замуж за парня из касты браминов.
Спустя годы их младшая дочь отправилась на учебу в Штаты и там познакомилась с молодым человеком из Иордании. Затем история повторилась: девушка приехала в Индию, чтобы познакомить родителей со своим женихом, но ее отец так же, как некогда его тесть, объявил этот брак невозможным. Мать, помня о любви своей молодости, попыталась переубедить мужа, но все было тщетно.
Прошел год, отец девушки внезапно скончался, и мать посоветовала дочери позвонить своему возлюбленному в Иорданию. Если тот еще помнит ее и ждет, добавила женщина, то она не будет возражать против их свадьбы.
Молодой человек немедленно ответил, что его чувства к девушке не изменились, и он приглашает ее с матерью в Иорданию, где они и справят свадьбу.
Когда свадьба осталась позади, сидя за одним столом с дочкой и зятем, пожилая женщина рассказала им о том, как в молодости была влюблена в израильтянина, как ее отец разлучил ее с любимым, и именно поэтому она понимает их чувства лучше, чем кто-либо другой.
– Но послушайте! – воскликнул ее зять. – Ведь Израиль – это совсем близко! И, если вы хотите, вы вполне можете туда поехать, попробовать разыскать свою первую любовь и встретиться с ним.
Так эта женщина оказалась в Израиле. Здесь она назвала в справочной его фамилию, и ей дали номер сотового телефона – только не его, а покойной жены.
Произошло это в тот самый день, когда старый художник, сам не зная почему, направился к Стене Плача и впервые в жизни решил обратиться к Богу.
– Господи! – сказал он. – Если бы Ты мог вернуть мне дни моей молодости – дни, когда я был по-настоящему счастлив! Но если даже Ты есть, даже Ты не можешь сделать этого…
В тот самый момент, когда художник произносил эти слова, у него в кармане зазвонил мобильный телефон. Не сразу он сообразил, что это звонит не его телефон, а телефон покойной жены. Трясущимися руками он нажал кнопку вызова.
– Здравствуй, это Индира, – услышал он в трубке. – Если ты меня, конечно, еще помнишь…
– Где ты находишься? – спросил он, чувствуя, как в горле застревает сухой ком, мешая ему говорить.
– Я сейчас в Иерусалиме, неподалеку от вашей знаменитой Стены…
Так они снова встретились – тридцать пять лет спустя. На этот раз ничто не препятствовало их браку: он был вдовцом, она – вдовою, а то, что она была нееврейкой по-прежнему не играло для художника никакой роли.
Но, оказывается, теперь это имело значение для нее.
– За эти годы я поняла, что быть счастливой в браке можно только если ты действительно являешься второй половиной своего мужа, – сказала она. – И потому я хочу стать еврейкой.
Как она сказала, так и сделала: ровно год Индира провела над Торой и книгами по еврейской религии и философии, и вскоре знала об иудаизме гораздо больше своего мужа, да и многих других светских израильтян. Уже после того, как она прошла гиюр, и стала полноправной еврейкой, эта женщина продолжила учиться, и сейчас, как рассказывают, читает в разных городах Израиля лекции по иудаизму для женщин.
Когда Иегудит признается, что сама является прозелиткой и когда-то ее звали Индирой, в зале наступает мертвая тишина, и в ней отчетливо слышно, как в кармане лекторши звонит мобильный телефон – ее муж беспокоится, скоро ли она вернется домой?