Сима оказалась немногословной женщиной средних лет, спокойной, незаметной и незаменимой. Она практически не говорила на алардском, но несколько слов знала. В седле Сима держалась великолепно, о таких, как она, говорят, что они в нем родились. Женщина даже верхом на лошади умудрялась заниматься вышивкой. Я так поняла, что скоро младшая дочь Симы выходит замуж, и она помогает готовить приданое. Было интересно слушать объяснение Пазыла о брачных традициях степняков. Если в нашей стране за невестой тоже давали приданое, которое в основном измерялось в денежном эквиваленте, и чем было больше, тем выше шансы выйти удачно замуж, то у степняков приданым назывались предметы домашней утвари и обихода, одежда и текстиль. А еще в приданом обязательно должен быть ковер. Я так и не поняла зачем, но, по словам Пазыла, без него никак нельзя. Но если все эти вещи собирали родители невесты, то от жениха требовался калым. Причем он не являлся выкупом за невесту, это скорее доказательство того, что жених сможет обеспечить семью. Калым делился после свадьбы между родителями невесты и молодой семьей, родителям полагалась компенсация затрат на приданое, а оставшееся переходило в распоряжение жены. Она могла оставить деньги себе, так делали те невесты, что сомневались в чувствах своих мужей, ведь в случае отсутствия в браке ребенка супруг мог выгнать жену. Для женщины это считалось позором и тогда для нее оставалось не так много возможностей: либо жить на остатки калыма, либо проситься в наложницы к обеспеченному мужчине. После рождения первенца калым становился общим семейным состоянием и супруг мог им распоряжаться без согласия супруги, а всё потому, что брак считался освященным богами и не подлежал отмене.
После такого подробного рассказа Пазыла я многое поняла в мотивах поступков Сабимы, третьей жены Джанжуура. Как ей жилось эти семь лет? Для всех она не являлась настоящей женой Князя, ведь совместных детей у них не было. Да, это не ее вина, но кого это интересует. Неудивительно, что она пошла на подлог с ребенком, чтобы хоть родственники не считали ее никчемной.
Августиан объявил обеденный привал, солнце практически висело в зените и пришла пора прятаться в тень. Монарх учел особенности климата в степи и вот уже второй день в полдень наши сопровождающие разбивали шатры, чтобы три самых жарких часа мы могли отдохнуть от палящего светила. Люди Саида установили мой шатер в рекордные сроки, мне оставалось только прилечь на подушки и наслаждаться видом суетящихся вокруг лагеря мужчин, попивая прохладный кумыс. Кстати, эту тайну мне тоже удалось выяснить. Оказалось, что для кумыса и прочих молочных продуктов степняки производят пористые специальные кувшины из необожженной глины, за счет незначительного испарения жидкости через поры и достигается этот охлаждающий эффект. Так что это не магия, а та же самая наблюдательность.
— Леди Рибианна, вы долго собираетесь игнорировать своего сюзерена? — обманчиво ласково спросил Августиан, загородив мне обзор своим королевским телом. — Я все еще жду от вас извинений, дорогая кузина, и заметьте, мое терпение подходит к концу.
— Ваше Величество, не напомните мне, каких именно извинений вы от меня ждете? Видите ли, в последние дни было столько событий, что произошедшее между нами недоразумение как-то вылетело из моей головы.
Сарказм так и сочился из меня, но придраться к словам у Августиана вряд ли получится. В другой раз я просто извинилась бы, даже не считая себя виноватой, а теперь врожденная вредность и обостренное чувство справедливости не давали этого сделать. Я понимаю, что от короля глупо ждать признания собственной вины, но как же тяжело менять мнение о человеке, которого еще недавно искренне уважала.
— Анна, хватит паясничать, — скривился Августиан и сел напротив меня. — Ладно я уже привык к твоему дерзкому характеру, но твое поведение дискредитирует меня в глазах подданных, не говоря о степняках.
— Ваше Величество, вы преувеличиваете, — усмехнулась я, придерживаясь официального обращения, хотя видела легкое марево работы амулета от подслушивания. Надо же, а раньше я магию видела намного хуже, то ли практика сказывалась, то ли дар провидца. — Уверена, все наши спутники думают, что вы наконец-то дали мне отставку. Наверняка в кулуарах скоро будут обсуждать главную новость сезона — король променял фаворитку на наложниц Князя. Что это — падение устоев или новое веяние моды? Интересно, много ли брюнеток из тех, что еще несколько недель назад пытались с помощью париков выдать себя за блондинок, встретят вас по приезду? А если серьезно, моя изоляция ни в коей мере не роняет тень на вашу репутацию и радость ваших подданных тому подтверждение. Я вообще впервые наблюдаю такое единодушие среди ваших доверенных лиц, кажется, раньше ничья опала их так не сближала.
— Анна, мне не нравится твой сарказм. — Взгляд Августиана полыхал сдерживаемой яростью и желанием. Раньше меня это напугало бы, а сейчас в душе отозвалось лишь презрение. — Ты же знаешь, одно твое слово или благосклонный взгляд, и никакие наложницы, придворные дамы и их сопливые дочки мне будут не нужны…
— Лучше бы вам, Ваше Величество, не нравилась я, а не мой сарказм. — Наверное, я впервые перебила монарха, очень не хотелось выслушивать его лживые признания. Почему я так решила? Но ведь любящий человек никогда не будет предлагать такую порочащую связь. Разве можно делить любимого с кем-то еще? Одна мысль, что у Двэйна может появиться любовница, вызывала во мне дикую ревность и гнев. — Мой ответ все тот же — нет. И если вы считаете его оскорбительным, то я по приезду на родину сразу же удалюсь в поместье, давно подумывала о его реорганизации.
— Степь не лучшим образом сказалась на вашем характере, леди Рибианна, я непременно поговорю об этом с вашим мужем, — раздраженно бросил Августиан и ушел к своему шатру.
Спрашивается, зачем приходил? Или это такой способ помириться? Похоже, я потеряла последнюю возможность наладить диалог с кузеном, и что-то мне подсказывает, что придется уезжать не в поместье, а сразу к сестре. Волнует ли меня это? Нет. Потому что родина для меня — это не место на карте, а семья.
Раскопки не задались еще с ночи. После разговора с Августианом день пошел немного быстрее: обед, полуденный сон и дорога в бескрайней степи. К холму мы приехали, когда уже стемнело, все были уставшие, и хотелось только одного — лечь спать. От позднего ужина я отказалась, только попила, смыла с себя пыль и легла, а ночью проснулась от естественных потребностей тела. Лагерь добросовестно охранялся, один из телохранителей проводил меня до заветных кустиков. Мне было неловко, но и отказываться я не стала, все же под охраной спокойнее. На обратном пути я заметила над холмом цветное сияние, неяркое и пульсирующее, как радужный круг в храме. Почему-то в этот раз флуктуации магии не казались теплыми, наоборот, они вели себя агрессивно, вызывая во мне неясное чувство опасности.
Я даже оглянулась к своему сопровождающему и спокойно так спросила, не кажется ли ему, что над холмом что-то светится. Степняк очень удивился, но ответил, что ничего там нет, кроме отблесков костра.
Неудивительно, что после всех этих странностей я плохо спала, и снилось мне что-то неприятное, давящее и откровенно пугающее. А под утром и вовсе привиделся кошмар: будто бы я иду в кромешной тьме, обдирая руки в кровь о каменные стены, спотыкаюсь и падаю. Знаю, что надо подняться, но сил нет, и приходилось практически ползти. Куда? Зачем? Ответа нет, меня окружает зловещая тишина. Я даже согласна услышать шорох от лапок мышей или других мелких животных, только бы знать, что я в этом аду не одна. В голове всплывают мысли о подземном мире и о том, как о нем рассказывают священники. Муки, огонь, крики грешников, хаос и боль, но мне кажется, остаться в темноте и в одиночестве под толщей земли намного страшнее. Многократно. Ощущение безысходности давит, но ужас заставляет двигаться, неважно куда, главное, чтобы там была жизнь…
Из затяжного кошмара меня вырвала Сима, я еще с вечера попросила ее разбудить меня пораньше. Было подозрение, что мои коллеги и король в частности захотят оставить меня в лагере. В другой раз я, может быть, и сама не пошла осматривать развалины, но после ночного представления, которое довелось увидеть только мне, любопытство не оставило бы меня в покое.
Как я и думала, часть моих соотечественников уже проснулась и вовсю готовилась к походу.
— Леди Рибианна, доброе утро. Удивлен, что вы поднялись в такую рань. Неужели два дня дороги вас не утомили? Завидую вашему здоровью, я вот с удовольствием еще поспал бы, если была бы такая возможность.
Лорд Эдинторн всем своим видом выражал любезность, но только неискушенный человек не заметил бы насмешку.
— Старость косит даже самых достойных, лорд. Но вы не расстраивайтесь, в ваши годы есть еще множество увлекательных занятий, например, делиться опытом с внуками. — На самом деле лорд стариком не был и выглядел весьма неплохо для мужчины сорока пяти лет. Но разве это давало ему право насмехаться надо мной? Вот и я думаю, пусть на себе ощутит свое же оружие. — А поднялась я пораньше, чтобы тоже отправиться к развалинам, всегда мечтала полюбоваться восходом солнца над степью.
— Кузина, дорогая, я сомневаюсь, что сегодня вам стоит идти с нами. — Незаметно подошел Августиан. — Что вам там делать? Вот когда мы расчистим дорогу, разберем завалы, сметем пыль с артефактов древности, тогда и ваш черед придет. А любоваться восходом вы можете и отсюда.
— Спасибо, Ваше Величество, я обязательно последую вашему совету, — склонила я голову в знак согласия.
На самом деле я не собиралась ждать тот гипотетический день, о котором говорил монарх. Сегодня я твердо решила подняться наверх и найти ту штуковину, которая так заманчиво сияла в ночи. А пойду я в компании короля и его свиты, или отправлюсь только в сопровождении собственной охраны, для меня было неважно.
— Я рад, что вы, леди Рибианна, не из тех женщин, которых необходимо уговаривать и доказывать всю опасность посещения древнего города.