Я сердито посмотрела на Дэнни. Он наблюдал за мной – глаза сияют, волосы торчком, губы готовы улыбнуться. Достал блокнот, затем подошел и сел рядом.
«Нога нормально?» – захотел узнать он.
– Да, хорошо.
Он похлопал себя по карману, вытащил коробочку панадола и показал знаками: «Я на всякий случай захватил».
Мне стало так тепло.
– Спасибо, вы так заботливы. Пока со мной все нормально.
Он задумчиво посмотрел на меня, словно решая что-то. Затем написал: «Что случилось с Тони, почему вы расстались?»
Приехали, подумала я. Миллион ответов на этот вопрос. Тони устал от моих постоянных расследований, вопросов, моей потребности в одобрении. Ему надоело наше простое существование, и он отправился на поиски лучшей доли, богатства, славы и приключений. От жизни он хотел гораздо большего, чем могла предложить ему я…
Я вздохнула.
– Он встретил другую женщину.
«Бродяга», – проговорили пальцы Дэнни, но на его выразительном лице не отразилось ничего, кроме печали. Добавил в блокноте: «Он был идиотом».
Мне пришлось улыбнуться.
– Он нашел верную дорогу, вот и все. Кэрол, его жена, очаровательна. Она души в Тони не чаяла, ухаживала за ним. Помогала ему с карьерой, облегчала жизнь. Но не только это, конечно. Просто они совпали.
Дэнни казался задумчивым. Написал: «Вы встретили кого-то другого?»
Я покачала головой.
«Почему нет?» – знаками спросил он, изображая удивление.
– Слишком занята своей карьерой. Дочь воспитываю.
Снова в ход пошел блокнот: «А настоящая причина?»
Я не могла посмотреть ему в глаза, поэтому уставилась на чахлый алектрион. Заныла нога. Я прикинула, не проглотить ли пару таблеток панадола, чтобы приглушить боль, которая начинала нарастать. Затем все же пришлось признаться:
– Я так никого и не встретила… в смысле, ни с кем не совпала.
Дэнни кивнул, разглядывая мое лицо, словно моя откровенность предельно изумила его. Его явный интерес вызывал у меня желание продолжать разговор. Меня распирало любопытство в отношении Дэнни, и его неожиданные расспросы о Тони давали возможность задать ему в ответ вопросы более интимного свойства: почему ты вызвался пойти сюда со мной сегодня? Почему у меня такое чувство, будто ты со мной заигрываешь? И как ты справляешься с одиночеством, которое должен чувствовать из-за своей глухоты в такой крохотной провинциальной общине, как Мэгпай-Крик?
Но вместо этого я проговорила:
– Кори сказала мне о вашей жене. Мне жаль.
«Мне тоже, – вздохнул он и добавил на пальцах: – Плохо для Джейд».
– Она чудесная девочка. Они с Бронвен как две горошины в стручке.
Дэнни нахмурился, тогда я взяла блокнот и написала свое сравнение. Дэнни улыбнулся и сделал знак:
«Да, они как сестры, правда?»
Безумие, как невинное замечание может вогнать в краску. Смутившись, я изобразила интерес к севшей неподалеку сороке. Та затрещала, постепенно набирая громкость, пока стрекотание не полилось из ее горла сплошным потоком, вызывая у меня мурашки.
Витые ветки старого эвкалипта чернели на фоне лазурного неба, нежные серо-зеленые листья висели неподвижно, как будто затаили дыхание. Мне нравилось сидеть здесь, с Дэнни мне было спокойно. И однако в сердце моем шла война. Я была листком, подхваченным бурным потоком, который несло в какое-то очень желанное место, и при этом я жутко боялась. Скорость и быстрое развитие событий возбуждали – но я с этим не справлялась, страстно желая привычной безопасности твердой почвы.
Краем глаза я видела, что Дэнни откинулся назад, лениво запустил пальцы в свои растрепанные волосы, вздулись мышцы его рук. Я старалась не смотреть, но его пальцы начали двигаться в воздухе, и мне пришлось повернуть голову, чтобы прочесть сообщение:
«Это место наводит меня на мысли о Тони».
– Почему?
Дэнни взял блокнот: «Обычно мы сидели здесь, когда были детьми. По дороге в хижину, как мы сейчас».
Может, сработала красота окружающего нас пейзажа, или палящий зной, или легкая нервозность, какую я всегда испытывала в присутствии Дэнни. А может, виновата была тайна, поселившаяся в сердце, которая разъедала его изнутри, как червяк середину яблока, заставляя меня отбросить всякую осторожность и спросить:
– Почему, по-вашему, Тони никогда не поддерживал связь ни с кем отсюда? Ни с вами… ни даже со своей матерью? Я могу понять, что он скорбел по своей сестре, но мне странно, что он до такой степени отрезал себя от прошлого.
Дэнни пожал плечами. Долго смотрел на свои руки, потом написал в блокноте:
«В ту ночь, перед тем как убежать, он пришел попрощаться. Было поздно, Тони забрался ко мне в комнату через окно. Он казался больным, был бледен, обливался потом. Он сказал, что вынужден уехать, что он сделал нечто плохое».
Меня это поразило.
– Плохое?.. Например?
Он снова начал писать, заполняя маленькую страницу своими кривыми каракулями. Наклонив голову, я попыталась прочесть первую строчку, но тут он закончил, вырвал листок и с поклоном подал его мне.
«Я спросил, что случилось, но он мне не сказал. Он казался напуганным, постоянно оглядывался, вздрагивал от каждого звука».
Дэнни начал новую записку, но на середине остановился. Засунув блокнот и ручку за пояс джинсов, он начал быстро жестикулировать, почти лихорадочно, его жесты были точны, быстры и настойчивы. Не ругается ли он опять, подумала я, и смотрела как загипнотизированная.
Уверена, он сознавал, что я не понимаю, но, похоже, не в состоянии был ни остановиться, ни замедлиться. Его руки двигались с изяществом, рождая поток беззвучных слов: вот он проводит указательным пальцем по всей длине руки, ударяет кулаком в открытую ладонь, ребром ладони рассекает воздух. Стремительные, почти агрессивные жесты, которые – несмотря на мою неспособность их понять – были потрясающе звучны.
Раньше я считала, что язык глухих – сомнительная, абстрактная вещь. Жестикуляция требовала физического усилия, чтение по губам было в лучшем случае ненадежным, писать все – никакого времени не хватит, да и нудно. Оттенки интонации, теплота или холод человеческого голоса, резкость или нежность восклицания – все расцвечивает язык, дает ему многослойность подтекста, что важно для полноценного общения. Если эти нюансы недоступны, сглажены чередой жестов и беззвучных сигналов, как узнать наверняка, что тебя поняли?
И при этом, не улавливая ни слова, я четко и ясно понимала речь Дэнни. Его оживленное лицо, напряженные плечи, быстро двигающиеся руки, передававшие ощущение разочарования и печали, говорили красноречивее всяких слов.
Случилось что-то плохое, и Тони чувствовал свою ответственность. Что бы то ни было, страх Тони заразил и Дэнни.
Дэнни перестал жестикулировать и вытащил блокнот. Одна страница, вторая, третья. Он вырвал все эти страницы вместе, вложил мне в руку.
«Тони уговорил меня отвезти его на автостанцию, у него был полный карман мелочи, которую он взял в копилке у отца. После долгих споров я согласился. Я дал ему еще несколько долларов, затем отвез на моем велосипеде на станцию».
Я перешла к следующей странице, в спешке надорвав ее:
«Мы приехали слишком рано, поэтому ждали до утра. Когда первый автобус открыл двери, мы обнялись на прощание, и Тони уехал. Больше я никогда его не видел».
И следующая:
«Позднее до меня дошли слухи, что Тони поссорился с Глендой в тот вечер, когда она погибла, толкнул ее. Я рассказал Кори о его признании в каком-то плохом поступке. Она сказала: “Не обращай внимания, Тони никогда такого не сделал бы”. Она сказала: “Никогда никому не говори”. Поэтому я и не говорил. До сего момента».
Дрожащими пальцами я сложила записки и убрала их с глаз долой в карман, к остальным. Нога давала о себе знать, я машинально отмечала яркие вспышки пульсирующей и тянущей боли.
– До этого вы сказали, что Тони казался напуганным… Чего он мог бояться?
Дэнни собрал мандариновую кожуру, разбросанную у него под ногами, и зашвырнул под кустик алектриона к моей. Посмотрел на меня, щурясь от солнца, и прожестикулировал:
«Не знаю».
В светотени стало как будто жарче. Я прижала ладони к пылающим щекам.
– А плохое? Что он, по его словам, совершил? Что это могло быть?
Дэнни пожал плечами, переключив свое внимание с меня на верхушки деревьев. Я почувствовала, как он замыкается в себе. Наклонившись, я взяла его за запястье, заставив повернуться обратно и смотреть на мои губы.
– Вы думаете, это связано с несчастным случаем с Глендой?
«Нет».
– Тогда что?
«Хотел бы я знать».
Отвернувшись, чтобы скрыть раздражение, я кое-как поднялась на ноги, сердито уставилась на долину. Почти нестерпимо сдавило голову. Ощущение пространства и свободы, которым я наслаждалась некоторое время назад, ушло. Вместо него горел ярко-красный шар злости.
Почему Тони оставил нам Торнвуд? Он, должно быть, знал, что я влюблюсь в это место, захочу здесь жить. Комнаты с высокими потолками и великолепные коллекционные вещицы его деда, сад с его волшебными видами – все составляющие, знал Тони, от которых я сойду с ума.
Разве не знал он также, что я, по самóй своей натуре, заинтересуюсь прошлым? Его прошлым? Разве он не знал, что я потяну за ниточки, пока они не размотаются? И разве не приходило ему в голову, что мои открытия не только встревожат меня, но и бросят внушительную тень на Бронвен?
Моего виска коснулись пальцы.
«Все в порядке?» – захотел узнать Дэнни.
Я кивнула, но это было не так. Не совсем. Мои мысли метались от воспоминания к воспоминанию, подобно стрекозе, скользящей над мутным прудом: Тони, улыбающийся своей новорожденной дочери; Тони учит Бронвен пользоваться первым сачком; поездка на пляж, рыба с чипсами на берегу, ослепительно улыбающаяся пара карабкается на наблюдательную вышку Элвудского пляжа, от соленого ветра у них краснеют щеки…
Все это было ложью?