Читал однажды записки на молебне. «Иоанна, Георгия, Елены…» И вдруг: «Торжественное обещание пионера Советского Союза. Я (фамилия, имя), торжественно клянусь жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия»… Думаю: что за наваждение? Догадался перевернуть листок бумаги – на обратной стороне написаны имена. А та, что мне положили, была когда-то обложкой советской школьной тетради.
В конце восьмидесятых возил по Москве гостя – пожилого лютеранского пастора из Швеции. Тот попросил показать ему старообрядческую службу. Мы рискнули посетить поморскую общину на Преображенке. Войдя в храм, пастор через меня как переводчика вежливо поинтересовался, можно ли постоять послушать. Ему ответили: «Стойте, слушайте, только не молитесь». Я честно перевел. Пастор надолго задумался.
Одна моя знакомая любила повторять: «Если бы я родилась лет сто назад, я бы бомбы в царей кидала. Но я родилась в наше время, и поэтому я монархистка». Такие вот парадоксы диссидентского сознания.
Владыка Никон (Фомичев) часто говорил: «Хочешь нажить себе врага – сделай ему доброе дело».
Святейший Патриарх Пимен нередко повторял поговорку: «Где голосок – там и бесок». По-моему, это относилось не только к людям с певческими талантами.
А вот старая церковная присказка, которую приписывают еще святителю Московскому Тихону: «Единственный в Москве диакон, который не пьет, – это памятник Ивану Федорову».
Злые языки говорят, что в лифтах надо повесить таблички: «Шесть обычных людей, два попа или один архиерей». Ответственно заявляю, что это наглая провокация. Однажды сам участвовал в эксперименте, опровергающем данную гипотезу. Как-то я и еще один иподиакон сопровождали Владыку Питирима по Немецкому кладбищу, куда он пришел на Светлой седмице – посетить могилы архиереев и священников. Владыка, кстати, знал множество таких могил и мог долго рассказывать о людях, чьи останки там лежали… На кладбище мы встретили отца Александра Марченкова с семьей. Владыка предложил подвезти их до метро, и вот так мы втиснулись в «Волгу» – митрополит, отец Александр с матушкой и ребенком, два иподиакона. Вместе с водителем – семь человек. А нас пугают, что лифта не хватит…
Русский человек запросто может прийти к храму часа в два ночи и начать заплетающимся языком молиться, а то и чего-то требовать. Один батюшка рассказывал, как к нему в деревенский храм приходили по ночам мужики со своим наболевшим:
– Отец, а какой там Бог есть, кому молиться? Вот жена у меня сволочь, вот надо что-то такое… Какой «сплю», ты ж поп!
Впрочем, все-таки именно в храм идут, а не к «нервному врачу» и не к участковому. К этим ночью уж точно не обратятся.
Служил с недавно рукоположенным диаконом. Тот вел себя очень неумело. Кадило брал «как бомбу, как ежа», удивленно его рассматривая. Совсем комичная ситуация получилась, когда он начал закрывать царские врата. Высунул голову, склонил ее – и прищемил шею створками. Открыть их назад не решается. Пока я не водворил его с трудом на место, народ в храме с минуту наблюдал такую вот картину: почти закрытые врата, а из них торчит озабоченная голова.
Неделя всех святых. Чтец, дочитав Апостол (он же читается и в Неделю Православия), не может толком произнести аллилуиарий: давится от смеха. Заходит в алтарь, показывает книгу окружающим. Реакция такая же. Это они впервые увидели слова, которые помещены после праздничного чтения: «Конец всем святым и Православию».
В житии святителя Николая много поучительного. Много примеров добрых дел. Но иных привлекает лишь один эпизод. Как-то услышал за один праздник этого святого две проповеди. Обе были посвящены заушению Ария. Причем в одном случае батюшка выразился очень непосредственно: «Он не стал богословствовать, а дал ему в морду!»
Во время литургии диакон с ужасом наблюдает, как лжица движется к чаше и прилипает к ней. Наваждение? Оказалось, обычные законы физики. Просто чашу до этого использовали для служения в самолете и в ее основание был вмонтирован мощный магнит.
Служил Пасху во Вьетнаме, на нефтяной базе. Люди там в основном русские, но от Церкви далекие. Литургия совершалась в культурном центре – здании, плотно окруженном магазинами и летними закусочными. Идем крестным ходом. Мужики, отрываясь от пива, смотрят на нас примерно так, как будто бы мимо идет слон или летела тарелка с гуманоидами. Один другому:
– Ничего себе… Не, это что, взаправду?
– А я вообще не понял. Во чего бывает…
Немецкие лютеране, устав от общения с московскими «церковными дипломатами», которых всегда считали замшело-консервативной публикой, решили пригласить в гости настоящего «человека из народа». Он-то точно все поймет и не будет морочить голову богословскими различиями… Позвали одного известного архимандрита со студентами провинциальной семинарии. Долго вместе посещали лютеранские общины, пили пиво, говорили друг другу красивые слова: мол, общего у нас больше, чем отличного, а перегородки уж точно не достигают неба… В последний день сидели дома у местного епископа. Полное братание. Архимандрит расчувствовался да и говорит хозяину:
– Хороший вы человек, просто замечательный! Вот только с супругой невенчанными живете. Вам бы покреститься…
Больше немцы его в гости не звали. Ищут новых «либералов из народа».
Один в общем-то неглупый и вполне образованный государственный деятель в начале девяностых рассуждал о религии так: «Вот у нас есть мусульманская церковь. Есть православная концессия. Ну и другие всякие»… Другой однажды с умным видом говорил о «небесном представительстве Богородицы». А больше всего меня изумил телерепортаж об освящении игуменом Иннокентием (Павловым) в девяностые годы студенческого общежития: «Здание окропил святой водой митрополит Московский освятитель Иннокентий». Хорошо хоть нимб не пририсовали…
Еще сюжет из жизни постперестроечного телевидения. Одна ведущая, любившая блеснуть эстетизмом и эрудицией, однажды так обратилась в эфире к митрополиту Питириму: «А сейчас я бы хотела, чтобы владыко сказало нам что-нибудь о высоком».
Переводы православных богослужебных терминов и цитат на английский – вечная тема для нареканий и шуток. То переводят сугубо католическими терминами, то транслитерируют греческие слова (даже там, где есть хорошие английские аналоги), то поступают «от ветра главы своея». На обложке одного альбома хоровой музыки как-то прочел: «Dostoino Est’ (To Eat with Dignity)».
При одном церковном зале есть VIP-комната, куда заходят в основном архиереи, министры, депутаты, генералы и прочая, прочая. Именно там установлена – в отличие от всего остального здания – антивандальная сушилка для рук. Неужели наша элита может быть так деструктивна в минуты стресса?
Филарет Денисенко, который сейчас стал лучшим другом греко-католиков и чуть ли не главным последователем Петлюры и Бандеры, всегда умел подстроиться под господствующую идеологию. До 1990 года – под советскую. Во время московского заседания Центрального комитета Всемирного совета церквей он давал пресс-конференцию. В это время у Дома туриста, где все это происходило, стоял пикет греко-католиков, требовавших легализации своих приходов. Естественно, тогдашнему Экзарху Украины задают вопрос на униатскую тему. Он в свойственной ему жесткой манере медленно выговаривает, тяжело стуча двумя пальцами об стол:
– На территории советской Украины униатской Церкви нет. Униаты – это пособники фашистов, которые удрали в сороковые годы с немцами.
– А эти люди что здесь делают?
– Я вам еще раз повторяю: на территории советской Украины униатской Церкви нет.
Один протодиакон, недавно скончавшийся в этом почетном звании, любил говорить:
– Что попы? Как клопы – туда-сюда, туда-сюда… Так и бегают. А я – протодиакон.
Про святого Валентина в связи с «его днем» сочиняют самые разные небылицы. Особенно любят рассказывать, что он венчал чуть ли не всех желающих – без разбора веры, национальности и возраста (это в третьем-то веке!). Католический священник отец Игорь Ковалевский даже рассказывал, как журналистка его спросила:
– А сколько пар успел повенчать святой Валентин, пока его не замучила инквизиция?
В Москву приехал видный американский государственный муж. На встречу с ним пригласили представителей разных религий и конфессий. Обходя ряды, гость дошел до баптистов. Поинтересовался их количеством в России:
– How many are baptists here?
После минутного замешательства ему ответили:
– We are here: one, two, three…
Как-то стоял на трибуне парада на Красной площади. Рядом – один из наших иерархов и представитель инославной конфессии. Оба люди весьма «весомые», да и я, мягко скажем, не пушинка. Вместе мы тянули минимум килограммов на четыреста. А под ногами – шаткая дощечка, под которой три метра пустоты. Сначала меня это забавляло, но вот когда наш инославный брат начал слегка подпрыгивать в такт музыке, я подумал: вот и смерть моя пришла… Все-таки искусство, провоцирующее бурные эмоции, – вещь опасная.
В начале девяностых очень популярны были гороскопы (сейчас, слава Богу, внимание к ним не так велико). По ним женились и выходили замуж, шли или не шли на работу и в гости, назначали и отменяли важные встречи. Проникло это поветрие и в церковную среду. Один прихожанин, любящий порассуждать и порасспрашивать о жизни архиереев, как-то заявил мне: