ны были стоять на ручье Максимовка, впадавшем в Хомолхо, а возможно, уже снялись и перебрались к стойбищу на Кадали-Маките. Севастьян предложил остановиться на приличном отдалении от тунгусов, ниже в восьми-девяти верстах{7}, на всякий случай.
«Что ж, — размышлял Севастьян, — точное место указывать не стану. Скажу лишь, что эта речка и есть золотоносная и след искать всюду, тогда два отряда начнут поиски по раздельности. Поясню: тунгус точное место не показал, а только заверил о найденном им камне в Хомолхо. Не думаю, что лишь в одном отрезке русла имеется золото, раз оно есть в одном, знать, и в других отрезках русла оно тоже есть. Удача должна улыбнуться не только моему отряду, но и отряду Окулова. И дай Бог, чтоб было так. Я уверен, будет! Хоньикан заверял, тунгусы находили золотые находки на всём протяжении речки, находили и выбрасывали. Сначала отыскать золотые залежи, а уж потом пускай решают господа вопросы земельные с кочевниками и властями…»
Лагерь решили раскинуть в устье речки Кадали-Макит, впадающей в Хомолхо. Все принялись с усердием готовить материал для шалашей, надобность в которых была обязательна, и соорудить их нужно несколько. Шалаши выросли в течение двух-трёх часов, накрыли их лапами хвойных деревьев и корой берёзы и теперь представляли собой таёжный стан из пяти примитивных укрытий от непогоды. В одном разместились Трубников с Рачковским, во втором — Севастьян с Окуловым, в третьем и четвёртом — остальные члены экспедиции, пятый соорудили для имущества, сложили в него вещи и всякого рода принадлежности. Внутри шалашей постелили ветки лиственных деревьев и выделанные оленьи шкуры, и они обрели уют для их обитателей. Начало третьей декады августа выдалось весьма тёплым, такова вот Сибирь — лето короткое жаркое, зима же продолжительная и суровая.
Севастьян занялся устройством тагана, двое охотников принялись готовить еду, трое заготавливать дрова. Рачковский и Трубников после длительного перехода, да ещё принявшие участие в установке шалашей, изрядно устали. Оба решили обжить своё жилище, разместили свои вещи, прилегли, а вытянувшись лёжа в полный рост, острее ощутили запах леса, исходивший от лиственной подстилки и хвойных стен. Дышалось необыкновенно, воздух, насыщенный лесным запахом, заполнял лёгкие, и упоение им отгоняло усталость и поднимало настроение.
Всеми руководили чувства, скорее бы наступило утро и приступить к изучению речки, особое нетерпение испытывали устроители похода — Рачковский и Трубников. Для них было важным найти драгоценный металл, стать открывателями золотоносных проявлений, дающих им возможность окунуться в столь перспективное и прибыльное занятие.
И утро настало. Солнце, едва показавшись из-за гребня вершины восточной сопки, бросило первые лучи, а таёжный стан уже не спал. Горел костёр, на нём готовилось варево, кипятили воду для чая.
— Ну, Иван Сусанин, какими берегами пойдём, где ж поднят был самородок, коим бахвалился? — спросил Трубников, обратившись в Севастьяну.
— Почему Иван Сусанин, и кто ж такой, иль выдумали человека? — удивился Севастьян, услышав странное к нему обращение.
— Не слыхивал? О как! То ж знаменитость на Руси, как есть национальный герой русский. Ну да ладно, при таковом деле так пока завтрак примем, пролью свет на неосведомлённость. Жил такой в конце шестнадцатого и начале семнадцатого века крепостной крестьянин родом с Костромской земли. А в ту пору шла русско-польская война, нелёгкое время было, дюже смутное время и голод, не до народа боярам было — борьбой за власть одержимы были. Так вот этот самый Сусанин спас молодого царя Михаила Романова, наследника престола законного, гибель которого, казалось, была неминуема.
— А что ж так, почто попал царь в катавасию, что жизни лишить хотели? — поднял интерес Севастьян, и другие охотники оживились послушать столь занятную историю.
— Недобрые силы из боярского сословия за его спиной пожелали привести на трон угодную им личность, а тут и польский королевич свой интерес к оному проявлял, так Михаил-то из династии Романовых неугодным им виделся. А полякам чего, только и нужно, что до власти на Руси добраться да на колени поставить дух русский. В одно из сёл и ворвалась свора поляков и литовцев да давай рыскать, где молодого царя русского прячут, предатели-то навели, мол, где-то рядом, ан никто в точности и не знает. Но проведали, есть проводник на селе Иван Сусанин, все леса тамошние для него что дом родной, так его и заставили провести к месту, где сыскать наследника Романова. Не отказался Сусанин указать, даже сам вызвался, селяне диву дивились — как же так, неуж выдаст? И повёл Иван отряд недругов, но не той дорогой, а через болота, по марям, и завёл их в топи непролазные, что и выходу назад нет. Поняли изверги, что Сусанин умышленно завёл их в дебри болотные, злобой вскипели и, зверски замучив, убили проводника, а сами, все как один, так и утопли, не выбравшись. Жизнь свою не пожалел во имя царя! Пред памятью Сусанина и голову склонить надобно, вспоминая о таком человеке. Что тут говорить — Государя нашего спас, Русь по своей сути сберёг! Как же не знать, это ж истинно русская душа, на таких людях и государство держится.
— Старец был, наверное, мудрый крестьянин?
— Да нет, поговаривали, около сороков годов в ту пору прожил до гибели.
— Надо же, молодой, а так истинно герой получается, не каждый отважится жизни себя лишить, страшной смерти подвергнуться. — Окулов тряхнул головой, демонстрируя своё восхищение.
У Севастьяна же в памяти всплыла картина, как отец и мать погибли в болоте, но не из-за геройского поступка, а от подлого Никодима Заворотнюка, которого он в отместку подверг страшной кончине, утопив в этом же болоте. Севастьян тяжело вздохнул, душу пронзила боль, и она отразилась в глазах, и это заметил Трубников, он про себя отметил: «Впечатлительный парень, как воспринял остро гибель Сусанина. Вроде охотник бывалый, а сердце не стерпело — болезненно за грудиной отозвалось. Кстати, как-нибудь спросить бы его надо, что с его родителями сталось, коли один из охотников в первую ночь перехода обмолвился о невероятной пропаже их. А может, и не стоит, дабы душу не теребить…»
— А раз ты проводник, вот к слову этому и назвал тебя Иваном Сусаниным. Хотя случай не к месту, на болота нас не поведёшь, топить не станешь. Всё ж мы не польско-литовский отряд, не вражины какие, а люди русские и пришли сюда доброе делать, недра изведать. Так, Севастьян Михайлович! — обратился Трубников к Первакову.
— Так, а как же иначе, Кондрат Петрович, истинно так, — отозвался Севастьян. — Иван Сусанин здесь ни при чём.
Трубников и Рачковский на последние слова рассмеялись.
Отзавтракав, Перваков и Окулов со своими помощниками приступили собирать инструмент для выдвижения. Промывочные лотки и снедь укладывали в мешки. Лопаты и кирки следовало нести на плечах или в руках, мешки же взвалить на плечи и шагать до речки, откуда намечались поиски золотых пород.
Рачковский и Трубников решили остаться на стане. Чего ноги мять по каменистому руслу в несколько вёрст на её протяжении, коли поисковые отряды на месте, а доверенные лица, возглавляющие их, одержимы идти в поиск, промывать пески, искать золото. Не доверять им оснований не было — это простые честные люди, им чужды корысть и нажива, тем более Окулов и Перваков знали: в случае удачи они станут не последними людьми в делах разработки месторождения, а тут и возможность стать не бедными людьми. Поиск песков, насыщенных драгоценным металлом, займёт не один день, а может и затянуться на месяц. Последнее предприимчивых иркутских господ никак не устраивало — впереди осень, а находиться в тайге до белых мух — это уж сверх меры, к тому же оставленные дела в Иркутске их ждали, беспокоили, но со всем этим можно смириться, вытерпеть, если, и самое главное, удастся обнаружить золотые запасы, скрытые в недрах таёжной речки.
Размышляя так, купец и статский советник решили в этот день привести себя в порядок — спуститься к воде, помыться, смыть с себя пот, стряхнуть усталость, навалившуюся за долгий путь. Вчера вечером было не до этого — валились с ног, а после как насытились, предались глубокому сну.
— В котором месте всё ж самородок был поднят, далече от нашего расположения? — спросил Трубников.
— Поднят с этой речки, однако тунгус конкретно не показал где и рассказывал, что не только сам находил, но и другие тунгусы, не лгал, правду говорил, — ответил Севастьян. — Думаю, по всей реке искать след.
Рачковский, наблюдая за сборами обеих групп, высказал свою точку зрения о начале поисковых работ:
— В таком разе кучей идти по руслу резона нет. Целесообразно продвигаться раздельно — одни вниз по течению, другие вверх. С этим сами определитесь. А вот что касаемо разведки, так необходимо пробы песков брать часто. Скажем, через каждые десять — двадцать {8}. Вскапывать неглубокие шурфы{9}, набирать породу в лотки и промывать. Кстати, в пользовании лотками навыки имеете?
— Чего тут мудрого, — за всех ответил Севастьян. — Видели и не раз, как старатели шурудили породу, да и сами на интерес пробовали. Отчего руки-то чесались к этому — самим хотелось приложиться, да охотничье ремесло не отпускало, и в других речках мыть пробовали, а они пустыми оказывались, мыли, мыли и бросали. Тут главное не усердствовать чрез меру, разжижаешь песок водой и смыв плавно устраиваешь, а как мизер на дне лотка остаётся, так тут аккуратней работать след, чтоб золотые значки, а то и крупицы не спустить в речку. Золото-то оно вес против камня обычного имеет, так в любом раскладе на дне лотка осядет, главное, чтоб оно в породе было.
— Что ж, похвально, практикой владеете, — отметил Рачковский. — В таком разе Бог в помощь, мужики.
— Севастьян, много ль молитв знаешь