ми, но под видом заехать на прииск Вознесенский свернёт с дороги с Сушковым и окольными путями вернутся, минуя посёлок Спасский, в ту самую землянку. Плотников и Горобец были предупреждены, чтобы они со своей стороны на следующий день объявили напарникам по зимовке о своём выходе в верховье Хомолхо якобы для чистки путиков под будущий промысел пушнины. На самом деле примкнут к Севастьяну и Сушкову, и вчетвером им предстояло понаблюдать за Лаптевым и Никитиным, чем они будут заниматься. У Сушкова, Плотникова и Горобца тоже, как и у Севастьяна, да и, впрочем, у большинства селян давно зародились мысли о непорядочности Василия и Степана. Многое настораживало в их причастности к гибели людей, но одно дело подозрения, другое — факты, а их не было. Если же подозрения в тайной добыче золота в течение десяти дней не подтвердятся, а там уже начнутся заморозки, то Севастьян с Павлом Сушковым тихо покинут землянку и отправятся до Мачи. А Плотников и Горобец останутся в посёлке на зимовку и наряду с основными обязанностями по охране отводных границ и имущества прииска предадутся своему любимому делу — охоте.
Горные работы завершили через восемь дней, на девятый убрали бутары и водоподводящие желоба, оттащили их на берег, выполнили потребные ремонты и на жердины уложили для сохранности до весны. Как обычно, привели в порядок инструменты, складировали. Люди, с вечера собравшись в дорогу, ранним утром следующего дня покинули посёлок, где ждал их расчёт за отработанный сезон. Тихомиров с доверенными лицами везли добытое золото, с ними и люди, на которых могли положиться, все при оружии, готовые дать отпор бандитским нападкам. А таковые на приисках и в отдалении от них уже происходили, и это вызывало беспокойство, прежде всего у хозяев приисков, почему по их прошению пред Государем и губернскими властями на Маче и в Олёкминске увеличили число полицейских. Под угрозой были безвозвратная утрата золота, жизнь руководителей приисков и доверенных лиц, людей, оказавшихся с драгоценным металлом на пути бандитов.
Перваков и Сушков, отделившись от каравана, свернули вниз по течению Хомолхо, все старатели, кроме начальника прииска, были уверены — эти два человека направились на Вознесенский и вернутся на Мачу позднее с людьми этого прииска.
Как только караван скрылся из виду, Севастьян и Павел направили коней вверх по течению Хомолхо в сторону Кадали-Макита, доехав до её устья, пошли вверх по речке и через некое время достигли землянки. Спешились, привязали лошадей и принялись обживать жилище. Сухие дрова были заготовлены загодя, и вскоре в печке огонь заиграл языками пламени. Приготовленная в дорогу пища и горячий чай, заваренный травами, употребляли в обед и вечером. Впервые за весь сезон наступило безделье, от которого друзьям было непривычно, не знали, куда девать время, к чему приложить руки.
Ночь прошла, настало утро, а когда солнце достигло зенита, оно словно зависло, остановилось в ожидании чего-то. Слабый ветерок катил по долине Кадали-Макита, а в верховьях речки подхваченный северным дуновением летел к перевалам, а там, соединившись с другими воздушными потоками, метался средь сопок, извещая о скором приближении холодов. Вершины самых высоких гольцов, как обычно первыми облачившись в белоснежные шапки, придавали контраст между небом и склонами гор. Заботами окружена к предстоящей зиме вся таёжная живность. Неутомимые труженицы белки спешно строят и обустраивают себе на деревьях жильё из пучков сухой травы и мха, собственной шерстью от линьки, запасают впрок лесные стланиковые и кедровые орехи. Соболь — многоядный хищник, тот устраивает себе норы под корнями деревьев или в скальных расщелинах, когда найдёт, рад и заброшенному дуплу. В таких обиталищах, защищающих от ветров, его к тому же от холодов спасает и мех, а пропитание всегда может отыскать в любом густозаросшем урочище, который облюбует. Где есть кедрач и стланик, он обязательно там, зайцы и мыши-полёвки, а они всюду, в голод не откажется от лесной падали, хотя и сам порой, проявив ловкость, в состоянии поймать зазевавшуюся птицу или иную какую лесную тварь. Медведь — это особь своеобразная. Набрав за лето и особо за осень жиру, активно ищет место, где бы спрятаться, залечь в спячку. Повезёт, если отыщет готовую берлогу, а нет, так самому приходится рыть землю под деревом и оборудовать логово. После трудов придирчиво осматривает вырытую нишу-ямину, всё ли его устраивает, бросает взгляд, нет ли постороннего глаза, поведёт ноздрями, вдыхая запахи, и, не обнаружив чего настораживающего, моститься в логово. Но в спячку сразу не впадает, иной раз выползает, осматривается, даст один-два круга, как бы удостоверяется в надёжности убежища, и так несколько дней, а то и неделю-полторы. А уж в октябре, когда снег основательно покроет тайгу и первые устойчивые морозы схватят землю, залазит в обжитую нору основательно, свернувшись и передними лапами обхватив голову, долго сопит, ворочается, устраиваясь удобнее, и, наконец, засыпает. Но если кто помешает медведю залечь в берлогу или не накопит он под шкуру запасов, то беда — этот «добряк» превращается в злого и дерзкого хищника, опасного, готового напасть и разорвать любого, будь то крупное животное или человек, лишь бы насытить свою утробу. Снегопады постепенно заваливают вход в медвежью хату, и только махонькое отверстие в насте, из которого исходит слабый парок от дыхания таёжного косолапого, говорит о том, что там есть живое существо. Но всё это будет позднее, а пока лесная живность торопится сделать то, что не успели приготовить.
Половников и Горобец старались к землянке подойти неслышно, но Севастьян с Павлом их обнаружили, прежде чем те подошли к скрытой стоянке. Лица обоих были свежи, выглядели бодро, сказалось вчерашнее послабление в работе, ночной отдых и сегодняшняя половина дня в посёлке. Поздоровались, присели отобедать и занять себя чаем.
— Как наши работнички восприняли ваше желание покинуть посёлок? — поинтересовался Севастьян.
— Когда все отбыли из посёлка, настроение у них выглядело не ахти. А вечером мы с Данилой сообщили им, что завтра намерены пойти в верховье Хомолхо до зимовья, что построил Жуков, а потом пользовался ею в следующие зимы Стоянов, в момент душой всколыхнули, даже нескрываемо повеселели, — ответил Половников.
— Значит, не насторожились, догадок не возникло, это хорошо. — Севастьян, закончив с едой, налил себе чаю.
— Лаптев сразу с вопросом, мол, а надолго ли? Мы ему: минимум недели на две, подладим зимовье, путики прочистим, так они взбодрились, словно того и ждали, — добавил Горобец. — Взяли с собой, как и положено, тёплую одежду, провизию, так у них сомнений и не вызвало, поняли, действительно надолго.
— Не уж и впрямь промывкой займутся, коль радость проявили? — задался вопросом Половников. — Знаете, мужики, не судите строго, но иной раз, глядя на золото, думаю, а ведь не мешало бы прихватить какой самородочек, так наказ матери вспоминаешь: не бери чужого — не услышишь слова худого; да приговаривала: кто крадёт, тот долго не живёт, тут и мысли бесовские в сторону отходят.
— Правильные слова, мудрые, — кивнул головой Данила.
— Сижу и думаю про другое, если Лаптев и Никитин пески до этого мыли и продолжают мыть втихаря, поэтому и готовы отводы сторожить из года в год. Большая забота у них — руки нагреть, эта братия та ещё, откуда же золото каждый год вытаскивают, те ещё дельцы, — высказался Сушков.
— Гадать не будем, поживём, посмотрим, если так, то изловим паразитов, на чистую воду выведем, ан нет, так что ж тут… — Севастьян развёл руки в стороны. — А по завтрашнему дню где-то в полдень к ним и заявимся, издали глянем, тянуть они не будут, не резон им ждать заморозков и первого снега, каждый день им дорог, а потому спешку проявят.
— Только бы дни продержались, снег нам ни к чему, помеха, следы не спрячешь и близко не подойдёшь, — заметил Горобец.
— Снегу рано ещё, ночами не предвидится, а если днём покажется, так днём и растает. До русла в обход посёлка пойдём, чтоб собаки не забрехали, насторожатся подельники, — предложил Половников.
— Конечно, в обход, а поймают наш запах, так он псам знаком, вряд ли возьмутся лаем, тем более собаки в посёлке, а Стёпка с Васькой на речке. Главное, пред этим жульём себя не обнаружить, понять, на какую бутару налягут, — выложил мнение Сушков.
— Гуртом ходить не след, попеременно, а в случае факта, так сообща обоих и накроем. — Севастьян сжатым кулаком правой руки ударил в ладонь левой. — Первым пойду я, присмотрюсь, разведаю, что да как, вернусь, а там и обсудим, если что примечу.
На том и постановили.
Глава 46
Ночью выяснило и похолодало. К утру же появились небольшие серые тучи, и было трудно определить, они дождевые или снеговые? Не понять, потому как они не бросали ни мокроту, ни снежинки, а просто плыли и меняли свои формы. Это было начало обычного осеннего дня, зябкого с утра, требующего кутаться, но к обеду чуть с потеплением.
В землянке тепло, со вчерашнего вечера протопленная печка всю ночь отдавала свой жар, пришлось вставать и приоткрывать вход, проветривать, к тому же дыхание четырёх человек добавляло тепло.
Поднялись рано, умывшись холодной водой из Кадали-Макита, мгновенно взбодрились. Края речки чуток взялись заберегом, плыли жёлтые лиственные хвоинки, они, как и листва, легко сдуваются ветром с деревьев, достаточно тронуть ветку или ударить по стволу, и хвойный дождь осыпает человека, землю. С восходом солнца забереги исчезли, а по воде продолжала плыть хвоя и разного цвета листочки, их несло, кружило, иные попадали на оголённые камушки, другие выбрасывало на берег, изрядно же намокшие тонули, но и в струе продолжали путь, куда неслась речка. Слегка морозная свежесть витала в воздухе.
На огне подогрели мясо, запивали чаем, не спешили, полагая, если на самом деле Лаптев и Никитин вздумают промывку породы, то на это уйдёт немалое время. Подтащить бутару, водосточный желоб, установить их на коз