– Ведь это лишь домыслы, – возразила я.
– Но домыслы, которые никуда не деваются. Тлеет ли под всем этим дымом хоть одна искра настоящего пожара, – она пожала плечами, – кто знает? Может быть, проблема в том, что Луиза фригидна, или любит другого мужчину, или у Лорна дурной запах изо рта, или он слишком увлечен марками. Никто не знает, что на самом деле происходит под покровом брака. Но разговоры идут, ужасные сплетни. Говорят, Луиза приказала заложить кирпичами окна во дворце, чтобы помешать Лорну сбегать в Кенсингтон-гарденс на свидания с гвардейцами. Правда это или нет, но могу сказать вам, что Луиза не была с ним счастлива. А несчастливая жена – опасное создание.
Затем она замолчала, позволяя словам улечься. Но через минуту уже кивнула в сторону конверта.
– Почему бы вам не открыть его и не узнать, чего она хочет?
Не было смысла бороться с неизбежным. Я взяла рожок, который использовала вместо ножа для писем, и вскрыла конверт. Послание было написано решительным почерком на гербовой бумаге: «Приходите. Не медлите и никому не говорите. Л.».
Я убрала его обратно в конверт и широко улыбнулась леди Велли.
– Это лишь приглашение подписаться на пожертвования в благотворительной организации, которую она поддерживает.
Леди Велли в ответ натянула на лицо улыбку старого крокодила, много повидавшего на своем веку.
– Ну, раз вы так говорите, девочка моя, то кто я такая, чтобы сомневаться в ваших словах? – Она тяжело вздохнула и уперлась тростью в пол, чтобы спуститься с верблюжьего седла. Стокер тут же оказался рядом с ней, помогая ей встать на ноги.
– Спасибо, мой милый мальчик, – с нежностью сказала она. – Ты гордость своей матери или флота – никак не могу решить.
Он проводил ее до двери и вернулся, слизывая с губ остатки меда.
– А что на самом деле говорится в письме? – спросил он.
– Нас вызывают, – сказала я, протягивая ему конверт. Я склонила голову, пока он читал. – Стокер, меня не покидает странное чувство, что леди Веллингтония получает удовольствие от некой своей шутки, которая как-то связана со мной.
Он махнул рукой.
– Это просто ее манера общения. Она любит играть с людьми, а ты для нее – новый котенок.
– Котенок или мышка? – спросила я. Время покажет.
Мы прибыли в Кенсингтонский дворец, вновь следуя инструкциям, данным нам в прошлый раз. Принцесса появилась сразу же, как только дворецкий о нас доложил. Она не тратила времени на формальности, а спешно провела нас в свою личную гостиную, распорядившись по дороге, чтобы нас никто не беспокоил.
Она достала из рукава письмо и протянула нам.
– Прочтите, – велела она.
Оно было написано на простой бумаге, очень коряво, так, будто человек с хорошим образованием и красивым почерком тщательно пытался скрыть и то и другое. Один край листа сильно обуглился, и все письмо пахло дымом.
«Журнал у меня, – говорилось там без всяких приветствий. – Принесите в грот свои изумруды в полночь и ждите дальнейших инструкций. Никому не говорите – или я приму меры».
Я хотела отдать записку, но принцесса лишь отмахнулась дрожащей рукой: от гнева или страха – я не могла понять. Тогда я передала ее Стокеру, который молча ее рассмотрел. Мы не смотрели друг на друга, но я знала, что он думает о нашей неудачной поездке в Литтлдаун. Кто-то заполучил журнал после того, как я его выронила, и воспользовался случаем, чтобы извлечь из этого выгоду.
Мне не терпелось расспросить принцессу, но я понимала, в каком она состоянии. Она была натянута как струна, и от неловкого обращения с ней запросто могла случиться истерика. Поэтому я решила зайти издалека.
– Как пришла эта записка? – спросила я.
– С утренней почтой, среди других писем.
– А конверт?
Она поморщилась.
– Сожжен. Видите, я хотела уничтожить и письмо, поэтому все это бросила в камин. Потом поняла, что это глупо, и письмо успела вытащить. Но конверт уже было не спасти.
– Было ли на конверте что-то примечательное?
Она задумалась, у нее на лбу залегли складки.
– Почтовый штамп Центрального Лондона, но больше никаких пометок, кроме моего адреса.
– А надписано было правильно?
Она с горечью улыбнулась.
– Да, все нужные титулы были на нужных местах.
Я пока не хотела затрагивать вопрос с журналом, а она, очевидно, не собиралась сама об этом заговаривать. Я продолжала обходить эту тему стороной.
– О каких изумрудах идет речь в письме?
Она сцепила руки, крепко переплетя пальцы.
– У меня есть парюра[21], составленная из свадебных подарков, в которой: тиара с изумрудами и бриллиантами, подаренная мне родителями мужа, герцогом и герцогиней Аргайл, браслет – изумруды в окружении бриллиантов, а также подвеска – тоже изумруд с бриллиантами. Их я надевала на свадьбу – это был подарок от ее величества. В наборе и другие, не такие значительные, предметы, но эти – самые важные.
– И этому преступнику все о них известно, – задумчиво сказала я.
– Это известно всем, – раздраженно поправила она. – Эти подарки были изображены в каждой иллюстрированной газете по всей Британской империи. Мои свадебные портреты продавались повсюду, и на них эта подвеска была отлично видна.
– Предполагаю, что они все прекрасного качества.
– Естественно.
Настроение у нее было совершенно ужасным, но в общем ее нельзя было в этом винить. Она жила будто в аквариуме, какой бы блистательной ни была эта жизнь. И я вдруг поняла, почему леди Велли ее жалеет. Просто ужасно, что миллионы посторонних людей знают очень личные подробности твоей жизни, словно копаются в груде костей за банкетным столом в поисках лакомых кусочков.
Будто прочитав мои мысли, она начала говорить, тихим и глухим от горечи голосом.
– Вы даже не представляете, насколько это ужасно – знать, что совершенно чужие тебе люди сидят у себя в домах, читают о тебе все, судят тебя, а иногда и ненавидят просто из-за твоего происхождения. Не уверена, смогу ли когда-нибудь почувствовать себя в безопасности, выходя из дома. Буду заглядывать в глаза каждому прохожему и думать про себя: «Это ты? Ты так меня ненавидишь?».
– Не думаю, что вам стоит бояться прохожих на улице, ваше высочество, – очень мягко сказал ей Стокер. – Это работа кого-то, хорошо с вами знакомого.
Она моргнула, на ее лице отразилось полное непонимание.
– Этого не может быть. Я этому не верю. Должно быть, это кто-то из слуг. Может быть, та девушка, что убирает в Хэвлок-хаусе, – начала она. – Вы вообще ее допрашивали или были слишком заняты этой игрой, чтобы нормально выполнять свою работу? Может быть, я зря вам доверилась, – выпалила она. – В конце концов, только ваша вина в том, что у этого злодея вообще оказался журнал. А что вам удалось обнаружить? Совершенно ничего. Столько дней потрачено, и вы ни на шаг не приблизились к спасению Майлза Рамсфорта.
Обычное хладнокровие покинуло меня при таком вопиющем проявлении несправедливости. Я совершенно невежливо вскрикнула, но Стокер бросил на меня предупреждающий взгляд. К его чести (за что я была ему бесконечно благодарна), он успел воспользоваться подходящим моментом. Проигнорировав запрет прикасаться к персонам королевской крови, он взял ее под локоть своей крепкой рукой и проводил в кресло. Когда она села, он встал перед ней на колени, изобразив абсолютную преданность.
– Ваше высочество, – сказал он с бесконечной добротой в голосе, – я понимаю, как это тяжело, ведь с вами никогда не происходило ничего подобного. Но мы делаем все, что в наших силах, чтобы помочь вам.
Она коротко кивнула.
– Я знаю, мистер Темплтон-Вейн. Но ожидание сводит меня с ума. А теперь еще и это – просто чудовищно.
Ее губы дрожали, будто она готова была расплакаться, и он вытащил из кармана один из своих огромных красных носовых платков.
– Возьмите, на всякий случай, – попросил он.
Она вновь кивнула, послушно, как ребенок, и он взял ее руку в свою с такой аккуратностью и нежностью, будто гладил крошечного раненого птенца.
– Расскажите мне все.
«Мне»! Я заметила, какое местоимение он использовал, а также то, что он слегка приподнялся с колен, чтобы своей спиной загородить меня от нее и создать ощущение приватности для них с принцессой. Он наглым образом исключил меня из разговора, но как только я открыла рот, чтобы возмутиться, поняла, насколько эффективен этот метод.
Я ожидала, что царственность принцессы будет оскорблена тем, что кто-то осмелился взять ее за руку, пусть даже и сын пэра, но она лишь промокнула глаза платком и начала говорить.
– Я была очень груба с мисс Спидвелл, – сказала она ему.
Он наклонился к ней ближе, пытаясь создать ощущение, что у них есть некая общая тайна.
– Должен сказать, она этого заслуживала.
Она непроизвольно улыбнулась, слабо, но все-таки улыбнулась.
– Все-таки я была неправа.
– Мисс Спидвелл – упрямая и вздорная женщина, – серьезно сказал он. И на этот раз улыбка стала шире.
– Подозреваю, что так оно и есть. Но я была излишне категорична с ней, сама того не желая. Я отчаянно нуждаюсь в ее помощи. И в вашей – тоже. Я так напугана, так ужасно расстроена…
– Вы беспокоитесь, и вам страшно, – сказал он. – Смею предположить, что и спите вы гораздо меньше, чем следовало.
Она закрыла глаза и согласно кивнула. Я открыла было рот, а он, хоть и не поворачивал ко мне головы, должно быть, почувствовал, что я хочу что-то сказать. И, прежде чем она открыла глаза, он успел покачать указательным пальцем, запрещая мне вступать в беседу.
– Это правда, – ответила она ему, наклоняясь вперед и указывая на свое лицо. – Должно быть, вы видите тени у меня под глазами. Ни одной ночи я не спала хорошо с тех пор, как началась вся эта история.
– Это совершенно понятно и естественно, что вас захватили сильные эмоции, – заверил он ее. – И вам тем более следует поделиться ими со мной. Людям, особенно дамам столь благородного происхождения, вредно держать в себе такие мощные переживания и не выпускать их наружу. Это опасно для здоровья, – добавил он с ноткой укора в голосе.