Мы приехали в Литтлдаун как раз вовремя. Оставался еще час до назначенной шантажистом встречи. Я шла так же быстро, как привыкла ходить в джунглях, следуя запутанными путями моих бабочек. Стокер не выказывал никаких признаков волнения от предстоящего поединка. Он шел обычным шагом, немного вразвалочку, той изящной, гибкой походкой, какая бывает у людей, проведших много времени в море или в седле. Руки расслаблены, плечи опущены, и даже брови ничуть не нахмурены, будто мы вышли на воскресную прогулку. Лишь легкая складка в уголке рта выдавала в нем напряжение.
Под покровом темноты мы взобрались на стену поместья, не желая пока никого извещать о своем присутствии. Держась в тени деревьев, мы направились к гроту, внимательно прислушиваясь к любым звукам, которые указывали бы на то, что сторож или его пес несут ночную вахту. До грота мы добрались беспрепятственно; я взялась рукой за решетку и потянула ее на себя. Она была заперта, и я победоносно взглянула на Стокера. Мы прибыли раньше противника, и теперь у нас было преимущество. Я вытащила из кармана ключ, вставила его в замок, приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы мы могли проскользнуть внутрь, и тихо закрыла ее за нами.
Мы стали пробираться внутрь в полной темноте, и, когда дошли до узкого туннеля, Стокер положил мне руку на плечо, не давая идти дальше. Он чиркнул спичкой и зажег лампу, жестом показав мне, что хочет пойти первым. Я сжала губы, забрала у него лампу и, подняв ее над головой, двинулась в узкий проход. Он с возмущением вздохнул, но не стал спорить, а пошел вслед за мной, стараясь держаться как можно ближе, насколько позволяло узкое пространство.
В туннеле все было так же, как и в прошлый раз: холод, скользкий камень под пальцами, запах сырости, но, в последний раз завернув за угол, я поняла: что-то не так. Впереди был какой-то свет, а в нос мне ударил резкий металлический запах.
У Стокера обоняние было лучше, и он сразу понял, в чем дело. Он попытался оттащить меня назад, но было поздно. Я вышла в большое помещение, и мой фонарь здесь стал совершенно бесполезен, потому что весь грот был освещен волшебными фонарями. Они отбрасывали на стены тени в виде совокупляющихся пар и групп людей, и казалось, что сам камень оживал от их движения.
Но я даже не замечала вращающихся картинок. Все мое внимание было приковано к siège d’amour в центре комнаты, креслу любви, которое должно было притягивать взгляды всех участников вакханалий. Сейчас на нем вновь была обнаженная фигура: голова закинута назад, руки и ноги разведены в стороны, будто в некой пародии на удовольствие. Губы приоткрыты, словно человек вот-вот заговорит. Но Джулиан Гилкрист больше не мог сказать ни слова: его горло было перерезано от уха до уха.
Глава 26
Река алой крови текла из ужасной раны на шее, скапливаясь в лужицы по бокам. Золотые волосы чуть всклокочены на висках, застывшие глаза широко распахнуты от изумления. Одна рука откинута в сторону, как у мучеников на картинах, пальцы слегка согнуты, а указательный отставлен и будто направлен на лужи крови на полу.
Рядом с креслом, на границе света и темноты, стояла Эмма Толбот, белая как полотно, невидящим взглядом уставившись на окровавленное лезвие у себя в руках.
– Не подходите ближе, – предупредила она, замахиваясь ножом. Стокер спокойно поднял руки, чтобы показать, что не хочет причинять ей вреда.
– Эмма, – мягко сказал он, – дайте мне нож. Вы ведь не хотите ранить меня и мисс Спидвелл тоже не желаете зла. Отдайте нож мне, – повторил он.
Он сделал шаг вперед, она отшатнулась и подняла нож, метя ему в грудь. Еще шаг – и она могла бы дотянуться до него клинком, но он даже не вздрогнул, когда она замахнулась, а продолжил говорить тем же спокойным голосом, каким, наверное, не раз усмирял возбужденных животных.
– Эмма, я хочу, чтобы вы отдали мне нож. Для вас самой будет лучше, если вы не станете оказывать сопротивления, – настаивал он.
Она, как слепая, затрясла головой, вновь вскинула нож и еще немного сократила дистанцию между ними.
– Эмма, – тихо, но четко продолжал он, – если не отдадите мне нож, я заберу его у вас. По тому, как вы его держите, я вижу, что у вас совсем нет опыта в таких вещах, так что поверьте: я с легкостью смогу его у вас взять, но если мне придется забирать его силой, это может быть больно. Возможно, мне придется сломать вам запястье просто потому, что вы нам сейчас угрожаете, а я не люблю, когда мне угрожают. Вы меня понимаете?
Ее глаза (в полумраке видны были лишь темные круги и яркие белки) расширились еще больше.
– Если вы хотите убить меня, давайте побыстрее, – сказала она, буквально выплевывая каждое слово.
– Почему вы думаете, что я хочу убить вас? Зачем мне вас убивать? – спросил он ее.
– А как же это? – воскликнула она. Она не смогла произнести имени Гилкриста, а лишь указала дрожащей рукой на ужасную картину на кресле. – Вы убили его, а теперь и меня хотите убить.
Я посмотрела на Стокера.
– Как думаешь, у нее истерика? Хочешь, я дам ей пощечину? Мне не сложно.
Он не повернул головы, но я увидела, что он сжал челюсти.
– Вероника, прошу тебя, не встревай.
– У меня нет истерики, – сказала Эмма дрожащим голосом. – Но если вы сделали такое с ним, то как можете оставить в живых меня, когда я обнаружила ваше преступление? Ведь я же свидетель убийства.
– Вы абсолютно никакой не свидетель, – сказала я ей. – И если не обратили внимания, вы первая здесь оказались. Я вот думаю, что это сделали вы и этот истерический припадок – лишь уловка, чтобы сбить нас со следа.
Она уставилась на меня.
– Неужели вы правда думаете, что я способна на такое? – спросила она. – Мне не нравился Джулиан, но боже мой!
По ее телу пробежала дрожь, а колени слегка подогнулись, и она выронила нож. Стокер оттолкнул его ногой и выставил руку, чтобы поддержать ее. Она почти конвульсивно схватилась за него, а он многозначительно взглянул на меня.
– Вероника, прекрати стращать мисс Толбот, ты же знаешь, что она невиновна.
Он повернулся к дрожащей женщине.
– Эмма, мы не убивали Гилкриста и, несмотря на то, как это выглядело, знаем, что и вы его не убивали.
Она вцепилась в его руку, ее пальцы казались совсем белыми на его черном плаще.
– Значит, я была права, – сказала она, с трудом выговаривая слова бледными губами. – Это сделала она.
– Да, мисс Толбот, – ласково ответила я, – Майлз Рамсфорт не убивал Артемизию. Это сделала Оттилия.
Тогда она разразилась рыданиями, сотрясавшими ее всю, с головы до пят. Стокер крепко обхватил ее, а я закатила глаза и вздохнула, ожидая, когда закончится этот припадок.
– Я все-таки должна дать ей пощечину, – предупредила я Стокера, но он лишь отмахнулся от меня и крепче прижал ее к своей груди, второй рукой нежно поглаживая по голове. Я с некоторым раздражением подумала, что он напоминает мне медведя с фарфоровой куклой, и решила тем временем сдернуть со стены одну из бархатных штор, чтобы прикрыть тело Джулиана Гилкриста. Я подумала, что это самое меньшее, что могу сделать, чтобы проявить хоть какое-то уважение к этому бедняге.
Удовлетворив этот неожиданный приступ хозяйственности, я вернулась к Стокеру на краткий военный совет.
– Вряд ли нам удастся довести до конца наш план, пока здесь мисс Толбот в таком состоянии, – заметила я. – Мы должны устроить ее где-то в безопасности до тех пор, пока не схватим миссис Рамсфорт.
Тонкие, артистичные пальцы мисс Толбот яростно вцепились в руку Стокера.
– Она не могла далеко уйти.
– Да, мисс Толбот, это очевидно: тело еще теплое и кровь почти не свернулась, – сообщила я ей.
Она побледнела еще сильней, и Стокер закатил глаза.
– Ради бога, Вероника, она и так еле стоит на ногах.
Я решила, что ему уж очень нравится роль героя-спасителя. Склонив голову набок, я внимательно посмотрела на мисс Толбот.
– Да, ты прав, она очень бледна. Как думаешь, может быть, лучше вырубить ее, чтобы спокойно закончить все дела? Достаточно одного удара в нижнюю челюсть, сразу под ухом, – сказала я и указала пальцем на нужное место.
Он сжал губы, а мисс Толбот еще раз содрогнулась, но затем осторожно отодвинулась от него.
– Спасибо, мистер Темплтон-Вейн. Но мисс Спидвелл права: я должна взять себя в руки, чтобы вы могли разобраться с этим делом. Нельзя позволить ей уйти.
Она выпрямилась. Было видно, что ей это дается с трудом, и я поняла, что мне в ней это нравится.
– Она от нас не скроется, – пообещала я ей. – Если понадобится, мы разберем этот дом по кирпичикам, чтобы ее найти.
– В этом нет необходимости, – сказал голос из темноты. Оттилия Рамсфорт вышла вперед, сжимая небольшой револьвер. Он был направлен в нашу сторону, и ее рука не дрожала.
– А мы как раз говорили о вас, – сказала я ей, слегка улыбнувшись. – Как это мило с вашей стороны – не заставлять нас повсюду вас разыскивать.
Она чуть приблизилась, но все же держалась от нас на расстоянии около двадцати футов; между нами было кресло любви и скрытое под шторой тело. Не глядя друг на друга, мы со Стокером быстро оценили ситуацию и поняли, что преимущество на нашей стороне. У нее, конечно, был револьвер, но нас было двое, а она – одна. Даже если она прекрасный стрелок (а этого мы не знали), все равно успеет выстрелить только в одного, и в это время второй уже схватит ее. Естественно, я не включала в свои расчеты мисс Толбот. Она, конечно, совладала с истерикой, но мне не хотелось испытывать ее храбрость в бою. Лучшее, на что мы могли надеяться, так это что она упадет на пол и не будет нам мешать.
Оттилия наводила револьвер то на меня, то на Стокера.
– Поосторожнее, мисс Спидвелл. И вы, мистер Темплтон-Вейн. Я довольно хорошо стреляю, а уж с такого расстояния точно не промахнусь. Майлз научил меня стрелять в Греции. Знаете, там встречаются бандиты. Я сумела неплохо попрактиковаться.
Она навела револьвер на меня, и я не мигая смотрела в черное дуло. Оружие было совсем небольшим, скорее, дамской игрушкой, но и такого будет достаточно, чтобы продырявить одного из нас или нас обоих.