ната обычно закрыта.
— Это правда? — удивилась я.
Малкольм пожал плечами.
— Там есть инструменты, на которых дедушка и бабушка играли, я плохо помню. Но по прошествии времени никто не проявлял интереса, кроме Люциана. Моего отца заставляли практиковаться в детстве, и он навсегда возненавидел музицирование. Поэтому, когда унаследовал замок, оставил комнату закрытой. На этом все закончилось, хотя Люциан пиликал в детстве. Он был единственным из нас, кто имел какое-либо отношение к музыке. Не думаю, что я заходил в музыкальную комнату более десяти раз за всю жизнь.
— До этого вечера, — заметила я.
— До этого вечера. Я, конечно, никогда не ходил туда после Розамунды…
Он не закончил предложение. Каспиан рассмеялся лающим смехом.
— Возможно, призраки знают, как выбрать мелодию, — рискнул высказаться он.
— Не будь глупым, — отрезала Мертензия. — Нам хватило разговоров о призраках этой ночью.
— Да, но мы лишь начали, это был хороший старт, — сказал Малкольм. В нем была мальчишеская искренность, которая казалась странно трогательной.
— Вы хотите повторить? — не поверила я.
— Хочу. Я считаю, что мы только царапнули поверхность. Боже мой, если Хелен опять удасться связаться с ней так быстро, представьте, что Розамунда сможет рассказать нам.
Глаза у него стали почти лихорадочными. Его сестра смотрела на него, как будто он потерял рассудок.
— Ты не можешь говорить всерьез, Малкольм. Это самое настоящее трюкачество.
Каспиан вскочил на ноги, сжав кулаки.
— Как ты смеешь…
Мертензия поднялась, стоя лицом к лицу со своим племянником, ей не доставало нескольких дюймов, но с избытком хватало смелости.
— Смею, — последовал уверенный ответ.
— Мертензия, Каспиан, у нас гости, — напомнил Малкольм.
Мертензия повернулась и посмотрела на своего брата.
— Гости? Не думаю. Тибериус приезжает сюда с детства. И потом, какие у нас остались секреты? Мы покончили с вежливостью, брат. Мы покончили с тех пор, как ты попросил их найти мертвую женщину.
Джентльмены вскочили, как только Мертензия поднялась на ноги. Только Хелен и я оставались сидеть, но теперь и она поднялась, прижимая кошку к своей груди.
— Малькольм, — сказала она своим обычным нежным голосом, — я попробую завтра, если вы настаиваете. Но я не уверена, что это разумно. Возможно, Мертензия права. Возможно, лучше всего позволить мертвым хоронить мертвых.
Рот Малкольма застыл упрямо.
— Вы знаете, какими были последние три года? Никто из вас не представляет, — изливал он душу, обводя взглядом каждого из нас. — Я был, как бесчувственный лунатик все дни. Я не могу успокоить память о ней, потому что не знаю, что с ней стало. Я на полпути к безумию, и вы предлагаете мне остановиться?
— Но что, если правда слишком ужасна, чтобы ее вынести? — спросила Мертензия, капитулируя.
— Правда не так страшна, как неизвестность, — ответил Малкольм.
— Очень хорошо, — сказала она. — Учти, я против этого. С протестом и считая подобный сеанс крайне неразумным, я тем не менее сделаю это для тебя.
Малкольм протянул руку и сжал ее ладонь. Затем повернулся к своей невестке.
— Хелен, я настаиваю, чтобы вы попробовали еще раз завтра. После обеда мы еще раз попытаемся связаться с Розамундой.
— Как пожелаете, — пробормотала она. — Сделаю все возможное. — Но я заметила, что рука, которая гладила кошку, дрожала, ее губы улыбались, но в глазах не было улыбки.
Мы пренебрегли бутербродами, но бульон и подогретый бренди не остались незамеченными. Когда мы допили нашу порцию, вечер начал распадаться. Сначала удалилась Хелен, за ней быстро последовали ее сын и Мертензия.
Остальные из нас вышли через несколько минут, каждый взял горящую свечу у домоправительницы, стоящей у подножия лестницы. Стокер молча исчез, поднимаясь по спиральным ступеням. Тибериус низко поклонился мне с задумчивым выражением лица, закрывая дверь. Я воспользовалась возможностью и проскользнула обратно в коридор, следуя тенью за экономкой, пока та не достигла столовой.
— Г-жа Тренгроуз?
— Мисс Спидвелл. Что я могу для вас сделать?
— Мне было интересно, могу ли я что-нибудь сделать для вас. Все, что влияет на семью, сказывается на прочих обитателях замка. И бремя управлением хозяйством ложится на ваши плечи.
— Это правда, полагаю, — подтвердила она тихим голосом. — Мне дьявольски тяжело проследить, чтобы горничные не сходили с ума. Это глупые девушки, каждая из них.
— Естественно, на них повлияла такая трагическая история.
— Трагедия в том, что он вообще влюбился в нее, — вдруг выпалила она.
Я наклонила голову.
— Так ли это?
Она всплеснула руками. Крепкие, способные руки, которые, без сомнения, были более привычны к ключам и связкам, чем к платочкам и нюхательной соли. Миссис Тренгроуз поспешила извиниться:
— Мне не следовало говорить.
Я импульсивно положила ладонь на ее руку, черный бомбазин прошелестел от моего прикосновения.
— Как вы думаете, они плохо подходили друг другу?
— Какая теперь разница? — грустно ответила женщина, и ее голос звучал так смиренно.
— Я надеялась, что ее отношения с мистером Малкольмом могли бы пролить немного света. Почему она могла убежать? Вы должны признать, что для невесты необычно сбегать с собственной свадьбы.
Миссис Тренгроуз помедлила и поманила меня в столовую. Она налила нам каждой по глотку бренди и протянула мне стакан.
— Думаю, нам простительно принять лекарственную дозу, — решила она.
Я задушила усмешку, задаваясь вопросом, как часто пьющая только чай экономка баловалась таким медицинским средством. Она проглотила бренди, приложив руку ко рту, когда закончила. Я отпила свой и ждала, пока она заговорит. Г-жа Тренгроуз на мгновение отвлеклась, снова заперев бренди в шкаф для спиртного, прежде чем повернуться ко мне. Она бросилась вперед, словно решила открыть суровые истины и хотела, чтобы задача была выполнена как можно быстрее.
— Я бы никогда не сказала ни слова против мисс Розамунды, — строго заверила экономка. — Но она и мистер Малкольм отличались как мел и сыр.
— Некоторые говорят, что противоположности привлекают.
Она взглянула на меня.
— Я выучила одну-две вещи в этой жизни, мисс Спидвелл, и узнаю женщину с опытом, когда ее вижу. Вы когда-нибудь находили, что противоположности привлекают?
— Нет, — призналась я. Воодушевленная ее откровенностью, я пошла дальше. — В каком смысле они не подходили друг другу?
Миссис Тренгроуз покачала головой.
— Трудно объяснить, если вы не знали мисс Розамунду. Она была не похожа ни на одну женщину, с которой я когда-либо встречалась.
— Как так?
— Она была прекрасным существом. Возможно, самым прелестным из всех, кого я когда-либо видела, с этими темными волосами и глазами, похожими на терновник. Но было нечто большее, выражение, которое я не могу полностью описать. Как будто ей была известна какая-то большая шутка, которую все остальные не знают. Раньше я спрашивала себя, не смеется ли она над нами, но пожалуй, это было что-то другое. Мисс Розамунда как бы жила в своем собственном мире, чаще всего притихшая, настороженная. Я никогда не знала, о чем она думает.
— Звучит неудобно, — размышляла я.
— О, нет, мисс, не воспринимайте это как что-то дурное, — взмолилась она. — Я не говорю ни слова против нее. Но иногда я задавалась вопросом, подходит ли она для мистера Малкольма. Мисс Розамунда была очень умна, а он и мисс Мертензия, ну, они простые люди. Мои маленькие ягнята, звала я их, когда они были детьми. Меня наняли служить помощницей няни, когда они были малышами. Их матери становилось плохо после того, как она рожала каждого ребенка. Она впадала в депрессию, месяцами глядя в окна, никогда не держала в руках маленького и не интересовалась ими. Я и няня должны были заботиться о них.
— Роды действуют на некоторых женщин таким образом. — Я содрогнулась, мысленно отметив еще одну причину никогда не заниматься репродуктивной практикой.
— Это так, — кивнула она. — А после рождения мисс Мертензии хозяйка так и не пришла в себя. Лишь черные настроения и тоска. Поэтому я играла с ними, пела им песни, читала стихи и учила их писать. Со временем я переехала в замок. Няня уехала жить со своей сестрой на материк, и я заботилась о детской. Когда старый хозяин умер, a экономка уведомила, что уходит, мистер Малкольм не мог и подумать о том, чтобы кто-то еще отвечал за порядок. «Ты знаешь хозяйство лучше всех, Тренни», — сказал он мне. — «Ты должна управлять штурвалом». И я так и сделала. — Ее речь изменилась, холодная чопорность уступила место типичному корнишскому теплу, акцент усилился, язык стал более разговорным.
— Им повезло с вами, — польстила я.
Миссис Тренгроуз выглядела довольной. Выражение ее лица стало немного хитрым.
— Очень любезно с вашей стороны. Я издавна помню вашего жениха. Его светлость впервые приехал, когда они с мистером Малкольмом были школьниками. Обаятельным он был уже тогда. Я предвидела, что он станет красивым джентльменом, когда природа-мать закончит с ним.
— Да, его светлость очень привлекателен, — подтвердила я.
— И ревнив к тому, что принадлежит ему, я должна думать, — добавила она с совершенно нейтральным выражением лица.
Я поняла, что Стокера и меня действительно видели вместе на пляже, где он нагло разделся, a я отнюдь не возражала. Прежде чем я успела что-то сказать, она наклонилась ближе. Я почувствовала острый запах лаванды на одежде домоправительницы и намек на бренди в ее дыхании.
— Это не мое место, мисс. Бог знает, это не мое дело, — горячо сказала она, внезапно схватив меня за руку. Все подобие послушной экономки исчезло, ее глаза умоляли, слезы увлажняли ресницы. — Но если вы не хотите выходить замуж за его светлость, прекратите это. Мисс Розамунда не заботилась, и вот куда она нас привела.
— Думаете, ей следовало разорвать помолвку?