— Подозреваю, что в этом виноват мой брат.
Я села на другой стул, опираясь ногами на все еще теплый камин.
— В этой области нет значительного прогресса, — призналась я.
— И никогда не будет, если мы станем лучшими друзьями, не так ли?
— Что-то вроде того.
Виконт улыбнулся, любопытно, что изгиб губ был лишен обычной насмешливости.
— Вы идете по жизни с надеждой, Вероника. Боже, как я вам завидую. Жизнь — жестокий бизнес, когда не на что надеяться.
Он покатал стакан между ладонями, глядя в янтарные глубины виски.
— Не пытайтесь вызвать у меня жалость, — фыркнула я. — Вы — красивый, богатый, привилегированный, как никто другой, и у вас есть хобби, чтобы развлечь и заинтересовать вас.
Тибериус изогнул бровь в мою сторону.
— Музыка и искусство — плохая замена любви, моя дорогая.
— Я не их имела в виду, мой лорд. Я имела в виду вашу склонность к кукловодству. Боже мой, как вам нравится дергать за ниточки!
Взгляд его светлости стал поддразнивающим.
— Я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите.
Он не очень хорошо изображал невинность. Выдавало что-то чуточку издевательское в изгибе губ, что-то слишком знающее в выражении глаз. Я одарила его тонкой безрадостной улыбкой.
— Мы все просто марионетки для вас, не так ли? Как вам это нравится! Я знаю, что вы привезли меня сюда с какой-то целью, кроме бабочек.
Он поднял свой бокал в тосте за мое декольте.
— Моя дорогая Вероника, когда леди имеет такие достоинства, как ваши, вряд ли можно обвинять мужчину.
— И для какой-то другой цели, кроме флирта, — продолжала я, как если бы он не говорил. — Вы могли бы попытаться соблазнить меня в Лондоне. У вас была причина приехать сюда, причина, связанная с Розамундой.
Тибериус излишне долго колебался, прежде чем ответить. Это была пауза, которая сказала мне все.
— Не могу представить, что за лихорадочное воображение заставило вас думать о подобных вещах.
— Я видела клавесин.
— Конечно, вы видели, — ответил он вежливо. — Как и все мы. Он стоял в музыкальной комнате.
— Я имею в виду, что я увидела кое-что. В частности, я увидела панель над клавиатурой и узнала знакомое лицо.
— Боже мой, мисс Спидвелл, — изрек он после долгого мгновения, — какое у вас острое зрение.
— Помогает охотиться на бабочек. Наблюдательность при обзоре деталей и, что важнее, понимание их значимости определяют разницу между дилетантом и профессионалом. Между прочим, отличное сходство.
— Вы так думаете?
Он провел рукой по подбородку. В отличие от Стокера, его светлость не боролся постоянно с непослушной бородой. Его челюсть была слегка затенена, придавая ему немного жуликоватый вид.
— Я позировал художнику всего один раз, но думаю, он неплохо справился с работой, запечатлев мой профиль. Правда сделал плечи Юпитера слишком тяжелыми, — задумчиво добавил он. — Мои изящнее.
Только что убрав руки с этих плеч, я могла подтвердить оценку его светлости, но ничего не сказала. Виконт вздохнул и допил виски.
— Как долго вы были влюбленны в Розамунду? — мягко спросила я.
— Начиная с двух минут после того, как впервые встретил ее, до… что сегодня? — уточнил он.
— Вы были женаты на другой женщине, — воззвала я укоризненным тоном.
— Я выполнял свой долг, — возразил он.
— Но вы все же любили Розамунду?
— С этим ничего не поделаешь. Она просто была самой очаровательной женщиной, которую я когда-либо встречал. Если нынешняя компания не станет исключением…
— Не станет, — заверила я его. — Вы расскажете мне о ней?
Тибериус пожал плечами.
— Что тут рассказывать? Она не была так классически красива, как вы, но в ней были ваша стремительность, живость, joie de vivre[20], что делало ее совершенно неотразимой. Я захотел ее с первого раза.
— Где вы с ней познакомились?
— Здесь. Малкольм устраивал одну из своих чертовых домашних вечеринок. Розамунда была гостьей. Мертензия и Розамунда отбывали срок вместе в одной из этих школ для жеманных девиц. Малкольм был ужасно растерян, когда его родители умерли. Он не знал, что делать со своими младшими братом и сестрой, и поэтому их обоих отправили в закрытые школы. Люциан добился успеха, но Мертензия проплакала весь первый семестр. Ей удалось подружиться с Розамундой, и вместе они разработали заговор, как забрать Мертензию из школы и вернуть домой в Сан-Маддерн.
— Довольно смело для школьниц.
— Так и было. Мертензия, вероятно, чувствовала, что осталась должна подруге за помощь. Из-за участия в затее Розамунда была опозорена. только вмешательство Малкольма убедило дирекцию позволить девочке остаться там после отъезда Мертензии. Подозреваю, он сделал существенное пожертвование в пользу школы.
— Почему он должен был платить им?
Виконт опять пожал плечами.
— Ромилли ужасно старомодны. Преданны устаревшим понятиям, таким как лояльность и верность. Мертензия не могла вынести мысли, что Розамунда пострадает из-за нее. Поскольку девушка была стипендианткой, Малкольм весьма кстати подбросил школе немного деньжат.
— Значит, Мертензия вернулась домой в Сан-Маддерн, а Розамунда осталась в школе?
— Она стажировалась, чтобы стать учительницей. — На его губах играла легкая улыбка. — Вы не можете представить себе кого-то менее подходящего для этой профессии.
— Разве Розамунда не была умной?
— Умной! Девочка была умной, как обезьяна и вдвойне более озорной. Слишком живой для такой серой жизни. Но это был единственный путь, открытый для Розамунды. Ее родители умерли, и на горизонте не было ничего, кроме благородной бедности, если она бы не заработала на корку хлеба.
— Мне знакомо это чувство, — сказала я.
Улыбка на его лице углубилась.
— С тех пор, как мы познакомились, мне неоднократно приходилось вспоминать Розамунду. Это и радость, и мука.
Тибериус долго молчал, потом резко откашлялся.
— Итак, Розамунда начала карьеру учительницы, но обнаружила, что это ей не подходит. Она ушла, чтобы устроиться на частную работу.
— Была ли она более успешной в этом предприятии?
— Нет. Как я уже сказал, она была умна. Слишком умна, чтобы тратить молодость и красоту, обучая тупых детей шепелявить азбуку. Но ей надо было зарабатывать на жизнь. Розамунда делала многочисленные попытки, одна хуже другой. Наконец, три года назад она решила покинуть Англию и приняла должность в Индии. Работа не должна была начаться до осени. Образовался неопределенный период в несколько месяцев, когда она находилась в некоем лимбо, не имея ни дома, ни занятий. Она написала Мертензии, и та немедленно пригласила ее провести здесь лето. Прошло много лет с момента их последней встречи.
— Это было лето, когда вы встретили Розамунду?
Его губы скривились.
— Встретил — неподходящее слово. Это была не встреча, Вероника. Меня представили ей, и это было, как если бы я нашел оторванную часть самого себя, которая каким-то образом блуждала по земле. Она была моей второй половиной, просто до этого я не осознавал свою незавершенность.
Я ничего не говорила, у меня перехватило горло.
Он продолжал далеким голосом, глядя в огонь:
— Малкольм устроился в комфортной холостяцкой жизни. И я был почти таким же, вполне довольный так называемым «непостоянным общением». Я полагаю, вы понимаете, о чем я.
Я подумала о своих собственных чрезвычайно чувственных плотских побуждениях (нет лучшего средства от дурного настроения и плохого цвета лица, чем здоровый и оживляющий акт совокупления) и кивнула.
— И все же я иногда чувствовал вспышку недовольства. Полностью наслаждался беспутным образом жизни. Практиковался в разврате так, что привел бы в замешательство самых искушенных и совершенно безнравственных. Но случались времена, когда я осознавал, что меня начинает грызть зависть.
— Зависть?
— Не то слово, которое вы могли бы сразу же ассоциировать с таким, как я. Я не вызываю жалости, как вы проницательно отметили, — вспомнил он, делая широкий жест рукой. — Богат и титулован, не очень безобразен, всегда потворствовал своим наклонностям и добивался своего почти в любой ситуации.
— Вы имеете в виду, что полностью испорчены.
— Ах, прикосновение суровости! Вы единственная из моих знакомых, которая не боится приправить свой разговор этим конкретным перцем. Одна из вещей, которые я обожаю в вас больше всего.
— Вы сейчас лишь доказываете мою точку зрения, — предупредила я его.
Тибериус лениво улыбнулся.
— Знаете ли вы, что если потереть кошачью шерсть куском шелка, можно получить искры? Маленькие блески электричества на кончиках пальцев. Самое близкое к тому, чтобы быть богом. Именно так я себя чувствую, когда спорю с вами.
— Я рада, что развлекаю вас.
— Развлекаете! Моя восхитительная Вероника, развлечение совершенно не отражает глубины моего уважения к вам.
— Вы рассказывали, как влюбились в другую женщину, — напомнила я.
— Да, влюбился. Всегда считал это нелепым выражением, и все же именно так и было. Однажды я был собой, как и всегда. В следующее мгновение я повис над обрывом, a затем оказался в пропасти.
— И она чувствовала то же самое?
— Да, — сказал Тибериус с внезапной жестокостью в голосе. Костяшки пальцев на стакане побелели. — Я знаю, что Розамунда влюбилась тоже. Она сопротивлялась и притворялась. Запуталась и лгала. Но она любила меня.
— Зачем вообще сопротивляться? — недоумевала я. — Как вы говорили, вы — все, что женщина может хотеть в муже. Титулованный и богатый, красивый и обаятельный.
— Я никогда не претендовал на то, чтобы быть обаятельным.
— Нет, это моя личная оценка.
Виконт протянул руку, чтобы кончиком пальца коснуться моей щеки, легким как перышко движением.
— O, Вероника. Возможно, я вам все же нравлюсь.
Я повернула голову и резко щелкнула зубами.
— Осторожнее, Ваша светлость. Я не ручной котенок, с которым можно играть.