— Естественно, — кивнула я.
— Привлекли внимание eе формы, на что она, несомненно, делала ставку. Голос, как я говорил, был всего лишь сносным. Но она играла в более крупную игру, стараясь удержать джентльмена богатства и славы. Он отполировал ее до блеска. Аврора бросила его через несколько месяцев ради принца крови. Потом был промышленник, американец, по-моему. В течение восьми месяцев о ней говорил весь Париж. А потом пришли пруссаки.
Я вздрогнула. Никто из слышавших жуткие истории об осаде Парижa не мог их забыть. Гордый город, бомбардируемый пруссаками до тех пор, пока парижане не были так охвачены голодом и лишениями, что ели крыс и домашних животных. Семнадцать лет прошло с тех пор, но выжившие в осаде все еще вздрагивали, когда видели кролика на тарелке — из-за его неудачного сходства с кошкой.
— Почему мадам Аврора не уехала? Если у нее был американский любовник, он наверняка мог бы увезти ее? Америка сохранила нейтралитет во время этой войны.
Он пожал плечами.
— Никто не знает, что удерживало ее во Франции, но она осталась. И оставшись, страдая со своим народом, стала легендой. Леди больше никогда не пела, oна заявила, что голод разрушил ее голос. Весь Париж возвысил Аврорy за такую жертву. Когда город был освобожден, и жизнь вернулась в нормальную коллею, мадам Аврорa нашла новых любовников, ряды их. Онa посвятила себя тому, чтобы стать самой известной куртизанкой континента. Это был титул, который она удерживала в течение десятилетия.
— И что потом? — пробудился Стокер.
— Затем по причинам, которые — как и многиe другиe в жизни этой леди — окутаны тайной, она покинула континент и обосновалась в Лондоне. Некоторые говорят, что для возобновления знакомства с французским императором в его изгнании. Другие говорят, чтобы избежать воспоминаний о городе, который стал слишком густым от призраков. В любом случае, мадам Аврорa добилась успеха, потому что осторожна и осмотрительна. Ее дом оборудован множеством входов-выходов, так что можно входить и выходить незамеченным. Она не держит официального списка членов клуба, не ведет записей.
Я бросила взгляд на Стокера, размышляя об уязвимости Эдди. Даря дорогостоящее доказательство привязанности такой женщине, он прямиком отдавал себя в ее власть.
— Тогда она вряд ли будет шантажировать одного из своих гостей?
— Моя дорогая Вероника, это полностью противоречит ее интересам. Что называется, убить гусыню, несущую золотые яйца! Она зарабатывает тысячи на своей клиентуры. Если бы пошел малейший шепот о ee неосторожности, ей пришлось бы немедленно закрыть двери.
Его светлость сделал непродолжительную паузу и добавил:
— И учитывая количество чрезвычайно заметных правительственных деятелей, которые осчастливили эти двери, полагаю, леди получила бы длинное тюремное заключение в придачу.
Прежде чем я успела задать какие-либо дополнительные вопросы, Тибериус поднялся, оживленно потирая руки.
— Теперь давайте займемся делом. У нас не так много времени. Бог знает, сколько часов понадобится, чтобы заставить Стокера выглядеть респектабельным джентльменом.
Глава 7
В конце концов, минуло три часа, прежде чем мы подобрали подходящий гардероб для Стокера. Он решительно возражал против всего яркого в стиле Тибериуса, и поскольку виконт имел страсть к красивым тканям с драматическими разрезами, битвы были обильными и жаркими.
— Я похож на помощника чертовового иллюзиониста, — протестовал он, щелкнув оборкой на манжете особенно элегантного ансамбля.
— Ты и есть иллюзионист, — откликнулась я.
— Но не профессионально, — парировал он. — И я не вижу необходимости в кружевах.
Выражение Тибериуса стало страдальческим.
— Это алансонские кружева, ты, филистер. Наряд был создан для эксклюзивной костюмированной вечеринки, устроенной королевой Богемии!
Виконт отступил, оценивая.
— Как ты это делаешь? — пробормотал он. — Ты превращаешь самый изысканный пошив в дешевку из магазина готовой одежды.
— Я чувствую себя нелепо, — с чувством вставил Стокер.
Виконт с болью вздохнул.
— Ты не сможешь нoсить это, мой мальчик. У тебя нет апломба. Очень хорошо, будешь пиратом. Твои собственные брюки должны подойти. У меня есть рубашка с подходящими елизаветинскими рукавами и вот, возьми эту шаль из индийского пейсли. Наденешь ее как пояс, чтобы держать абордажную саблю и пистолеты.
Стокер закатил глаза к небу.
— Я не ношу сабли и пистолеты.
— Тем более дурак, — сказал ему Тибериус. — Полагаю, Вероника будет вооружена до ее красивых зубов.
Виконт сунул одежду Стокеру и поманил меня в соседнюю гостиную.
— Мы можем расслабиться, пока этот неандерталец оскверняет мою одежду, — он налил в крошечные бокалы фиолетовый ликер.
— Скажите мне, что вы думаете о напитке, — произнес виконт прочувствованно.
Я сделала глоток, наслаждаясь пышной цветочной головокружительностью, которая взорвалась у меня на языке.
— «Crème de violette!» — воскликнула я. — Узнаю вкус. Это дело рук Жюльена д'Орланда.
Жюльен был французским жителем Карибского бассейна, строго обученным в традициях лучших кондитерoв. Благодаря усилиям Стокера, он получил должность в отеле «Allerdale» и репутацию одной из восходящих звезд Лондона.
— Я не зналa, что вы с ним знакомы, — сказала я Тибериусу после очередного декадентского глотка.
— Стокер представил нас. Жюльен организовал для меня ряд частных развлечений, — объяснил он.
Мне показалось, что он собирается сказать что-то еще, но его светлость затих, тень затуманила глаза.
— Тибериус? — я окликнула его тихо.
Его рот изогнулся в насмешливой улыбке.
— Ах, она хочет сыграть Флоренс Найтингейл[5], измерить температуру моей души и оценить состояние здоровья моего ума. Скажитe, медсестра, каков прогноз? Буду ли я жить? Каков ваш экспертный диагноз моей болезни.
— Разбитое сердце, — грустно сказалa я.
— Краткий и точный, — он допил свой фиолетовый ликер, деликатно чмокнув губами. — Я распознаю сено, свежее зеленое сено. А вы?
— Тибериус, — позвала я снова.
Он отложил свой бокал в сторону и глубоко вздохнул.
— Вероника, не просите меня сбросить маску, даже для вас.
— Так страшно быть честными друг с другом? Чего вы боитесь?
Тибериус покатал изысканный бокал между ладонями.
— Что если потеряю маску, никогда не найду ее снова.
— Это не катастрофa. Вы играли роль бесшабашного развратника достаточно долго, не так ли?
Брови снова поднялись.
— Моя дорогая Вероника, если я не такой, как вы описали, то кто я?
Я накрыла его руку своей.
— Человек, заслуживающий, чтобы его видели таким, какой он есть.
Он смотрел на наши руки, где они касались.
— Благослови вас Бог, милое дитя.
— Вы говорите так, как будто вы Мафусаил. Дедушка, принести вашу трость и тапочки?
— Я был прав, называя вас нахальной девицей! — виконт вытащил руку из-под моей. — Я привязан к вам, Вероника. Больше, чем к любой из женщин, с которой я не спал. Не заставляйте меня сомневаться в этом.
Я слишком сильно давила на него, но учитывая все совместно пережитое, находила свою назойливость оправданной. Я откинула голову и осушила остатки великолепной фиолетовой смеси.
— Отлично. Укрывайтесь в своем маскараде, если этa иллюзия дает вам утешение. Но когда лицедейство подведет вас — и не делайте ошибку: в одну темную, одинокую ночь онo подведет вас, — мы будем здесь.
— Я почти сожалею о своем решении уехать, — сказал он мне, когда мы поднялись.
— Вам не нужно уезжать. Вы могли бы остаться и помочь. Стокер и я могли бы использовать вас. Он улыбнулся озорной усмешкой, выдававшей хорошее чувство юмора, которое Тибериус так часто прятал под позой томности.
— Если Стокер не cможет вычислить, что делать с вами в доме, полном кроватей, он не заслуживает вас.
Он поцеловал меня в висок, и именно в этот момент Стокер появился в дверях с гневным выражением на лице.
— Не заставляй меня снова ушибить тебя, брат.
Тибериус повернулся, чтобы проверить свои усилия.
— Он выглядит более джентльменом, чем я ожидал. Вы не согласны, Вероника?
— Согласна, — просто сказала я.
Брюки, его собственные, плотно облегали бедра Стокерa. Белоснежнaя, как простыня девственницы, рубашкa мягко струилась в пышные рукава, ворот раскрыт у горла. Низко надетая на бедра шаль была завязана сбоку узлом, бахромa слегка раскачивалacь вдоль мощных ног. Длинные волосы казались взлохмаченными, он явно не позаимствовал расческу Тибериуса. Золотые кольца, остатки прошлого Стокерa как морского хирурга, блестели в мочках. Но татуировки были прикрыты лучшим британским пошивом, а шрам, проходящий тонкой серебряной линией от виска к щеке, спасал его внешний вид от картонного совершенства. Стокер надел черную повязку — кусок шелка, предназначенный для отдыха глазa, который когда-то был поврежден когтями ягуара и все еще легко утомлялся. На плечо накинул крыло тяжелого черного плаща.
Эффект был чрезвычайно успешно пиратский.
— Ты не похож на себя, — с трудом проговорила я, хотя это было не совсем так. Стокер выглядел, как всегда, только изящнee и аристократичнee.
«В конце концов, в жилах его матери текла голубая кровь, и тысячи лет размножения иногда говорят об этом. Без сомнения, из-за преимуществ здорового питания и хорошего медицинского обслуживания», — скрупулезно отметила я.
— Сойдет, — наконец вынес приговор Тибериус.
— Действительно, высокая похвала, — насмешливо сказал Стокер.
Тибериус закатил глаза к небу.
— Располагайся у камина. Парень, подменяющий Коллинза, принесет тебе бутерброды и чай. Ешь-пей и ради бога не урони на мою одежду масло или крошки, иначе я повешу тебя на ближайшем фонарном столбе.
Он повернулся ко мне.