Что теперь делать? То, что нужно уходить, понятно – просто мне уходить некуда. Вот сейчас я реально понимаю: я одна, совершенно одна. Ни к кому из подруг я обратиться не могу, потому что если мне действительно угрожает опасность, то притащить с собой проблемы в их семьи я не имею права, а форумные друзья… Я не знаю, кому из них могу доверять. Вот ведь казалось, что знаем друг друга вдоль и поперек, а если по-настоящему, то совсем не знаем.
И я не уверена, правду ли сказал мне Билли-Рей – насчет того, что меня ищут неведомые мне уголовные элементы, или все это может быть просто инсценировкой. Правда, я не знаю, кому и зачем могло бы понадобиться городить такой огород ради того, чтобы напугать меня. И возможно, мне просто нужно уйти домой и забыть обо всем. Закроюсь в квартире, попрошу Эмилию Марковну заказывать для меня пиццу и кока-колу и запросто могу не контактировать с социумом и месяц, и два. Если есть Форум, пицца пеперони и кока-кола, я представить себе не могу, зачем бы мне понадобилось выходить на улицу.
Но отсюда мне нужно уходить. Это чужая квартира, в любой момент могут прийти наследники покойной старухи… Нет, Билли-Рей говорил, что наследников не имеется. А значит, могут явиться люди из ЖЭКа или меня просто услышат соседи и вызовут полицию, потому что в пустой квартире никто не должен находиться. И я все это понимаю, а потому я сейчас просто открою окно и спущусь по пожарной лестнице, здесь уже невысоко, и у меня даже в пятках не холодеет, такой высоты мое тело не боится.
В комнате должен быть мой рюкзак, там деньги, и вещи, и драгоценности в коробочке, и компы. С этим я смогу залечь на дно, а потом потихоньку выяснить, что происходит: свяжусь с Алексом, у него должны быть возможности… Или нет, позвоню Норду. Мы с ним все-таки провели вместе ночь, а это в угол не задвинешь.
Рюкзака в комнате нет.
Плюнув на все меры предосторожности, я тщательно занавешиваю окна покрывалами, найденными в шкафу, задергиваю плотные шторы и зажигаю свет. Вот здесь стоял мой рюкзак, около кресла, в котором я сидела. В нем были шмотки, деньги, Папашины компы, мои драгоценности и… не важно, сейчас этого нет. Я заглядываю в шкафы: старушечья одежда, белье аккуратными стопками, на нижней полке сложенное одеяло. Моего рюкзака нет, как и моего телефона, в котором записаны номера всех друзей и знакомых. И Билли-Рей знает точно, что я не помню наизусть ни одного номера. У него слишком много информации обо мне. Он оставил меня здесь, забрав все, что помогло бы мне уйти.
А также забрал мою шубку и сапожки.
То есть, даже если бы я сейчас смогла выйти, я не прошла бы и двадцати шагов: на улице снега по колено и мороз с ветром. А это значит, что я застряла здесь на неопределенное время, и мне остается только ждать, когда… Я даже не знаю, чего мне теперь ждать! Когда вернется Билли-Рей? И что потом? Он отравил меня каким-то веществом, и я уснула, и не факт, что это все его свойства и…
На столике, около бутылки с водой, стакан, под ним записка. Негодяй и предатель Билли-Рей оставил мне записку, надо же!
«Паола, дорогая, не злись и перестань метаться по квартире. Тебе лучше переждать там. С голоду ты не умрешь, на кухне запасы крупы и шкаф с вареньем и консервацией, и я кое-что докупил, в ванной есть мыло и шампунь, и твою косметичку с кремами я тоже оставил, как и нижнее белье, все лежит на стиральной машинке. Компы я забираю, телефон тоже, смотри телевизор. Тебе нужно исчезнуть, и лучшего места, чем эта квартира, не найти. Туда никто не придет – я вошел в реестр, кое-что подправил, и теперь эта квартира официально твоя, тем более что хозяйка не оставила завещания и наследников нет. Оставайся на месте, веди себя тихо, пока я решу возникшую проблему и приду за тобой. Просто так надо, малыш, так будет лучше и безопасней для тебя. Думаю о тебе. Всегда твой – Билли-Рей».
Ах так… Значит, ты все решил за меня?! Милостиво оставил мне мою косметичку с кремами и пакет с бельем, остальное забрал, в том числе мои деньги, документы, украшения и телефон. Чтобы я не смогла ни с кем связаться и куда-нибудь выйти. Все предусмотрел!
Я иду в ванную – ну так и есть, большая косметичка с кремами, косметикой и зубной щеткой здесь, также пакет с нижним бельем, халатом и ночной рубашкой, здесь же мои тапки. То есть я могу передвигаться только по квартире. Ладно же, это мы еще посмотрим. Как же, стану я сидеть здесь, тебя дожидаясь! Да я тебе сердце вырву за тот поганый трюк, который ты со мной сыграл!
В холодильнике свежее молоко, творог, йогурты, какая-то ветчина, в шкафчике свежий хлеб, печенье, кексы, на полу – пак с кока-колой, около мойки миска с фруктами. Вот гад! Решил подсластить мне пилюлю? А это что? Блин. Пакет из аптеки, в нем тампоны, таблетки от головной боли и баночка с витаминами. И это предусмотрел. Ну нет!
Я уже говорила вам, что плохо отношусь к людям, которые пытаются мной командовать? А Билли-Рей сейчас не просто попытался командовать, он реально сделал все, чтобы меня разозлить. Причем не просто разозлить, а привести в ярость. И он это вряд ли понимает, иначе просто убил бы меня, потому что я найду способ выбраться из этого клоповника. Правда, я не знаю, далеко ли уйду без денег и документов, но это дело десятое, главное – выбраться.
Я выпиваю йогурт, поглядев на количество калорий, и съедаю пончик с малиной. Это моя единственная еда за сегодня, и я радуюсь: шаги к тому, что я наконец стану выглядеть нормально, пока не так трудны, как я думала. Ну, так держать, и скоро, глядишь, можно будет не стесняться своих фотографий.
В комнатах пыльно, старуха умерла несколько дней назад, хоронили ее на местном кладбище соседи, я тоже сдавала деньги на похороны. Интересно, как это можно было сделать – переписать на меня ее квартиру? Влезть в государственный реестр невозможно, разве что у тебя есть отличный хакер, а сам Билли-Рей не хакер, это точно. Ну, неважно.
Я открываю шкаф с одеждой, и от отвращения меня мутит. Одежда пахнет старухой, запах этот кругом, и мысль о том, что мне нужно рыться в ее вещах, приводит меня в отчаяние. Но выбора нет, мне нужна одежда, чтобы выйти отсюда. Так, вот серое драповое пальто с почти хорошим воротником из чернобурки – я никогда не видела, чтобы Тамила Афанасьевна его носила. Конечно, оно мне мало, но есть еще одно пальто, похожее на это, только темнее, и воротник такой же, и тоже не помню его на соседке. И вот, в углу, стоит старая швейная машинка – надеюсь, исправная, а потому все поправимо. Второй воротник пойдет на манжеты, часа полтора-два – и из двух пальто я сделаю одно.
С обувью сложнее. Покойная носила, наверное, тридцать пятый размер – маленькая, тщедушная старушонка, в потертой смешной шляпке, кормила голубей в парке, понятно же, что при таком росте размер ноги был у нее игрушечный.
А вот ее фотография на комоде, ей здесь лет тридцать, она была милой курносой дамочкой с ямочками на щеках. А я помню ее старой, сморщенной, бледной, а в последний раз она реально была испугана. Кто мог преследовать старушку? А если это не было ее фантазией? Черные риелторы – ради квартиры? Этого я уже не узнаю, и никто не узнает, потому что теперь Тамилы Афанасьевны нет, и я роюсь в ее вещах, безжалостно расшвыриваю остатки ее жизни, врываюсь в ее личное пространство, и все эти вещи, которые она любовно хранила, не значат для меня ровным счетом ничего. И если она где-то там еще есть и смотрит на свою квартиру, я не думаю, что она рада тому, что я сейчас делаю.
Блин, а ведь и правда нехорошо. Но дело в том, что у меня нет иного выхода, ведь я не могу сидеть здесь и ждать Билли-Рея, потому что нельзя верить единожды предавшему. Никому нельзя верить вообще. Конечно, это не делает мои поступки лучше, но хоть какое-то оправдание.
– Вам ведь не нужны больше эти вещи.
Это я говорю вслух, надеясь, что не впустую. Если она где-то там, то должна понимать, что я влипла в очень скверную историю и у меня нет выбора, а потому я так поступаю. Ну ведь правда же, эти вещи больше ни к чему их хозяйке. Да, они все еще ее, они хранят ее энергетику, они не виноваты, что остались бесхозными, но я тоже не виновата, что кто-то убил Папашу и охотится за мной, а Билли-Рей оказался подлецом.
На дне шкафа стоят коробки с обувью – ну понятно, так я и думала, тридцать пятый размер. И куда мне с моим сороковым? И даже если я сделаю себе пальто, босиком по снегу я не побегу, Билли-Рей это знал.
А вот коробки побольше.
Я отбрасываю сложенное одеяло и достаю их. В одной мужские кожаные ботинки, совершенно новые, но сделанные, видимо, в семидесятых годах прошлого столетия. Сорок второй размер, желтая кожа, толстая подошва… Ну, при нужде я их надену, конечно. Во второй коробке мужские же сапоги, черные, размер тот же, но их надевали – не часто, но надевали, и я бы голосовала за ботинки, если бы они не были желтыми, а значит, придется напялить эти сапоги, они не будут привлекать ненужное внимание. Если надеть длинную юбку, которой нет.
Ладно же.
Я открываю второй шкаф: здесь платья, все старые, странных расцветок и фасонов – я словно вернулась на целую жизнь назад. Тамила Афанасьевна, похоже, тоже тяжело расставалась с вещами, они ей, наверное, напоминали ушедшую молодость. И если детей у нее не было, то какой-то мужчина водился, судя по обуви в шкафу. Но куда он делся, если она хранила его сапоги? Умер? Пропал без вести? Никто не хранит полвека ботинки человека, который причинил боль.
Я разбираю платья. Ага, вот черное шерстяное, и еще одно из странной ткани, в крупных ярких цветах. Из них и сооружу длинную юбку, которая отвлечет внимание от мужской обуви. Ну, по крайней мере, сочтут, что унисекс, сейчас это в тренде. Надеюсь, что машинка работает, это «Зингер» с ножным приводом, они неубиваемые. И надеюсь, что соседи снизу глухие.
Хотя – упс! – снизу находится какой-то офис, и сейчас там, я думаю, уже никого нет: на часах, висящих на стене, стрелки показывают девятый час. Интересно, куда я пойду, когда выберусь, у меня идей на этот счет нет никаких.