Пленные снова построились в колонну, и сержант скомандовал возвращаться. Прошагав триста ярдов, пленные, как было условлено, запели одну из двух песен, означавшую, что все в порядке, и фон Верра, узнав, что его исчезновение не обнаружили и находясь уже вне поля зрения солдат, рассредоточившихся вокруг пленных, перебежал через дорогу и исчез в сосновом лесу.
Пение на прогулках было строго запрещено, и, когда немцы стали горланить, британцы изумились. Заподозрив неладное, подъехал сержант и, двинувшись вдоль колонны, стал считать пленных. Но они стали переходить из одной шеренги в другую и обратно — хитрость, придуманная фон Верра,— так что установить их численность стало крайне трудно. Наконец, переговорив с офицером, сержант вернулся в голову колонны и, вытащив револьвер, приказал остановиться.
Когда немцы, перемешавшись, остановились, офицер прошел вдоль колонны и пересчитал их: 23 вместо 24-х. Один пленный исчез.
Местные жители до сих пор помнят оживление, охватившее округу в связи с этим событием. К 17.30 на поиски беглеца были брошены все имевшиеся в регионе средства: грузовики, штабные машины, мотоциклы. К его поимке были также подключены полиция и войска местной обороны.
Три дня и три ночи, в течение которых в поиски вовлекалось все больше полицейских и солдат, о фон Верра ничего не было слышно — немец как сквозь землю провалился.
Около одиннадцати часов вечера четвертого дня двое ополченцев местной самообороны, патрулировавшие район Брогтон-Миллз всего лишь в четырех милях от побережья, обратили внимание, что дверь одной маленькой хижины с висячим замком, в которых хранили корм для овец и которые имелись даже в самых глухих местах Озерного края, была открыта. Посветив внутрь велосипедной фарой, они обнаружили беглеца в перепачканной одежде, изорванных ботинках, с исхудавшим и вытянувшимся лицом.
Пока один ополченец держал его на прицеле винтовки, второй, вытащив веревку, обвязал одним ее концом запястье фон Верра, а второй привязал к своему. Но, прежде чем они повели его, немец сбил с ног связывавшего его человека, в то же мгновение разбил фару, затем, уворачиваясь от второго ополченца, дернул что было сил свою руку, высвободил ее и скрылся в ночи.
После этого еще два дня интенсивных розысков ничего не дали, а на шестой день свободы в 14.30, фон Верра, пробирающегося через папоротник на высоком холме, возвышающемся над долиной Даддон (Даддон-Вэлей), заметил пастух. Полиция Камберленда и Уэстморленда быстро организовала плотный кордон вокруг подножья холма, и, когда кольцо вокруг фон Верра стянулось, на него сразу надели наручники, и на этот раз он не убежал.
Просидев в качестве наказания 21 день в одиночном заключении, фон Верра был переведен из Грайздел-Холла в Мидлендс, в лагерь Суоник. Но, вырвавшись на свободу один раз, он был уверен, что сумеет убежать снова.
Суоник был окружен двумя рядами ограждений из колючей проволоки, и по узкой полосе земли между ними постоянно ходили часовые. По внешнему периметру через каждые 50 ярдов располагались сторожевые вышки, на которых были установлены пулеметы и прожектора. Ограждения по ночам ярко освещались, погружаясь в темноту лишь при авианалетах, на время которых усиливалась охрана. Единственным способом бежать, решил фон Берра, был подкоп под периметр.
Здание, которое он выбрал для осуществления своего плана, стояло всего лишь в ярде от внутреннего ограждения, и фон Берра, оценив длину будущего токрсля в 14 ярдов, начал копать в маленькой неиспользуемой комнате с земляным полом. Выход должен был оказаться поблизости от одной из сторожевых вышек, но росшие там деревья и кусты создавали некоторое укрытие. План выглядел вполне выполнимым, и через несколько дней к нему присоединились еще пять офицеров, организовав «Swanwick Ticfbau A.G.» («Суоникскую компанию по проведению подземных работ»).
Все шло хорошо. К осуществлению их замысла подключилось большинство пленных, которые стояли настороже и выкрикивали условные предупреждения, когда шум от раскопок или извлечения больших камней мог быть услышан часовыми, а в случае необходимости, чтобы заглушить его, начинали петь, играть на гармошках, затевали шумные карточные игры или даже коллективные драки. Через месяц после начала «подземных работ» ход — такой, что по нему только-только можно было проползти на карачках,— был готов.
Тем временем пятеро участников подкопа (один, не веря в успех дела, на полпути оставил их) обдумывали планы, как покинуть Англию. После продажи одному охраннику бриллиантового перстня они получили по четыре шиллинга на каждого. С этими скромными средствами одни рассчитывали добраться до Ливерпуля и уплыть на каком-нибудь нейтральном судне в Ирландию, двое других хотели отправиться в Глазго и там также попытаться пробраться на нейтральный корабль. Фон Верра решил идти в одиночку.
Опыт первого побега говорил ему, что немецкий пленный имеет в Британии крайне мало шансов вернуться домой, если ему не удастся покинуть эту страну прежде, чем начнутся его розыски. Сделать же это можно было только на самолете. Поэтому фон Верра решился на самое смелое из всех возможных действий: он собрался проникнуть на ближайший военный аэродром и попытаться улететь.
Думая о какой-нибудь простой, но убедительной маскировке, он решил выдать себя за голландского летчика бомбардировщика, совершившего вынужденную посадку после возвращения с задания. Это вполне могло сойти за правду, так как в британских военно-воздушных силах служило теперь много чехов, голландцев, норвежцев и поляков, изъяснявшихся на ломаном английском (его английский был вполне сносным) и носивших незнакомую здесь военную форму. Так как в Мидлендсе, в этих центральных графствах Англии, вероятно, мало кто имел представление о действиях береговой авиации, фон Верра придумал говорить, будто он служит в «Сводной специальной бомбардировочной эскадрилье береговой авиации», базирующейся в Абердине. Абердин был далеко, а такое неопределенное название части давало ему определенную свободу для объяснений.
Что же касается униформы, то один пленный подарил ему летную куртку, которую он как-то умудрился сохранить, другой — меховые летные сапоги, третий — кожаные перчатки. В качестве дополнения к своему наряду фен Верра купил в лагерной лавке шерстяной клетчатый шарф. Он мог объяснить отсутствие у себя удостоверяющих его личность документов, но обязательно должен был иметь личный знак, который изготавливался из прорезиненной фибры. Достать его было невозможно, но лагерный «Отдел подделок» снабдил его точной копией из картона.
20 декабря в 9 часов вечера, надев поверх своего летного одеяния черную пижаму, фон Верра осторожно раскопал последний закрывающий выход слой земли и выбрался на свободу. Условия для побега были идеальными. Ночь выдалась темной, а воздушный налет заставил погасить все прожектора. Тихо ступая, фон Верра удалился от хода в темноту, и через несколько минут из него выбрались остальные его товарищи. В амбаре в двухстах ярдах от лагеря они попрощались с фон Верра и пошли своими путями.
Налет продолжался, и фон Верра решил дождаться его окончания, прежде чем двинуться дальше, чтобы его не приняли за уцелевшего пилота сбитого немецкого самолета. Необходимости в особой спешке не было. В любом случае их исчезновение обнаружат не раньше утра, когда будет проведена общая перекличка, что давало ему еще, по крайней мере, десять часов. Он спрятался около амбара и стал ждать.
В три часа сигнал отбоя еще не прозвучал, и фон Верра решил, что больше ждать не может. Выбравшись из своего укрытия, он сунул под мышку взятый в лагере номер «Таймс» для большей своей внешней убедительности и пошел через поле прочь от лагеря.
Фон Верра прошагал несколько миль и не встретил ни души. Наконец в 4.30 он услышал гудок локомотива на железнодорожной ветке, вдоль которой он шел по дороге, и, поднявшись по насыпи, забрался в его кабину.
— И куда вы надеетесь приехать? — спросил, уставившись на него, машинист.
— Я капитан Ван Лотт из бывших Королевских голландских военно-воздушных сил, теперь служу в британских ВВС,— стал объяснять фон Верра.— Я только что совершил вынужденную посадку в Веллингтоне из-за повреждений от зенитного огня, полученных во время рейда на Данию. Мне нужно побыстрей добраться до ближайшего аэродрома. Здесь есть рядом телефон?
— Мой помощник Харолд,— сказал машинист,— как раз заканчивает смену и сможет проводить вас до станции.
Провожатый повел его вдоль железной дороги, и в 5.30 фон Верра пришел на станцию Коднор-Парк. Но телефон находился внутри билетной кассы, которая была еще закрыта, и работавший там кассир Сэм Итон должен был прийти только в шесть. Начиная немного нервничать, фон Верра стал ждать.
Появившийся наконец Итон, который был явно не в настроении, слушал историю фон Верра о крушении его бомбардировщика и оставшихся невредимыми членах его экипажа, ожидавших в доме на ферме, в котором не оказалось телефона, невнимательно и с явным нетерпением.
— Вас не затруднит позвонить на ближайший военный аэродром и попросить прислать за мной машину? Моя база в Абердине вышлет за мной и моей командой самолет,— сказал в заключение фон Верра.
Глянув на него с некоторым недоверием, кассир задал несколько вопросов о крушении, затем поднял трубку и произнес:
— Соедините меня с полицией.
Фон Верра сидел напряженно и неподвижно, слушая, как он пересказывал по телефону его историю. Но Итон просто хотел избавить себя от лишних забот, так как, повесив трубку, он сказал:
— Не беспокойтесь, сейчас кто-нибудь приедет. Просто они лучше смогут вам помочь, чем я.
Носильщик заварил чай. Кассир предложил фон Верра чашку, другую налил себе, и они стали втроем ожидать полицию. Его располагающая дружелюбная манера держаться и вызывающая доверие внешность произвели на собеседников свое действие. Четверть часа он отвечал на их вопросы об аварии, о рейде и открыто рассказывал о Королевских военно-воздушных силах. Наконец фон Верра «открыл» им — «вообще-то мне не следовало бы вам говорить об этом» — что состоит в особой эскадрилье и что этой ночью во время полета производилось испытание нового прицела для бомбометания.