Для исправления ситуации с переправкой, в Голландию была заброшена группа «Гольф». Она имела своей задачей организацию надежных курьерских путей и каналов переправки людей через Бельгию и Францию в Испанию и Швейцарию. Мы подождали шесть недель, пока «Гольф» не радировал в Лондон, что налажен надежный маршрут до Парижа и что сопровождающим будет опытный человек по имени Арно. На самом деле Арно был унтер-офицером абвера; изображая из себя беглеца-француза, он эффективно налаживал контакты с подпольщиками и выходил на курьерские каналы противника.
Для «проверки надежности» налаженного «Гольфом» пути переправки людей мы послали из Голландии в Испанию двух скрывавшихся в подполье английских офицеров-летчиков. Спустя три недели Лондон сообщил об их благополучном прибытии. После этого там, очевидно, сочли, что «Гольф» и Арно заслуживают полного доверия, в результате мы получили подробную информацию о трех организованных британской разведкой подпольцых центрах в Париже, занимавшихся налаживанием новых маршрутов пересылки людей. Немецкая контрразведка не предприняла в связи с этим никаких арестов, вполне резонно полагая наблюдение и контроль гораздо более полезными.
В последующие месяцы «Гольф» исправно выполнял свою миссию, переправляя б Испанию сбитых над Голландией и Бельгией летчиков союзников, которые, проделывая длинные и сложные путешествия, не подозревали, что все время находятся под крылом немецкой контрразведки. Мы продолжали уведомлять Лондон об их отправках, сообщая их имена и звания, и их благополучное прибытие способствовало достижению нашей цели: повышению доверия к деятельности «Гольфа» без нанесения вреда операции «Нордпол».
В конце сентября из тюрьмы в Харене убежали два пятидесятилетних агента, Уббинк и Доурлейн. Я был уверен, что эти смелые и решительные люди сумеют добраться до Англии, и тогда наша операция будет раскрыта.
С началом декабря передаваемые из Лондона послания стали сухими и бессодержательными. Было ясно, что Уббинк и Доурлейн благополучно добрались, и теперь Лондон будет пытаться провести нас. Но мы не подавали вида, что догадались, что надутый нами огромный пузырь наконец лопнул, и продолжали действовать в том же духе. Радиограммы из Лондона становились все более и более однообразными.
Наконец в марте 1944 года я направил в Берлин предложение о прекращении операции «Нордпол» отправкой последнего послания, и лицам, отвечавшим, как нам было известно, за проведение разведывательно-диверсионных операций в Голландии. Была отправлена радиограмма:
«Господам Бланту, Брингаму и К°, Лондон. Мы понимаем, что вы прилагаете усилия к тому, чтобы продолжить свое дело в Голландии без нашего участия, и очень сожалеем по этому поводу, проработав долгое время вашими единственными представителями в этой стране при нашем взаимном удовлетворении. Тем не менее, мы можем заверить вас, что9 если вы задумаете нанести нам визит с далеко идущими планами, вашим эмиссарам будет оказано такое же внимание, как прежде, и такой же теплый прием».
Послание было радировано в Англию открытым текстом по всем десяти передатчикам 1 апреля. Дата представлялась особенно подходящей. Операция «Нордпол» закончилась.
Джордж УИЛЛИСТАЙНОЕ ПРОНИКНОВЕНИЕ(фрагменты из книги)
Однажды поздно вечером — это было вскоре после Перл-Харбора — когда я, состоя на службе в военно-морской разведке, находился на дежурстве в управлении Третьего военно-морского округа Нью-Йорка, тишину помещения нарушил стук телетайпа. Сообщение было послано из Вашингтона, и это именно оно подтолкнуло меня к тому, чтобы начать карьеру, если можно так выразиться, официального взломщика.
В сообщении говорилось, ЧТО есть сведения О ТОМ, ито атташе некоего посольства в Вашингтоне сжигают каждую ночь все скопившиеся за день бумаги, и спрашивалось, не могли бы мы установить, не занимаются ли в консульстве этой страны в Нью-Йорке тем же самым.
Я запросил у начальника моего подразделения разрешение попытаться проникнуть в консульство и выяснить данный вопрос. В отличие от многих других начальников, этот человек считал естественным использовать все шансы и рисковать карьерой ради задач, которые, как он понимал, должны быть выполнены.
— Давайте,— был его ответ.— Но помните, что консульство является территорией иностранного государства. Поэтому, если вас там застукают, в морском министерстве испытают крайнюю неловкость.
Я хорошо это понимал и постарался разработать надежный план. Первым делом я встретился той же ночью с администратором здания, в котором снимало помещение консульство, и показал ему свое удостоверение. Администратор, как оказалось, был ветераном флота и с готовностью согласился мне помочь, сообщив, что ночью консульство никто не охраняет за исключением одного человека у специального лифта.
Я одолжил у него комбинезон уборщика и, делая вид, что работаю в этом здании, поднялся на другом лифте этажом выше консульства и спустился вниз по лестнице. После этого, пользуясь ключами, которые мне дал администратор, я зашел внутрь консульства и сразу почувствовал запах гари. Пустые мусорные корзины свидетельствовали о том, что все бумаги были уничтожены. Но здесь еще находились сейфы, встроенная стальная камера и целый ряд запертых шкафов для хранения документов, и я был уверен, что уж в них-то хоть одну важную завалящую бумажонку найти можно.
Я решил, что вернусь сюда с разрешением или без него вместе с людьми и инструментами, необходимыми для вскрытия этих сейфов и шкафов. Мой начальник снова дал свое «добро», причем на этот раз он принял решение без ведома руководства в Вашингтоне, а ведь он понимал, так же как и я, что нюхать на дежурстве, чем пахнет из мусорных корзин,— это одно дело, а взламывать сейфы — совсем другое.
— У меня только одно условие,— сказал мне начальник.— Вы должны подобрать себе таких людей, чтобы после вашей работы никто не смог бы заподозрить, что вы подходили к сейфам.
На следующее утро я приступил к отбору своей команды: слесаря, специалиста по сейфам; человека со знанием языка, который мог бы читать бумаги и заключать, какие из них стоит переснять, и первоклассного фотографа. Британские контрразведчики «одолжили» нам худую, робкую на вид деву пятидесяти лет, которая при помощи чайников и кастрюль могла вскрыть любой запечатанный пакет так, что следы этого потом обнаружить было невозможно даже при просвечивании ультрафиолетовыми лучами. Кроме того, мы организовали людей в группу оповещения, которые должны были предупредить нас, если бы вдруг появился кто-нибудь из сотрудников консульства.
Во время первого проникновения моей наспех собранной команды на «территорию чужого государства» все вели себя воистину как дилетанты. Мы бродили по консульству, толпились то в одном помещении, то в другом, любопытствуя, как идет открывание замков, а когда был вскрыт первый сейф, мы все сгрудились около него, стараясь заглянуть внутрь. К тому же мы были не особенно бдительны, чтобы позаботиться как следует замести следы своего посещения, но каким-то образом оно осталось незамеченным, и наши визиты продолжились в последующие ночи.
Однажды фотокамера неожиданно упала на пол с громким стуком. Ничего не произошло, но лифтер, должно быть, утром доложил о ночном шуме. Следующей ночью шестое чувство подсказало мне, что что-то не в порядке, и я решил сначала пойти посмотреть сам, прежде чем вести всю группу. Я надел рабочий комбинезон и, сопровождаемый старшим уборщиком, зашел внутрь консульства. Неожиданно зажегся свет, и перед нами предстали консул и охранник с пистолетами в руках. Наша рабочая одежда спасла ситуацию, и консул извинился, сказав, что он подумал, будто мы взломщики.
После этого, наблюдая за консульством из соседнего здания, я видел, что туда каждый день в пять часов приходит охранник и остается до утра. Естественно, что, пока он там находился, наши посещения были невозможны, и я решил от него избавиться. Как-то ночью я поднялся на второй этаж и с грохотом уронил на пол стул вблизи шахты лифта, после чего быстро спустился вместе со стулом на цокольный этаж. Через полчаса на такси приехал вызванный охранником консул. Из соседнего здания мы видели, как он торопливо н настороженно обходил свои помещения. Прошло несколько ночей, и я опять грохнул стулом. На этот раз вызванный консул был крайне рассержен, ему уже явно надоело вылезать по ночам из кровати по каким-то пустякам. На следующий вечер охранник не появился, очевидно, консул уволил его.
Мы продолжили свои осмотры, Конечно, теперь, помня о подозрительности консула, мы вели себя более осторожно. Потрудиться нам пришлось изрядно, и, прежде чем мы закончили свою работу, прошло десять недель. Но когда она, наконец, была завершена, мы имели фотокопии всех имевшихся в консульстве важных документов, шифровальные коды, картотеку резидентов стран — союзниц Германии в Соединенных Штатах и массу других материалов, свидетельствующих о том, что нацисты используют это консульство для ведения интенсивной шпионской работы.
В течение двух следующих лет я совершил еще около полутора сотен подобных тайных проникновений, и мы ни разу не попались. Последнее обстоятельство было для нас весьма существенным, так как мы действовали фактически на свой страх и риск — наша деятельность была незаконной, и мы не могли, в случае чего, рассчитывать на признание и защиту нас правительством.
Когда 7 декабря 1941 года началась война, все американцы стали очень бдительными на предмет выявления вражеских шпионов. Наш телефон звонил не умолкая. Однажды ночью кто-то заметил вспышки света в окне пентхауза, дома на крыше небоскреба,— шпион посылает сигналы! Мы вломились в дверь и застигли «шпиона» на месте — «световые сигналы» посылала лампа, подогревающая воду в стоящем у окна огромном аквариуме с тропическими рыбами, то включаясь, то выключаясь. Нам сообщали то о подозрительных личностях, посылающих радиограммы при помощи коротковолновых радиопередатчиков, то о замеченных в Гудзоне германских подводных лодках, и все эти сигналы нам приходилось проверять.