ардировщиков немцы осуществляли все свои перевозки по ночам и пропарывали шины автомашин этими колючками. Мы также натягивали поперек дороги черную проволоку, соединенную с минами, и прятали мины в лошадином навозе посреди дороги. Своими ловушками мы доводили немцев до бешенства, так что они даже пытались пускать впереди собак. Но, удавалось ли вам когда-нибудь добиваться от собаки, чтобы она бежала по дороге только по прямой вперед?
Днем мы скрывались, живя с партизанами или прячась в заброшенных домах и стогах сена, или забирались в свои спальные мешки, укрытые в кустарнике.
Всего в нашем районе действовало четыре группы британцев и американцев, снабжаемых по воздуху. Мы отыскивали сбитых американских летчиков (всего их оказался двадцать один человек) и возвращали их по каналам подполья так быстро, как только могли.
После того, как они выпрыгивали с парашютом, мои партизаны спешили найти их прежде немцев и фашистов, которые нередко убивали наших пилотов прямо на месте приземления. В связи с данным обстоятельством последние обычно выхватывали свои револьверы едва поднявшись на ноги, и партизанам, среди которых лишь немногие могли что-то сказать по-английски, было иногда трудно дать знать им, что они — друзья. Один раз они привели летчика, который рассказал, что когда он увидел двух крепких парней, бежавших к нему через поле, то вытащил свой револьвер 45-го калибра и уже был готов подстрелить обоих, когда один из них принялся выкрикивать английские ругательства, имена, названия сигарет и сленговые слова, после чего он сунул «пушку» обратно в кобуру.
Немцы время от времени забрасывали в наш район на парашютах своих шпионов, изображавших сбитых американских летчиков, поэтому мы не верили никому, пока, передав на нашу базу по рации названные нам имя и личный номер, не получали подтверждение, что такой пилот не вернулся на базу.
Как-то нам стало известно, что немцы засекли некоторые из парашютных выбросок, осуществленных в нашем районе, и, следовательно, в ближайшее время следовало ожидать прочесывания. Нам было трудно спрятать так много летчиков, и я отправил их вместе с партизанами чистить старое футбольное поле, на которое, как я надеялся, мог бы сесть большой С-47 и забрать их. Я радировал на базу, что мне нужно больше людей, особенно медиков с соответствующим снаряжением. Мы не могли отправлять раненых в местные больницы, так как пулевые ранения выдали бы их, и немцы бы их убили. За два дня до начала нашего окружения фашистами ко мне прибыло подкрепление: Эрик Бучхардт из медицинской службы,
Чарлз Чикконе, специалист по вооружению, и Джин Делани, подрывник. Последние двое в совершенстве владели итальянским, а Бучхардт привез с собой сульфамидные препараты, морфий, йод, марлю и медицинские инструменты. В зоне наших действий — примерно 60 миль в длину и 20 в ширину — он устроил сеть амбулаторных пунктов, которыми заведовали немного сведущие в медицине партизаны.
Работа на взлетно-посадочной полосе была сделана наполовину, когда мне передали, что фашисты начали обширное прочесывание местности. Это означало, что пришло время уходить в холмы — и делать это быстро. Я послал часть своих летчиков к капитану Брайетчу, британскому агенту, чтобы он отправил их по спасательному маршруту через Югославию. Однако получилось так, что из-за пронесшейся пурги маршрут стал непроходимым, а передвигаться по шоссе или пробираться через холмы по сугробам высотой пятнадцать футов они не могли, поэтому остаток войны так и провели с Брайетчем.
Собранные фашистами для прочесывания войска были вооружены тяжелыми пулеметами, минометами и винтовками, поэтому нам пришлось перебираться в другую долину и окапываться на вершине одной из гор.
Наша подпольная организация в городе работала очень хорошо: что бы там ни затевали фашисты, нам становилось известно об этом в течение пяти часов. Через короткое время нам оттуда передали, что фашисты послали в маленький городок у подножья нашей горы сто двадцать милиционеров, которые выбрали для своей штаб-квартиры магазин, где мы запасались хлебом, маслом, вином и сыром. Припасы у нас уже кончались, и я решил произвести нападение.
Взяв два десятка партизан, я спустился с ними в полночь в город, где мы окружили фашистский гарнизон. Партизаны были вооружены пистолет-пулеметами «Стэн», имели с собой два ручных пулемета и базуку. Для начала мы выстрелили в окно из базуки, после чего закричали, чтобы милиционеры сдавались. После этого в дверях показался один из фашистов, чтобы спросить, каковы наши условия. Но когда мой человек направился к нему для переговоров, он открыл огонь из пистолет-пулемета, и тогда мы выпустили в дом из базуки все оставшиеся заряды. Я уверен, что спастись не удалось никому. Утром мы выяснили, что уничтожили восемьдесят человек.
Наша акция имела свои последствия. Это был первый случай, когда в этом районе применили базуку, и теперь фашисты захотели побыстрей убраться отсюда, а боевой дух партизан стал стремительно расти. Двадцать человек, принимавших участие в нападении, стали героями, о которых знали во всех Нижних Альпах, и теперь очень многие горели желанием присоединиться к нам.
Вместе с тем нам угрожала серьезная опасность. Всего лишь в трех километрах стоял немецкий гарнизон, на вооружении которого имелись бронеавтомобили, и я знал, что немцы не оставят нашу акцию без внимания. Поэтому я взял своих американцев, включая оставшихся шестерых пилотов, продовольствие и боеприпасы и в сопровождении трех десятков партизан отправился на самую высокую в окрестностях гору — Кол де Муа, поднимающуюся на 3000 футов над долиной реки По. На вершине мы расположились в трех пастушеских хижинах й затаились.
Прошло не очень много времени, и на петляющей горной тропинке появились сто двадцать фашистов, с трудом волочивших ноги. Мы скосили двадцать из них из пистолет-пулеметов, после чего остальные обратились в бегство. Тут появился партизан-связной, который пробрался по оврагам через вражеские цепи, чтобы сообщить нам, что окрестности прочесывают три тысячи фашистов, которые постепенно со всех сторон приближаются к нам. Я сказал Силзби, чтобы он передал по рации на базу, что мы окружены, что нам нужны мясные консервы, пять автоматических винтовок, два американских пулемета и 47-миллиметровая пушка. Спустя два часа Силзби снова связался с базой, и ему сообщили, что капитан Маттерацци из нашей штаб-квартиры в Бари уже упаковал заказанное и загрузил в самолет. Именно такого рода взаимодействие давало нам возможность эффективно действовать в полевых условиях, мы знали, что нас всегда поддержат.
Ближе к вечеру на дороге за пять километров от нас появилось несколько грузовиков с фашистами. Мы позволили первой машине въехать в короткий тоннель сквозь соседнюю гору, оба выхода которого нами простреливались, а когда первый грузовик стал выезжать из него, дали очередь из пулемета, так что он заехал задним ходом обратно. Около часа мы играли в кош-ки-мышки, посылая очереди всякий раз, когда грузовик пытался выехать из тоннеля вперед либо назад, пока, наконец, не повредили его так, что он остался там, перекрыв узкую горную дорогу.
Но уже опускалась темнота, а нас, окруженных на горе, была всего лишь горстка — если у противника хватит нервов атаковать нас ночью, удастся ли нам отбить нападение? Я отправил посланца в деревню к Марии, которая знала альпийские тропы не хуже горной козочки и могла отвести пилотов в безопасное место. (Той ночью она прошла с ними по горам тридцать миль и привела к капитану Брайетчу).
Однако скоро выяснилось, что фашисты встревожены наступающей темнотой еще больше, чем мы, и поспешили убраться. Тогда мы погрузили оружие на сани и перешли на другую гору — за пятнадцать миль от первой. Фашисты же решили, что с них достаточно. Наши шпионы передали, что они обратились за помощью к немцам, но были посланы к черту.
Ориентируясь на это сообщение, мы послали на базу запрос на «черную» пропаганду, и нам прислали бумагу, сделанную так, будто ее выпустили немцы, в которой говорилось, что все фашисты трусы, и будет лучше их всех как можно скорее отправить на фронт. Мы распространили ее копии среди фашистов, и это вызвало массовое дезертирство из их рядов. В другой бумаге, якобы изданной фашистами, заявлялось, что немцы бросают итальянцев на произвол судьбы. Кроме распространения этих листовок, мы прекратили всякую иную партизанскую деятельность, затаившись на нашей новой стоянке. Я хотел, чтобы все успокоилось, чтобы можно было принять новых людей с базы.
Фарбрега, Силзби, Бучхардт, Чикконе, Делани и я жили в двух пустовавших каменных домах вместе с тремя партизанами. Это были Портос, 22-летний парень из Больцано, чьи родители погибли в американской бомбежке, а братья были застрелены немцами; Виктор, который потом предал нас, и мальчонка, прозванный «Брауни» («домовой»), чьих родителей убили немцы и который был из них самым храбрым. Как-то Брауни отправился с одним из партизан в Белл у но, заприметил на оружейном складе два немецких пулемета, разоружил охрану, уложил пулеметы в немецкий грузовик, четыре раза сходил на склад за другим оружием и был таков, приведя грузовик к нам в горы.
Фарбрега приступил к устройству тайников, куда мы могли бы спрятать запасную рацию, бензин, масло, продукты, одежду и патроны, на случай если придется быстро спасаться.
Одним из наших лучших агентов в Беллуно был итальянец с боевым именем «Сетте», который работал шофером в штабе частей СС. Через цепь связников он постоянно информировал нас, что делают немцы со взятыми ими заложниками, когда они планируют провести операцию против нас и так далее, и здорово нас выручал. Много раз этот человек был очевидцем расстрелов наших партизан во дворе немецкой штаб-квартиры, он видел, как отводили на казнь людей, с которыми ему перед этим приходилось работать. Иноща они встречались взглядами, и Сетте ободряюще подмигивал, давая понять обреченному, что его смерть будет отомщена. Ни один человек его не выдал.