Жители Маресона не любили немцев, которые в тяжелое военное время сидели у них на шее, квартируя в их домах, кормясь у них и забирая самых здоровых людей в трудовые лагеря. Поэтому, когда они увидели своих партизан собранными, хорошо вооруженными и под командой американцев, более ста стариков и подростков, вооружившись косами, дубинами, ножами для разделки туш, старинными ружьями, кузнечными молотами и тому подобным, двинулись следом за нашим автобусом. Я велел Этторе держать эту компанию позади на безопасном для них расстоянии. Когда до Меццаканала осталось около пятисот ярдов, мы высадились и начали стрельбу. Немцы попытались выбраться из селения с другой стороны, и тогда сидевшие на утесе партизаны открыли по ним огонь. Гарнизон сдался. Захваченное оружие мы распределили среди партизан.
После этого у меня появилась идея. Русские уже были в Вене, а генерал Паттон подошел с северо-запада к австрийской границе, так что проходящая через перевал Бреннер дорога контролировалась нами. Поэтому я решил выдать этим немцам пропуска с разрешением вернуться домой, в Германию, подписанные мной, капитаном американской армии, и командиром Валь-Кардевольской бригады, и отпустить их. После этого все произошло так, как я и ожидал: эти солдаты стали показывать пропуска другим немцам, которые еще были готовы сражаться, и многие из них бросали оружие и тоже отправлялись домой.
В результате проведенной нами очистки района путь с юга к перевалу Бреннер оказался перекрытым. 28 апреля мы узнали, что к перевалу движутся отступающие немецкие части, которые уже находятся в Фельтре. Этторе взорвал мост к северу от города и организовал рабочую группу, которая нарубила деревья и сложила бревна поблизости, чтобы американцы, когда подойдут, могли быстро его восстановить.
Мы расположили отряженных для засады партизан вдоль дороги, а Этторе с десятью бойцами засел у моста. Когда подошедшие немцы начали его восстанавливать, люди Этторе открыли огонь, и они были вынуждены вернуться в Каприле, унося с собой 120 убитых. От одного из раненых я узнал, что мы устроили ловушку для 3000 пехотинцев, 600 солдат 504-го танкового батальона и 300 эсэсовцев под командой штурмбаннфюрера Шредера.
Глядя на Каприле с окрестных скал, поднимающихся на шестьсот ярдов, я увидел, что эсэсовцы выводят из домов жителей и загоняют их в церковь. Спустившись вниз, мы вместе с Этторе отправились в стоявшую в долине маленькую деревушку, и довольно скоро на дороге появилась немецкая машина под белым флагом. В машине сидел священник из Каприле и немецкий фельдфебель, который сообщил нам категоричный ультиматум штурмбаннфюрера Шредера: если мы не позволим пройти всем немецким солдатам, все гражданские в Каприле будут казнены. На это Этторе ответил, что если кто-то из гражданских пострадает, у немцев не останется никаких шансов сдаться в плен. Тут священник разрыдался и начал умолять его пожалеть невинных жителей, но Этторе остался непоколебимым, что потребовало изрядной воли. Я поддержал его, после чего делегация уехала
Вскоре после этого Шредер прислал предложение о встрече, и стало ясно, что он понял, что находится в западне, из которой не может ни пробиться вперед, ни отступить назад.
Штурмбаннфюрер прибыл вместе с капитаном Хаймом, приятной наружности офицером, который командовал танковым батальоном. Я предложил Шредеру высказаться, и он повторил свою угрозу относительно того, что собирался сделать с гражданскими. Я ответил, что в этом случае сделаю с немцами то же самце.
После этого заговорил Хайм. Не проявляя никаких намерений убивать жителей, он прямо сказал, что ему больше всего хотелось бы дать нам добрый бой, но у него почти не осталось ни танков, ни боеприпасов, и он не сможет смотреть, как его люди начнут погибать, будучи не в состоянии отстреливаться. «Что касается моего подразделения,— заключил он,— то мы сдаемся».
Шредер заявил, что прежде, чем принять решение о капитуляции, он должен знать, кому он сдается.
— Капитан Хауард Чаппелл из Управления стратегических служб,— представился я.
После этого штурмбаннфюрер сказал, что не может не заметить, что я выгляжу как настоящий пруссак: высокий, голубоглазый и светловолосый. Он также, признался, что неоднократно слышал о моей храбрости и почти рад сдаться лично мне, так как я офицер, похож на пруссака и, следовательно, человек чести и буду обходиться с ним и с его семью офицерами-эсэ-совцами так же, как он обходился бы со'мной, попади я к нему в плен.
Я ответил, что в этом он может быть совершенно уверен.
На следующий день Чикконе, Этторе, Джи-джи и я вместе с одним батальоном партизан двинулись на север к австрийской границе и пленили в одном местечке немецкий гарнизон в 600 человек. Там были и солдаты, отпущенные из Меццаканала, которые показывали свои подписанные мною пропуска. Солдаты гарнизона тоже решили, что будет лучше отправиться домой.
Сразу за этим населенным пунктом находилось Коль Фаско, альпийское селение, где в резерве стояли 3500 немецких солдат, которые сдались нам весьма охотно. Через Коль Фаско проходили все телефонные линии и линии радиосвязи, соединяющие Италию с Берлином. Теперь весь путь с предгорьев Альп к австрийской границе был открыт в ожидании подхода американских войск.
Я позаимствовал у немцев машину и, поехав в Беллуно, провел в дороге всю ночь. З мая я встретил командира 339-го пехотного полка и сообщил ему, что дорога до самой австрийской границы удерживается партизанами, которые ждут его, сказал, что снег очень глубокий, поэтому для его грузовиков нужны цепи, и дал разную другую полезную информацию. После этого я отправился в Фельтре, в штаб 85-й дивизии.
Я не стригся уже пять месяцев и теперь походил больше на партизана, чем на военнослужащего. В ожидании полковника, возглавлявшего G-2 (армейская разведка), я пролистывал номер «Старз энд Страйпс», узнавая, что происходило в мире, как вдруг кто-то резко произнес:
— Какого черта вы тут делаете? Кто вы вообще такой?
Вопрошающим был генерал-майор, поэтому я поднялся и сказал:
— Капитан Чаппелл, сэр, Управление стратегических служб.
— Вы солдат или кто? Станьте как полагается! Выйдите из помещения!
Я вышел и уже совсем собрался отправиться обратно, к себе в горы, когда появился полковник из G-2. Он очень обрадовался, выслушав мое сообщение. Наступающие части всегда рады видеть нас и получать от нас свежую информацию, но порой высшие начальники не желают признавать, что им еще кто-то оказывал помощь.
Я вернулся в Альпы и передал УСС 7500 наших пленных, грузовики, оружие и разные предметы снабжения. Затем, передав нашим офицерам всю информацию о ситуации, которая была мне известна, я отправился вместе с Этторе и Сетте на поимку военных преступников.
Мы не хотели допустить, чтобы хоть кто-то ускользнул. Мы все хорошо помнили, например, случай со Стивом Холлом, американцем, выполнявшим миссию, подобную нашей, у Кортины. Стив в одиночку отправился на лыжах в Кортину, чтобы взорвать там гидроэлектростанцию, снабжавшую энергией железную дорогу. Он оказался захваченным снежной вьюгой и, по свидетельству очевидцев, был найден на следующее утро без сознания у церкви и помещен немецкой полицией в тюрьму. Некто по имени Телль, шпионивший в пользу немцев, опознал Стива как американского агента, и его казнили в Больцано. Мы отыскали Телля, и он написал признание, подтверждающее, как он втерся в доверие к Стиву, а потом выдал его.
Было очень здорово снова увидеть сержанта Фарбрегу. Он вместе с Силзби был отправлен в тюрьму СС в Больцано. Когда война была уже близка к завершению, он выбрался из тюрьмы и явился в Мерано, іде находились высшие чины СС. Заявившись в казармы СС, он представился «капитаном» американской армии Фарбрегой и объявил, что по его приказу все обязаны оставаться в пределах казарм. Он умел говорить убедительно, и его блеф сработал. Подошедшая 10-я американская дивизия благодаря одному американскому сержанту смогла сразу занять город.
Сетте оказался в сложном положении. К концу войны гестапо стало подозревать, что он работал на нас, вместе с тем многие партизаны, которые не знали правды, но видели, что он водил немецкую машину, хотели до него добраться. В конце концов я нашел для него работу в контрразведке, и он содействоват разоблачению многих военных преступников.
Маркиза? Последнее, что я о ней слышал — один американский полковник, квартировавший по соседству, стал частенько парковать свой джип у ее дома: яблочный штрудель у маркизы получался совершенно изумительно, одна слоеная корочка чего стоила!
Майор американской армии Дж. МАКНАЛЛИ и Фредерик СОН ДЕРН-младшийНАЦИСТЫ КАК ФАЛЬШИВОМОНЕТЧИКИ
Через несколько дней после капитуляции гитлеровской Германии в мой кабинет в союзной штаб-квартире во Франкфурте позвонил офицер американской контрразведки в Австрии и возбужденно сообщил, что какой-то немецкий капитан сдал целый грузовик, груженный английскими банкнотами. Огромное количество валюты, добавил он, также плавает по реке Инн; местные жители и союзные солдаты теперь заняты ее выловом.
Изумленный и озадаченный, я помчался, чтобы увидеть немецкого капитана с его грузовиком. Моим глазам предстали двадцать три прочных ящика, каждый размером с гроб, набитые пачками денег. Быстрый подсчет с учетом прикрепленных внутри каждого ящика листков с описью показал, что там было в общей сложности не менее двадцати одного миллиона фунтов стерлингов!
Я был не в состоянии определить, даже под большим увеличительным стеклом, подлинными были эти банкноты или нет, поэтому я пригласил во Франкфурт моих британских коллег, и через короткое время мне позвонили из Английского банка. Когда я описал находку, с другого конца провода послышался сдавленный вздох изумления, и вскоре из Лондона приехал представитель банка — высокий, угловатый и немногословный господин по фамилии Ривз.
Мы провели Ривза в усиленно охраняемое помещение, куда были перенесены миллионы, и он принялся шелестеть купюрами, переходя от ящика к ящику. Наконец он остановился, некоторое время молча смотрел в пространство, потом начал медленно и безостановочно ругаться — печатно, но с чувством.