Ж. Р. де ла Бретонн обратил внимание и на другие несоответствия, в частности, в 1821 году два запаянных сосуда, в которых находились сердце и желудок Наполеона, были положены врачом Антоммарки в углы гроба, а в 1840 году они оказались между ногами покойного. В 1821 году в могилу поместили два прочных деревянных бруса (в ногах и в изголовье), которые служили опорой для гроба, так, чтобы земли он не касался. А в 1840 году эти брусья не были обнаружены: гроб покоился на каменной плите и оставил на ней след. Кроме того, под ним были найдены канаты и ремни, которые используются при опускании гроба в могилу. А в 1821 году эти канаты и ремни были вынуты, что зафиксировано могильщиком острова Святой Елены.
Исходя из этих несоответствий, французский историк предположил, что англичане могли подменить тело в гробу или и внутренний гроб тоже, причем вторая версия кажется ему наиболее вероятной. Но самым большим доказательством подмены Ж. Р. де ла Бретонн считает то, что обнаружилось при сопоставлении гробов: при похоронах цинковый гроб помещался в свинцовом, а тот – в гробу из красного дерева. При эксгумации же было обнаружено четыре гроба: красного дерева, затем свинцовый, потом опять красного дерева и последний – цинковый. Французский ученый объясняет это следующим образом. В 1821 году граф де Монтолон сделал подробное описание гробов для заказа гробовщикам. И фальсификаторы точно следовали этому описанию, однако они не учли, что заказ тогда не был выполнен точно: изготовили не четыре гроба, как предполагалось, а только три. Поэтому и можно предположить, что при извлечении гроба для подмены тела могилу вычистили, поэтому при эксгумации в ней и не обнаружили деревянные брусья, служившие опорой.
Подмена, по утверждению Ж. Р. де ла Бретонна, была совершена в 1828 году, когда губернатор острова Г. Лоу был переведен на Цейлон. Однако он приезжал на остров Святой Елены с какой-то таинственной целью, после чего отплыл в Англию. Как предполагает французский историк, Г. Лоу перевозил останки Наполеона, которыми англичане всегда стремились завладеть, хоть и утверждали обратное. Открыто это сделать они не могли, опасаясь взрыва возмущения во Франции, но всегда ждали удобного случая, чтобы сделать это тайно.
А дерзкий план мог возникнуть у англичан еще в 1821 году, когда через 42 часа после смерти Наполеона английский врач снимал с лица умершего слепок для маски. Сделал он это с большим трудом, т. к. мускулы покойного стали быстро разлагаться. Таким образом, маска отразила бы образ Наполеона уже постаревшего, опухшего и была бы очень отталкивающей. Французы из свиты императора не хотели, чтобы именно такая маска была показана публике и тем более распространена в многочисленных копиях. И они похитили слепок, но английский врач стал требовать его возвращения и даже обратился за помощью к властям своей страны. Но, к своему великому изумлению, поддержки не получил: ему ответили, что слепок является собственностью французов. Англичане знали, что французы сделали слепок с лица другого человека, умершего за три года до Наполеона. Этот человек был на 10 лет моложе французского императора, но черты его лица несколько напоминали физиономию Наполеона. Вот эта маска и была представлена как маска Наполеона, а англичане воспользовались обстоятельством: подмена маски навела их на мысль о подмене останков, что они и сделали. Из могилы на острове Святой Елены было извлечено тело Ф. Чиприани, которым подменили тело французского императора. Ф. Чиприани был домоправителем ссыльного Наполеона. Они были знакомы еще по Корсике, Чиприани воспитывался в семье Наполеона, и потому последний питал к нему особое доверие. Но тот оказался предателем, и все то время, что провел на острове Святой Елены, шпионил в пользу англичан. Когда французы разоблачили его, Ф. Чиприани принял крысиный яд и через несколько часов умер. До этого он был совершенно здоров, что задержало разложение тела и дало возможность снять с лица слепок спустя длительное время после смерти…[168]
Конечно, любому, даже почти фантастическому, факту можно найти свое объяснение, в том числе и нестыковкам в тех или иных документах, событиях, фрагментах одежды, состояния тела и даже, если хотите, пуговиц… Но стоит уяснить и более рационалистическую позицию: для англичан Наполеон, уже мертвый, был совершенно безопасен, и подменять его тело, рассчитывая и осуществляя столь сложные операции, не было никакого резона. Да и за столько лет всплыли бы уже факты (задокументированные) о столь рискованных шагах английской стороны… Нет, здесь что-то совсем иное, из других сфер, из другой оперы, если хотите. Здесь более подсознательные процессы, которые и не объяснить совсем, если будешь опираться исключительно на разум.
Славяне
Строительство города. Миниатюра из Радзивилловской летописи. Библиотека Академии Наук в Санкт-Петербурге. XV в.
Еще Вещий Олег, как известно, погиб от коня своего, потревожив его могилу… У славян, таким образом, было свое отношение к тайнам, крутящимся вокруг захоронений, и к историям, связанным с возмездием от потревоженных духов умерших.
Обратимся к любопытному исследованию чешского археолога, этнографа, историка-слависта и антрополога Любора Нидерле. Он, в частности, отмечал, что погребальный обряд славян-язычников (отметим это), каким они его знали в последние столетия перед принятием христианства (семь веков), был ритуалом, вполне и полностью сложившимся, сложным и разнообразным, далеко ушедшим от его основных первоначальных форм, существовавших у еще не разделившихся по религиозным признакам индоевропейцев. В древнейшие времена, насколько, разумеется, можно судить по местам погребений, приписываемым славянам, в погребальном обряде славян было больше единообразия и простоты. Однако мы видим, что позднее, как и в других областях культурной жизни, на погребальных обрядах сказывается чужеземное влияние, в результате чего эти обряды приобретают значительно более разнообразный характер, и единообразие славянского погребального обряда исчезает. Лишь христианство снова приводит все к единообразию, своеобразным образом стандартизирует погребальный обряд и при этом вводит совершенно новые (можно сказать, оригинальные) основы обряда, а именно – захоронение покойника на обычных общих кладбищах, но освященных церковью. До этого славяне своих покойников не хоронили, а с древнейших времен, несомненно, с самого возникновения славянства, сжигали на кострах…
Являлась ли «кремация» вплоть до конца языческого периода единственным погребальным обрядом у славян (в том числе и на Руси) – это старая проблема славянской истории, которой занимались многие исследователи (Л. Нидерле приводит одного лишь Добровского[169]).
Как только в западной Европе появились первые работы по доисторической археологии, сразу же возник вопрос, относящийся к этнографии: что именно среди находок является славянским?
Ответ на этот вопрос Нидерле предлагает искать в особенностях и погребальных обрядов, и складывавшихся вокруг них мифов и легенд.
Много споров вызывал и вызывает до сих пор вопрос о том, сжигали ли вообще славяне своих покойников и почему. Причем спор шел главным образом уже вокруг аспекта – от кого пошел данный обычай: от германских или славянских племен. В XIX столетии немецкий естествоиспытатель Рудольф Вирхов[170] авторитетно выступил в пользу германской принадлежности древних погребений с кремацией в восточных районах Германии: он признал за славянами только позднюю, так называемую культуру городищ, которая представлена культурными слоями древних городищ или современными им могилами с «трупоположением».
Нидерле же считал, что для XX столетия вопрос славянского погребального обряда совершенно ясен. Основу его в дохристианский период, «во всяком случае, до той поры, пока мы можем бесспорно или по крайней мере документированно, проследить древнюю историю славян, составляла повсюду кремация», так же как это было и у других соседних народов: литовцев, германцев и галлов. Иностранные влияния на культуру и обычаи погребения покойников, имевшие место в различных землях и у различных племен – в частности, это влияние римское и восточное – сказывались лишь в том, что наряду с основным обрядом местами появлялись отклонения от него, а именно – наряду с кремацией рано появляются и обыкновенные захоронения (но со всевозможным устройством могил). А так как с приходом на Русь христианства изменение основного погребального обряда произошло не сразу, а постепенно, исподволь, растянуто во времени, то, особенно в течение первого тысячелетия нашей эры, отмечался период, когда оба погребальных обряда – сожжение и захоронение – существовали у славян одновременно.
Исходя из этого, можно с полной уверенностью утверждать, что в то время у древних славян-язычников практиковались оба обряда, однако кремация в языческий период преобладала в подавляющих случаях и была для него типичной.
О том, что славяне до принятия христианства сжигали своих умерших, свидетельствуют данные как археологии, так и истории. Этнография сохранила следы кремации во множестве разноплановых источников.
Археологическим подтверждением этого обряда является существование у древних западных и восточных славян многочисленных погребений с кремацией, на которых стоит остановиться подробнее. Многочисленны и исторические свидетельства, относящиеся ко всем славянским землям.
Например, о полабских славянах святой Бонифаций[171] свидетельствует (744 год), что они сжигали на кострах умерших мужчин вместе с их женами; тем не менее обряд этот на Лабе вскоре исчез, так как позднейшие источники подобных сведений о полабских славянах не содержат. О кремации умерших у чехов в древнейших источниках свидетельств почти нет. Но, например, поляки, по свидетельству Титмара