Только с V–VI веков можно с полной уверенностью говорить о славянских могилах на всем пространстве, заселенном славянами, причем сначала о могилах с кремацией, а затем, с X века, и о не кремированных могилах. Обычно оба вида могил, даже самые бедные, были, при всей их простоте, самой различной конструкции, но общий тип их и форма сохранялись.
Когда тело покойника в соответствии с описанными выше обрядами доставлялось к месту погребения, то, если сохранялся еще обычай сжигать трупы умерших, его клали на костер и сжигали. Такой костер находился или тут же возле места, выбранного для могилы, или же возле кладбища на общем кострище. Пепел, оставшийся от костра и сожжения покойника, собирали и клали (в урнах или без них) на поверхность земли или выше, на могильную насыпь. В позднейший период подобным же образом труп умершего укладывался на поверхность земли, либо выше, на могильную насыпь, либо, чаще всего, – в глубокую четырехугольную яму.
Сама могила, называвшаяся на Руси тюрко-татарским словом «курган» (kurhan), была различной высоты, в среднем примерно 1–2 метра. Сравнительно большая высота русских курганов свидетельствует о влиянии скандинавских русов, которые на своей скандинавской родине возводили высокие курганы. Действительно, русские курганы, хотя и здесь есть исключения, относительно высоки, особенно если их сравнить с невысокими могильными насыпями западных славян. Однако образцы высоких курганов славяне видели уже задолго до прихода русов у своих южных соседей – скифов и сарматов, проникавших на территорию славян, и лишь особо высокие курганы на севере России, в Новгородской губернии, так называемые сопки, созданы под скандинавским влиянием. Основная форма кургана обычно округлая или, в более древнее время и главным образом в кривической Руси, продолговатая (так называемые длинные курганы). Иногда на кургане устанавливались еще и столбы, на которые ставились урны, или определенным образом укладывались камни, или же, наконец, строились какие-нибудь столики либо небольшие навесы и домики, где душа умершего могла бы отдохнуть; у поморских славян упоминаются также какие-то колья, которые клали на могильный курган. Наконец, в более поздний период под влиянием печенегов и половцев славяне начали устанавливать на курганах вытесанные из камней изображения умерших. Часто вокруг кургана вырывался небольшой ров, а основание кургана местами обкладывалось большими камнями.
Могильная насыпь состояла из нескольких хорошо различимых слоев, насыпанных, очевидно, не сразу, а в несколько приемов во время праздников задушниц. На востоке как над урнами, так и над несожженными трупами местами строились специальные навесы на столбах или даже деревянные срубы, образцы которых славяне, по всей вероятности, видели при строительстве скифо-сарматских курганов. Помимо этих различий, внутреннее устройство кургана изменяется еще больше в зависимости от того, производилось ли захоронение покойника на уровне земли или же выше уровня, в насыпи или, наконец, в яме под курганом. Этим вопросом много занимались археологи, пытавшиеся найти в этих различиях особенности отдельных племен. Л. Нидерле считал, что эти различия не племенные, а хронологические.
Первоначально там, где славяне стали насыпать высокие курганы, ямы стали исчезать, а затем их снова ввело христианство. Однако могилы с глубокими каменными камерами и ведущими к ним коридорами, так же как и могилы хазарского или аланского типа, у славян вообще не встречаются.
На западе вследствие того, что христианское вероучение мешало насыпать над могилами курганы, христианские могилы с самого начала потеряли высокую насыпь, превратились в обычные могилы и с тех пор стали сосредоточиваться вокруг первых костелов. На востоке, однако, курганы строились еще долго. Только на севере, в Новгородской земле, курганы исчезают начиная с XI века и напоминают о себе лишь обычаем обкладывать могилу большими камнями. С течением времени количество камней на могилах уменьшалось, а размеры их увеличивались, пока, наконец, могила не стала обозначаться лишь четырьмя-пятью крупными булыжными камнями. Местное наименование таких могильников, являющихся типичными для XII—XIV веков, – жальник (от слова «жалети»).
Пепел помещался в урну или чаще всего просто ссыпался в кучу. Если же тело умершего не сжигали, то его укладывали в должным образом подготовленную землю. (В России часто встречался внизу слой белого или желтого песка либо подстилка из коры и березовых или дубовых листьев.) Иногда тело покойника укладывалось на ковер или, наконец, на доску и досками же обкладывалось. Доски, которыми обкладывался покойник, заменялись позднее сбитыми гвоздями ящиками, поэтому в могилах часто находят большое количество правильно расположенных гвоздей. Саркофаги весьма редки (они встречаются в Далмации и в России у первых христианских князей) и, как правило, все заимствованы из римско-византийских областей. О ладьях и санях, являвшихся временами принадлежностью похоронного обряда, мы уже упоминали выше. С образцами специально изготовленных гробов к славянам пришел с юга и термин «arca» (лат.), откуда и старославянская рака.
Тело умершего, как правило, клали навзничь, вытянутым, с руками, скрещенными либо на груди, либо на животе или вытянутыми вдоль туловища. С начала христианского периода мы наблюдаем при этом определенный порядок в ориентации погребения.
Славяне обычно укладывали покойников ногами на восток, а головой на запад, и лицо покойника, таким образом, всегда было обращено к восходящему солнцу. Кажущиеся отклонения от такой ориентации погребения чаще всего связаны с тем, что захоронение производилось в различные времена года, когда восход и заход солнца происходили в различных точках горизонта. Случаи обратной ориентации тела редки, но в некоторых местностях они, видимо, обычны. Обычай хоронить тело головой на север и ногами на юг славянам присущ не был и указывает на неславянский, в большинстве случаев финский, характер погребения.
Отклонения от порядка захоронения тела навзничь также редки, например, захоронение на боку, в несколько скорченном положении. В северных областях встречались также немногочисленные случаи захоронения покойника в сидячем положении таким образом, что скелет упирается хребтом в воздвигнутую груду камней.
Такие захоронения являлись обычными в Псковской и Новгородской землях (хотя случаи такого захоронения иногда встречаются и в средней Руси) в XII—XIV веках. Почему возник этот обычай, неизвестно, и вряд ли это было результатом чужеземного влияния, так как финны в средней Руси и их соседи – латыши – хоронили умерших в горизонтальном положении.
Яркими образцами богатого славянского захоронения с кремацией, относящимися к X веку, являлись два высоких княжеских кургана: «Черная Могила» и «Гульбище», раскопанные у Чернигова. В верхних слоях этих курганов содержатся остатки сожжения с богатым княжеским вооружением, разумеется, весьма поврежденным огнем, а также следы тризны и жертвоприношений. Примером погребения с кремацией может служить могила неизвестного славянского князя XI века, раскрытая у Таганчи возле Канева в Киевской области. И если в Черниговских курганах видны, скорее, влияния скандинавские, то в Таганчском кургане обнаруживалось сильное византийское и восточное влияние.
Кладбища древних славян обычно находились поодаль от поселений, поблизости от проточных вод, на отлогой лесистой стороне, а также у вершин холмов. Излюбленным местом для погребений были также перекрестки дорог. Позднее, с приходом христианства, эти кладбища на лоне природы, разумеется, исчезли и стали создаваться новые – вокруг костелов и церквей. Об этом свидетельствуют несколько старых предписаний. Древний обычай хоронить мертвых возле дома или в самом доме у славян исчез в конце языческого периода; свидетельств этого обычая, по крайней мере археологических, мало, и все они почти недостоверны.
Древние кладбища были различны по размерам, начиная от кладбищ всего лишь в несколько могил и кончая кладбищами, на которых находилось до нескольких сот могил. В частности, на Руси известны могильники, насчитывающие тысячу и больше курганов. Древние кладбища ничем не ограждались, разве только валом, если они были расположены на городище[180].
Ярослав Мудрый и его… праотцы
Абрахам ван Вестерфельд. Саркофаг Ярослава Мудрого в Софийском соборе. Киев. 1651
Из книги Л. Успенского и К. Шнейдера:
«Мы неплохо знаем дела Ярослава, сына Владимира Киевского. Современники недаром прозвали его Мудрым: высоко вознес он честь и славу приднепровской “империи Рюриковичей” в годы своего правления.
Он хорошо понимал древнюю мудрость – ту, что сто лет спустя прозвучала в лукавых словах великой русской поэмы: “Аже сокол ко гнезду летит, а ве соколца опутаеве красною девицею”. Всю Европу “опутал” он нежной прелестью дочерей Руси, паутиной брачных связей своего дома. Сам муж шведской принцессы, он выдал одну дочь за Гаральда Сурового, короля норвежского, другую – за Генриха I, короля Франции, третью, Анастасию, – за Андрея, повелителя венгров. Его сын был женат на византийской царевне, сестра – замужем за польским крулем Казимиром. Английские, датские, скандинавские принцы и военачальники, попадая в опалу у себя дома, искали приюта в Киеве и дивились его красоте, мощи и блеску. “Заложи Ярослав город Великий Киев, у него же града суть Златые ворота; заложи же и церковь святые Софии, митрополью, и по сем церковь на Золотых ворогах Богородице благовещенья, а по сем святого Георгия монастырь и святые Ирины… И книгам прилежа и почитая е часто в нощи и в дне… и списаша книги многы…”»
Да, нам известны дела этого человека, хромого мудреца и отважного воина. Но вплоть до сороковых годов XX века мы не знали ни единого изображения, про которое можно было бы уверенно сказать: вот это он!
В 1939 году была вскрыта мраморная гробница Ярослава в том самом Софийском соборе, который он воздвиг. Покоившийся в ней мужской скелет, несомненно, принадлежал ему: это были останки человека на склоне дней, высокорослого, бесспорного славянина, с чуть заметной примесью северной крови и притом хромого (летописцы прошлого не любили сочинять!). Перед М. М. Герасимовым, приглашенным по этому поводу в Киев, на сей раз не вставал вопрос о разрешении тайн и загадок – надо было восстановить облик по черепу, не вызывавшему сомнений. Но дело от этого не стало менее ответственным.