– Папа, а ты что-нибудь знаешь о Гарике Хане? – спросила Лена за ужином.
Денис Васильевич помолчал, рассеянно водя вилкой по тарелке.
– Тебе зачем?
– Хочу кое-что выяснить. У меня дело в производстве, думаю, есть связь.
– Никого из группировки Хана в живых не осталось. Почти никого.
– А «почти никто» – это Стрелков Валерий Иванович? – уточнила она, и отец вздрогнул:
– Ты как об этом догадалась?
– Папа, ты что-то знаешь? – Лена заметила, как помрачнело его лицо. – Что-то, о чем не хочешь говорить?
– Допрашивать будешь? – попытался пошутить он, но дочь шутку не приняла:
– Надо будет – официально вызову и допрошу. Пока прошу просто рассказать то, что ты, может быть, слышал или помнишь.
– Зачем тебе это дерьмо мамонта, Ленка? Там все расследовано-перерасследовано и давно закрыто. Хан погиб, большинство приближенных к нему тоже. Все подконтрольные объекты раздергали мелкие авторитеты, кое-что крупное прилипло к рукам неместных воротил. Кто уцелел – ушли в исправительные колонии на разные сроки.
– И только Стрелков выкрутился и залег на дно здесь, да? – подхватила Лена, не сводя глаз с отца. – Ты не находишь, что это странно?
– Какая разница. Может, просто повезло человеку: выжил, на ноги встал, дочь воспитал хорошую.
– А закончилось все равно выстрелом в голову. И дочери хорошей в том числе. Я не понимаю: если ты в курсе, тогда почему упираешься и не хочешь помочь? Ведь погибла женщина. Черт с ним, со Стрелковым этим, но Жанна-то при чем? Судя по тому, что о ней говорят, ей только нимба не хватало – святая! За что же ее-то? Не за папашины ли прошлые прегрешения?
Лена вскочила из-за стола и заметалась по кухне. Денис Васильевич молчал, опустив крупную седую голову. Чувствовалось, что разговор, который она завела, отцу неприятен, он старается почему-то скорее его закончить, но почему? Что он пытается скрыть? Лена остановилась напротив и положила руку отцу на плечо:
– Папа, скажи, в чем дело? Ты имеешь какое-то отношение к делу Хана?
– Нет. Но я знал Валеру Стрелкова несколько лет и могу тебе сказать, что он не был никаким подручным или как ты его там назвала. Не был, понимаешь?
– Я тебе не верю.
Отец дернулся, как от удара.
– Какое ты имеешь право мне не верить? Разве я тебя когда-нибудь обманывал?
– Папа, это ни при чем. Но я не верю тебе, и у меня есть основания, – тихо сказала она. – Более того, мне очень неприятно, что ты считаешь меня глупой. Я не стала бы задавать тебе вопросы, не надеясь получить на них ответы, но, видимо, ошиблась. Ты почему-то стараешься скрыть, что знаешь о Стрелкове много больше, чем рассказываешь. И дело не только в том, что он тебе с машиной помогал. А в чем, папа? В чем?
Денис Васильевич встал, тяжело опираясь на столешницу, и пошел из кухни, не глядя больше на нее. Лена опустилась на табуретку и обхватила руками голову.
Отец вел себя странно. В самом факте знакомства со Стрелковым не было ничего ужасного. Мог же он просто обратиться за помощью к специалисту по автомобилям, заплатить ему за услуги, и все. Но тогда почему он так уверенно говорит, что Стрелков не имел отношения к Хану? Уверенно – и фальшиво, проговаривается по мелочи: «Просто повезло».
Думать, что отец, ее непогрешимый, правильный папа, мог быть как-то причастен к криминалу, было особенно больно. Лена любила отца, считала образцовым и честным юристом, и особенно поэтому подозрение кололо с такой силой, что хотелось плакать. И еще не хотелось оставаться в одном доме с отцом.
Лена выскользнула из кухни, бросила косой взгляд на пробивающийся из отцовского кабинета свет, наскоро оделась и вышла из квартиры.
Идти было некуда. Юлька уехала на неделю в какой-то профилакторий. Лена погуляла немного по вечернему городу и вдруг решила, что прямо сейчас, немедленно позвонит Никите. Он мужчина, должен хоть в этом ей помочь – организовать ночлег. Ничего сверхъестественного, в конце концов, она не попросит.
Вечерний звонок его удивил:
– Лена? Что-то случилось?
– Да. Я поссорилась с отцом, и мне негде ночевать.
Никита слегка рассердился, это можно было понять по его голосу.
– И чего ты хочешь от меня?
– Чтобы ты мне помог.
– Чем?
– Никита! Я не могу ночевать на улице!
– А я не могу привести в дом, где живет мой сын, постороннюю женщину! – взорвался он. – Мне казалось, ты это понимаешь!
– Да. Понимаю. Извини, – металлическим голосом ответила Лена и сбросила звонок.
Взрослый, самостоятельный, уже разведенный мужчина на шестом десятке боится привести в собственный дом женщину, с которой встречается больше года. Боится выглядеть некрасиво в глазах сына. На душе стало еще противнее, Лена села на первую же скамью и расплакалась. Телефон зазвонил, она, не глядя, ответила и услышала голос Никиты:
– Скажи мне, где ты, я приеду.
– Не стоит.
– Лена! – Он чуть повысил голос. – Понимаю, ты обиделась. Я не подумал. Скажи, где ты, я приеду и заберу тебя. Не упрямься, Лена, прошу тебя.
И Лена сдалась, назвала улицу.
Он приехал через полчаса на такси – своей машины у него не было. Лена окунулась в теплый полумрак салона и оказалась в объятиях Никиты.
– Прости меня, Леночка. Я себя повел как идиот. Мы сейчас поедем ко мне.
Лене почудилось, что он ждет одобрения, благодарности, признания его мужских заслуг. Как же, не бросил в ночь на скамейке, позволил поехать к нему. Принц крови, подбирающий на улице жалкую бездомную девицу. Конечно, девица теперь должна быть благодарна! Но никакой благодарности Лена не испытывала, скорее досаду на себя за то, что согласилась. Надо было в гостиницу пойти, не осталось хотя бы послевкусия, которое теперь непременно будет.
Она никогда прежде не была у Никиты, даже не знала, на какой улице он живет. Дом оказался сталинской постройки – высотка в самом центре. Квартира – огромная, пятикомнатная, с четырехметровыми потолками и арочными окнами – выглядела ухоженной, чистой и совершенно не напоминала холостяцкое жилье.
– Проходи. – Он помог Лене снять пальто. – Направо по коридору моя спальня, а рядом кабинет. Располагайся.
Лена слегка оробела от масштаба. Ей и в голову не приходило, что Никита живет в таком месте.
Кабинет оказался таким, как показывают в фильмах о старой партийной элите: дубовый стол, лампа под зеленым абажуром, массивный письменный прибор, кресло на гнутых ножках. Из современного – плоский телевизор на стене и компьютер, но без монитора, очевидно, хозяин использовал «плазму» для этих целей. В большом книжном шкафу на одной из полок несколько фотокамер и объективов, в углу – пара собранных штативов и большая сумка, в которой Никита носил портативное освещение.
– Чаю хочешь? – заглянул в кабинет Никита.
– Да, если можно. Я замерзла, – призналась Лена.
– Посиди, я сейчас.
Он вернулся с огромным махровым халатом изумрудного цвета и парой шерстяных носков – такие обычно используют для новогодних фотографий в домашнем интерьере. У Никиты Лена тоже видела такие работы.
– Переодевайся, не хватало только заболеть.
Впервые за последнее время она уловила в его голосе что-то похожее на заботу, и пусть причина такого волнения была ей отлично ясна, в носу все-таки защипало. Никита чувствовал неловкость из-за слов, сказанных по телефону, а потому старался сгладить впечатление.
– Вот так, – дважды опоясывая Лену вокруг талии, приговаривал он. – Сейчас попьем чаю, ты согреешься. Может, ты есть хочешь?
Лена отрицательно помотала головой. На языке вертелся вопрос, куда делся его сын, но задать его она так и не решилась.
Они до полуночи пили чай с овсяным печеньем и малиновым вареньем, Никита показывал новый фотоальбом со своими работами – словом, тихий, почти семейный вечер.
– Тебе на работу к девяти? – спросил он, когда они перешли в спальню, обставленную дубовой мебелью.
– Да. Но я уйду рано, мне в архив, а они с восьми. Хочу начать как можно скорее.
– Сложное дело?
– Запутанное.
– Ничего, ты справишься, ты же умная.
И это тоже было странным. Никогда прежде он не спрашивал ее о работе и уж тем более не говорил, что она умная.
Ночью, обнимая Никиту и прижимаясь к нему, Лена снова поймала себя на мысли, что у них все может получиться, раз Никита умеет быть таким, как сегодня. Да, он как творческий человек хочет, чтобы им постоянно восхищались, и на каждом шагу требует внимания. Но ведь и он умеет дарить заботу, а значит, все еще можно исправить, все можно повернуть в правильное русло. Ей просто нужно не раздражать его, не нагружать своими проблемами – и все будет хорошо.
– Да, Елена Денисовна, задала ты мне задачку, – пожаловался Паровозников, как только Лена ответила на его звонок.
– Что такое? – Она продолжала перелистывать одну из многочисленных папок с делом Хана.
– Да этот твой галерейный юноша. Скользкий тип, я тебе доложу.
– Он что-то дельное сказал?
– Сказал, конечно, куда ему деваться. Но нервов вымотал – экватор обмотать хватит. Значит, так, подруга. Банк этот, в котором ты что-то искать хочешь, называется «Надежда». Номер ячейки тоже есть, нужно оформлять выемку.
– Так оформляй. Я тебе зачем?
– А сама ты, кстати, где?
– Я в архиве.
– Чего вдруг?
– Надо. Если интересуешься и есть время – приезжай, поможешь. Заодно и поболтаем.
Паровозников проворчал что-то на тему рабского труда и маленькой зарплаты, но пообещал, что к концу дня наведается.
Лена закрыла папку, подперла щеку кулаком и задумалась. Пока ничего интересного чтение ей не принесло. Фамилия Стрелкова в деле даже не упоминалась, и это было очень странно – если, конечно, режиссер Городов ничего не сочинил. Словно сговорившись, подсудимые члены группировки обходили имя Стрельца. «Такое ощущение, что им пригрозили», – думала Лена, оглядывая стопку еще не читанных материалов.
Может, его специально выводили из круга подозреваемых? Н