– Кури, не меня оштрафуют, если что.
Андрей затянулся дымом и продолжил:
– Ты, конечно, попробуй с Голицыным поговорить, вдруг он захочет помочь. Я бы точно захотел на его месте. Двух зайцев может загнать: и убийц Жанны найти, если сложится, и материала на роман набрать.
– Тебе не приходило в голову, что далеко не все люди хотят из своей жизни делать шоу? Вот не тот человек Голицын, чтобы из истории погибшей невесты и ее отца выколачивать деньги. Мне, во всяком случае, так не показалось.
Лена и сама не понимала, почему так рьяно бросилась на защиту Павла и почему ей так неприятно сейчас то, что говорил Андрей. И все-таки в глубине души она была уверена: Голицын действительно ничего подобного не замышлял. Он любил Жанну и хотел быть с ней. К тому же он сам говорил, что обещал любимой женщине никогда не смешивать личную жизнь и книги. Вряд ли такое слово нарушают.
– Короче, сама с ним разговаривай, – подытожил Андрей. Раздавил окурок в одноразовом стаканчике и наблюдал, как сквозь прожженную дырку на пол сыплется пепел. – Насвинячил я тебе тут.
– Насвинячил – убери, – спокойно отозвалась Лена. – И иди-ка поработай. А я пойду прокурора обрадую. Не зря, выходит, я в архив полезла и дело Хана вынула.
Прокурор выслушал Лену молча, только очки снял и сунул дужку в рот с задумчивым выражением лица.
– Покажите фотографию, – он протянул руку и взял снимок.
Его заместитель Николай Семенович Шмелев, бывший в этот момент в кабинете, тоже с интересом заглянул через плечо шефа.
– Конечно, это Хан. Шанеев Игорь Артурович. А это жена его, Светлана Михайловна Шанеева, в девичестве Иванова. Ты, Леночка, разумеется, знать их не могла, соплива была еще в те годы. А я работал по делу об убийстве Хана. Такая жизнь – начал борзо, а закончил в грязной луже у автозаправки.
– Его ведь свои расстреляли? – спросила Лена, и заместитель вздохнул:
– Как сказать свои? Недовольные. Он большую власть имел, а ты ведь понимаешь, что рано или поздно царь становится неугоден. Вот и Хан дошел до этой черты. Империя его еще пару лет существовала, но из жены наследницы не вышло. Короче, длинная история, думаю, ты понимаешь, дело-то почитала. И мне не нравится, что даже мертвый Гарик кому-то покоя не давал. Вот и попытайся выяснить, кому и по какому поводу.
– Все пробую увязать две эти фамилии, Шанеев и Стрелков, и никак не могу, хотя чувствую, что должен быть узелок, – призналась Лена. – Я уверена, что они были связаны.
– Уверенность, Елена Денисовна, к делу не подшивают, – вздохнул прокурор, убирая фотографии в конверт и возвращая его Лене. – Как отец-то?
– Лучше, – уклончиво ответила она и тут же дала себе слово немедленно позвонить в больницу и справиться у врачей о состоянии отца. – Могу идти?
– Работайте, Елена Денисовна, работайте.
– Если будут вопросы, ко мне заходи, – пригласил Николай Семенович. – Вдруг вспомню что интересное – всегда поделюсь.
Она вышла из кабинета и пошла к себе, прикидывая, успеет ли до вечерних пробок попасть в больницу к Голицыну. Заодно и с врачом отца переговорит, чтобы уж наверняка.
Прямо в холле больницы Лена столкнулась с Павлом и немного опешила. Вчера еще он выглядел довольно скверно, а сегодня даже повязки на голове не было, только большая марлевая заклейка на затылке. Павел сидел у большого окна в компании молодой женщины, которая быстро писала что-то под его диктовку в блокноте.
Эта встреча почему-то обескуражила Лену. Она вряд ли смогла бы объяснить, что именно ее так задело – то ли бодрый вид писателя, то ли его посетительница. Она решила незаметно проскользнуть через турникет, благо сегодня там не дежурила настырная учительница, но как раз в этот момент Голицын повернулся и увидел ее.
– Елена Денисовна! – воскликнул он довольно громко, вставая со своего места и направляясь к ней. – Вы не ко мне ли?
– Нет, не к вам, – соврала Лена.
– Если не секрет, куда же? Очередной бедолага по голове отхватил?
– У меня здесь отец.
Он смешался и сразу сменил шутливый тон на нормальный.
– Простите, пожалуйста, я глупость какую-то сморозил. Надеюсь, ничего серьезного?
– Инфаркт.
– О, простите еще раз.
– Ничего. Вы потом не уделите мне пару минут, раз уж я вас встретила? – схитрила Лена, в душе радуясь, что теперь ее визит не выглядит нарочитым и не вызовет у Павла ненужных мыслей.
– Конечно! Я как раз закончу диктовку, пока вы отца навещаете, и вернусь в палату. Или вам здесь удобнее будет?
Ага, значит, это стенографистка. Этот факт Лену почему-то обрадовал.
– Вам, наверное, вредно переутомляться. Лучше я к вам в отделение зайду.
– Буду ждать, – серьезно пообещал Голицын и вернулся к своей посетительнице.
Лена поднялась в кардиологию и сразу направилась в ординаторскую. Она не планировала заходить к отцу, понимала, что ее появление вряд ли сможет способствовать его выздоровлению. Скорее наоборот, отец разнервничается, поднимется давление. Нет, не стоит рисковать, лучше просто переговорить с лечащим врачом.
Кардиолог, молодая женщина в белом халате и синих сатиновых брюках, сидела за столом и что-то писала.
– Извините, можно узнать о состоянии больного? – Лена закрыла за собой дверь.
Врач подняла голову и пригласила:
– Присаживайтесь. Минутку подождите, я сейчас закончу, и мы поговорим.
– Да-да, конечно. – Лена присела на край дивана, стоявшего вдоль стены между окнами, и убрала звук мобильного, чтобы не отвлекал. Врач закончила писать, отложила историю болезни в папку и повернулась к посетительнице:
– Я вас слушаю.
– Я дочь Дениса Васильевича Крошина, его сегодня перевели из реанимации.
– Адвокат, да?
– Да.
– Очень запущенное сердце у вашего отца. Он вообще кардиограмму делал когда-нибудь?
– Понятия не имею, – призналась Лена.
– Похоже, что не делал, иначе бы знал, что с его проблемами не то что работать – долго ходить и то вредно. У него же один из клапанов практически не работает. Вам как дочери стоит убедить его оставить работу и уехать куда-нибудь на побережье. Морской воздух, спокойная атмосфера, никаких волнений.
– Доктор, я вас прекрасно понимаю. Но поставьте себя на мое место: вы смогли бы как-то повлиять на еще относительно молодого человека, привыкшего держать в руках чужие судьбы?
– Вот именно, что ваш отец еще относительно молод для таких проблем с сердцем, понимаете? Он укорачивает себе жизнь. Не хочу пугать, но следующего инфаркта он не переживет.
– И что мне делать?
– Убедить его оставить практику. Ему нужен покой. – Кардиолог была непреклонна. – Обсудите это с матерью, попробуйте как-то воздействовать на него вдвоем. Должен же он хоть к кому-то прислушаться.
Лена вздохнула и поднялась:
– Спасибо, доктор, я учту все, что вы сказали. Но сейчас-то ему лучше?
– Да, состояние стабилизировалось. Однако после выписки вашему отцу необходима реабилитация в кардиосанатории. Постарайтесь это устроить, хорошо?
– Да, я поняла. Спасибо еще раз.
Лена вышла из ординаторской, прислонилась к стене, закрыла глаза. Отец болен куда серьезнее, чем ей казалось, и теперь она совершенно точно не станет приставать к нему с вопросами – ни с какими. Любое неосторожное слово может спровоцировать приступ, который станет последним, и Лене придется остаток жизни провести с мыслью, что именно она убила собственного отца. Нет, это слишком.
– С вами все в порядке? – раздался рядом высокий девичий голос, и Лена открыла глаза. – Вам плохо? – Рядом стояла миниатюрная медсестричка в бордовом костюме.
– Да, спасибо. Это я так, информацию перевариваю, – пробормотала она.
– Может, все-таки нашатырь дать? У вас лицо бледное очень.
– Нет-нет, не нужно, я уже в порядке.
Лена с усилием заставила себя отлепиться от стенки и пойти к выходу из отделения.
Интересно, мама знает? И если знает, что думает делать? Понятно, что с дочерью не посоветуется после того, как она ушла из дому.
Лена спустилась на два этажа и оказалась в отделении нейрохирургии, где лежал Голицын. Сообщение о серьезном состоянии отца немного выбило ее из колеи. Но все равно поговорить с Павлом нужно было именно сегодня, откладывать это нельзя.
Голицын ждал ее в палате, выглядел немного утомленным, но старался не показывать этого.
– Если вы устали, я могу зайти завтра, – сказала Лена, но он энергично возразил:
– Нет-нет, я совершенно не устал. Просто не каждый день по затылку огребаешь, ощущения новые, знаете ли. Но я вполне готов к разговору, если это нужно. Вы присаживайтесь. – Несмотря на ее возражения, Павел встал с кровати и сам принес ей стул. – Вот так.
Она поблагодарила и села. Он устроился напротив и выжидающе посмотрел ей в глаза, что Лену немного смутило.
– Я, собственно, вот о чем хотела… – сбивчиво начала она, стараясь больше не встречаться с ним взглядом. – Вы ведь с Матвеем Деевым дружите, я правильно поняла?
– Приятельствую. Дружбой я бы наши отношения не назвал.
– Но это не помешает вам попросить Деева показать архив его отца, правда?
Голицын удивленно поднял бровь:
– Архив? Вы тоже заинтересовались?
– Да. Но у меня нет оснований явиться к Матвею, а у вас они есть.
– Я не хочу шпионить за прошлым Жанны.
Ответ прозвучал решительно. Сомнений не оставалось: настаивать не получится. Павел действительно не станет рыться в прошлом погибшей невесты, а Лене он помогает только потому, что надеется узнать правду от тех, кому положено эту самую правду искать. Все-таки данное в свое время слово он не собирался нарушать и после смерти Жанны.
– Что ж, я вас поняла. Буду как-нибудь сама выкручиваться. Извините, что потревожила. – Лена встала и направилась к двери, не замечая, как Голицын закрыл руками лицо.
– Поймите меня, Елена Денисовна, – глухо проговорил он ей в спину. – Я не могу. Дело не в том, что я не хочу помочь. Не желаю сам, понимаете? Не хочу копаться в ее жизни, это… Черт, даже объяснить не могу. Но поверьте: у меня внутри все переворачивается. Извините.