– А что ты насчет Макса сказала? Я так понимаю, ты его допрашивать собираешься, правильно?
– Да.
– А в связи с чем? Надеюсь, это не он Андрею врезал?
– Юля, ты же понимаешь, что нет. Мы его по делу Жанны Стрелковой допрашивать будем.
– Так ты вроде с ним уже разговаривала?
– Да. Но не об этом. Не могу тебе всего сказать.
– Ты думаешь, Макс что-то знает о том, кто убил Жанну и ее отца?
– Думаю, что да. Ты, кстати, не замечала, что он влюблен в Жанну?
– Влюблен? – Юлька фыркнула и достала новую сигарету. – Да он готов был за ней на брюхе ползать! Для него вообще больше никого не существовало. Я, если честно, какое-то время думала, что он того, не по женской части. Ты ведь понимаешь: я актриса, внешностью вроде природа не обидела, мужики засматриваются, а тут… Он на меня как на стенку смотрел – как бы говорит со мной, на кофе приглашает, а сам в упор не видит. А потом я поняла: у него есть дама сердца. Именно так: дама сердца, Дульсинея Тобосская, ради которой он с мельницами воевать будет, хоть внешне совсем не рыцарь.
Юлька сделала паузу, затянулась.
– Понимаешь, я увидела, какими глазами он смотрит на Жанну. Слушай, Ленка, я даже позавидовала. Сашка на меня так смотрел. Это такой взгляд, от которого по всему телу разливается тепло, и ощущение такое, как будто тебя в мягкий плед закутали. И тебе так уютно, так спокойно… – Она смахнула с ресниц слезу. – Вот что я тебе скажу: Макс действительно Жанну любил. Только она, кажется, не замечала этого. Так всегда и бывает.
Лена уже в который раз подумала, что не разглядела чего-то в Максиме во время первой встречи, не подумала даже о такой возможности. Что ж, стоит быть более внимательной к чужим чувствам. Не исключено, что Макс сам сказал бы, что хранит у себя эти дневники. Она это упустила, ее прокол, больше ничей.
Наконец появился Андрей с заклейкой на верхней губе.
– Черт побери этих эскулапов! Накололи – аж в голове шумит!
– Ты нормально себя чувствуешь? – Лене показалось, что он очень бледный.
– Пока доедем, очухаюсь, – успокоил Андрей. – Все, девки, двинули, а то как бы клиент наш от страха в петлю не полез.
Уже через несколько минут им предстояло убедиться, что говорить этого не следовало.
Лена насторожилась в тот момент, когда сразу за шлагбаумом во дворе отделения полиции увидела машину «Скорой помощи». Внутри все заныло.
Она выбралась из такси и почти бегом бросилась к полицейскому на входе. Сунула ему в лицо удостоверение и помчалась в отделение.
– Старший следователь прокуратуры Крошина Елена Денисовна. – Она предъявила удостоверение дежурному капитану за перегородкой. – Мне необходимо поговорить с задержанным Коротченко.
– Боюсь, Елена Денисовна, это невозможно.
– Почему?
– У него бригада, оказывают помощь. Сейчас оформлять будем.
– Что оформлять? – с замирающим сердцем выдохнула Лена, и капитан объяснил:
– Попытку суицида. Рукавом от свитера пытался удавиться ваш фигурант. Хорошо, соседи заметили, а то он уже не дышал почти.
– Но он жив?
– Жив, что ему сделалось. Только говорить вряд ли сможет пока, – раздался сзади низкий женский голос.
Лена обернулась и увидела невысокую плотную женщину лет пятидесяти в бордовом костюме и накинутой на плечи спецовке «Скорой помощи».
– Мы его в стационар увозим, давайте, что тут подписать, – обратилась она к дежурному.
– В каком он состоянии? – спросила Лена.
– Как после попытки удушения. Смещена гортань, говорить пока не сможет, но жить будет.
– Когда я смогу его допросить?
– Это не ко мне. Поговорите завтра с лечащим врачом.
Мимо Лены двое полицейских пронесли в машину Коротченко. Он лежал с закрытыми глазами, одна рука безжизненно свесилась с носилок, на шее виднелась темная полоса.
– Как позвонить вашему начальнику? – повернулась Лена к дежурному. – Мне нужна охрана возле палаты, как бы он еще чего не учудил.
– Подследственный? – Дежурный протянул Лене бумажку с номером телефона.
– Нет, важный свидетель, практически ключевой.
– Ничего, выдыбается, – успокоил ее капитан. – Парень молодой, организм крепкий.
– Вот только на это и надеюсь.
Паровозников, все это время молча стоявший у входа, шагнул к Лене, и она сердито вскинула на него глаза:
– Накаркал?
– Слушай, я же так, без задней мысли… Как я мог знать, что он решит того, оригинальным способом сбежать? Не я же ему свитер на шею мотал!
– Еще не хватало, – пробурчала Лена. – Все, поехали в больницу, хочу посмотреть, как его там устроили.
– А Юльку куда?
– Такси вызовем, пускай домой едет.
Но Юля сообразила сделать это сама и теперь стояла у подъехавшей машины и ждала их.
– Я, Ленок, домой поеду, не хочу вам мешать. Скажи только, как Макс?
– Жить будет. Я тебе позвоню, когда вернусь, ладно?
– Конечно. Пока, Андрей, до встречи. – Она помахала Паровозникову и села на заднее сиденье.
Из больницы Лена вернулась поздно и возле подъезда с удивлением обнаружила Никиту. Тот курил на лавке. На земле стоял кофр с камерами и тубус со штативом – видно, вернулся с какой-то съемки.
– Поздновато гуляешь. – Он поднялся и выбросил окурок.
Лена не ответила. Она не чувствовала в себе сил ни выяснять отношения, ни делать вид, что все нормально. Хотелось принять душ и забраться под одеяло, а не вести в тысячный раз разговор об одном и том же с хорошо известным финалом.
– Мы домой пойдем или так и будем здесь стоять? Я со съемки, между прочим, и очень устал.
– А я была на танцах и совершенно не устала. – Лена почувствовала, как снова подступает раздражение. Так всегда: он устал, он работал, а она так, развлекалась.
Кольцов удивленно вздернул бровь.
– Ты второй день сама не своя.
– Что, перестала уступать и отступать? Ты не привык, да? А я устала быть твоей подопытной собакой. Все, Никита, сил нет. Мне надоело каждый раз заглатывать кусок мяса на нитке, а потом мучиться от боли, когда ты его из меня вытягиваешь. Я не могу так больше. Ты видишь только себя, чувствуешь только себя, заботишься только о себе. Так невозможно, Никита.
Лена умолкла. Сейчас действительно все пойдет по-другому, вот прямо с этой минуты. Теперь Никита или постарается измениться, или уйдет от нее навсегда. Скорее второе: он слишком погружен в себя, чтобы что-то менять. Ему проще уйти.
Она взглянула ему в лицо и уже поняла, какое решение он принял. Не дожидаясь, пока он скажет все вслух, Лена осторожно обошла его кофр и тубус и скрылась в подъезде. Заплакала она только в постели. На этот раз шанса повернуть обратно у нее не будет. Что ж, она сама отрезала себе путь к отступлению.
Прошла неделя. Лена погрузилась в работу, закончила два дела, которыми занималась довольно долго. Съездила к родителям за нужными вещами, правда, постаралась сделать это так, чтобы не столкнуться с матерью. О состоянии отца она по-прежнему справлялась у врача. Денис Васильевич шел на поправку, это радовало.
О Никите Лена старалась не думать: эти мысли все так же причиняли боль. Иногда ей казалось, что она недостойна его, не способна понять его тонкой душевной организации. В такие минуты она говорила себе, что дело не в его эгоизме, а в ее недостаточном эмоциональном и духовном развитии. В конце концов, что стоило ей хоть немного поинтересоваться тем, чем так увлечен любимый мужчина?
Но тут же она одергивала себя. Никита ведь тоже не стремился узнать хоть что-нибудь о ее увлечениях, не пытался поговорить о том, что интересно ей. Кроме книг, у них не было общих интересов. И все равно с каждым днем Лена чувствовала, что в этом разрыве больше ее вины.
Андрей хорошо видел, что с ней творится что-то не то. Пару раз он пытался пригласить ее вечером в кино или в кафе, но получил очередной отказ и, конечно, обиделся. Юлька готовилась к пробам в сериале, пропадала в театре, репетируя очередной спектакль – «на случай отходного маневра», как объяснила она Лене по телефону.
Чтобы чем-то занять одинокие вечера, Лена пошла к тренеру по пул-дэнсу и коротала время теперь на пилоне. Из зала она выползала совершенно вымотанной, но зато без ненужных мыслей – на них просто не было сил. Это помогало отвлечься и заодно держать физическую форму.
В понедельник одна из местных газет неожиданно для всех начала публиковать цикл статей Матвея Деева о коррупционерах в правоохранительных органах. Все бы ничего, если бы героем одной из публикаций не стал адвокат Денис Крошин.
Лена прочла статью перед утренним совещанием у прокурора. Неужели это все о ее отце? Деев доказывал, что адвокат Крошин в начале 1990-х был чуть ли не личным адвокатом самого Клинча, того самого, чье место занял потом Гарик Хан. От такой новости у Лены заболело сердце. Эта часть профессиональной жизни отца была ей совершенно неизвестна. Как раз сегодня его должны были выписать, и она беспокоилась еще и о том, как он отреагирует на эти разоблачения.
После совещания к ней подошел Шмелев, отечески обнял за плечи:
– Как ты, Леночка, держишься? В нашей жизни часто такое бывает: кто-то льет грязь, смакует сплетни…
– Николай Семенович, вы же давно папу знаете?
– Если ты хочешь спросить, правда ли то, что там написано, я не смогу ответить одним словом. Твой отец защищал Клинча перед последней посадкой. Да, он сумел хорошо скостить срок, Клинч получил по минимуму. Думаю, что и заплатил немало. Но что с того? Никаких признаков давления на свидетелей, никаких нарушений – просто хорошая работа адвоката. С этим же ты не будешь спорить: твой отец – профессионал высочайшего класса.
Лена молчала. Давать оценку работе отца она не хотела и считала, что права на это у нее нет. Но в статье Деева содержались неопровержимые доказательства сотрудничества отца с группировкой Клинча. Наверное, она может запросить дела, адвокатом по которым выступал отец, чтобы убедиться в этом.
– У меня в голове все перемешалось, – призналась она Шмелеву.