<охранные паспорта> (см. вверху), подтверждающие, что их владельцы прошли необходимые формальности для репатриации в Швецию и находятся под покровительством дипломатической миссии Королевства Швеция в Будапеште. Сначала эти паспорта выдавались лишь тем, кто имел родственные или деловые связи со Швецией: позднее Валленберг стал выписывать их без подобных ограничений.
Но деятельность Валленберга не ограничивалась выдачей паспортов. Со временем он создал организацию, в которой было 40 врачей и 335 других работников. трудившихся в двух больницах, в бесплатных столовых, детских яслях и, самое главное, в 32 убежищах, над которыми был вывешен шведский флаг. Когда пронацистски настроенные салашисты напали на одно из них, находчивый швед переодел некоторых из своих подопечных - с наиболее <арийской внешностью> - в немецкую форму и поставил <часовых> перед убежищами.
Когда военное поражение Германии стало очевидным, Валленберг заявил немцам и их венгерским пособникам, что если они не прекратят преследование евреев, то их будут судить как военных преступников. Сам же он не боялся угроз: <Моя жизнь - это жизнь только одного человека, а речь идет о жизни многих людей>. К концу войны в живых оставалось 120 тысяч венгерских евреев, 15-20 тысяч из них были обязаны своим спасением лично Валленбергу.
<Тюремный телеграф>
На Западе дело Валленберга оставалось открытым. В Будапеште те, кто восхищался этим человеком, решили воздвигнуть ему памятник. Альберт Эйнштейн был среди тех, кто выдвинул Рауля Валленберга на Нобелевскую премию мира. Но самое главное, на Западе появились его бывшие сокамерники, которые могли подтвердить, что он находился в заключении с января 1945 по апрель 1947 года. Среди них были два немца - Густав Рихтер и Хорст Кичман. Оба они сообщили, что их допрашивали о Валленбсргс в Лефортовской тюрьме 27 июля 1947 года и что после допроса их перевели в одиночку.
По их рассказам, за два года заключения в Москве Валленберга выпускали из камеры лишь на ежедневную 20-минутную прогулку во дворике размером 3 на 4,5 метра, окруженном забором, чтобы узники не видели друг друга. Но, как все заключенные, он вскоре научился пользоваться <тюремным телеграфом>. По соединявшим камеры трубам успешно передавались сообщения, выстукиваемые зубными щетками. Самым простым кодом была так называемая <азбука Морзе для дураков>: буква А - один удар, В - два, С - три и т. д. Существовала и более сложная система - <пять на пять> или <система квадрата>, в которой все буквы алфавита располагались в воображаемой сетке: от А до ? - в первом ряду, от F до J - во втором и т. д. Сначала выстукивался номер ряда, ‘затем - номер колонки для каждой буквы. Два удара, а затем пять означали J - пятую букву во втором ряду.
Вернувшийся из заключения в СССР итальянец Клаудио дс Мор вспоминал, как он изумился, услышав по <тюремному телеграфу>, что в Лефортове держат дипломата из нейтральной страны. Три освободившихся немецких дипломата рассказывали, как они помогали Валленбергу - тоже по <телеграфу> - писать по-французски письмо Сталину. Дошло ли оно до адресата, они не знали. Затем, весной 1947 года, Валленберг передал последнее сообщение: <Нас переводят отсюда>.
Затерянный на архипелаге Гулаг
Вместе с примерно 50 другими заключенными - почти все они были русскими, осужденными в основном за <контрреволюционную деятельность>, - Валленберга отправили в Воркутинский лагерь в ста с лишним километрах к северу от Полярного круга. В течение последующих двенадцати лет, если опять же верить свидетельствам других вернувшихся на Запад узников, его перебрасывали из лагеря в лагерь печально известного архипелага Гулаг.
Один врач вспомнил, что летом 1948 года осматривал Валленберга, чтобы решить, можно ли его использовать на строительных работах; в то время шведу было 36 лет. Венгерский профессор встретил его в 1951 году в московской тюрьме, когда его переводили из одного лагеря, в 2500 километрах к северо-востоку от столицы, в другой - на 1500 километров восточнее. Бывший военный атташе Польши в 1953 году видел, как Валленберга сажали в товарный вагон в сибирском лагере. Один швейцарец перестукивался с ним во владимирской тюрьме в 1954 году, а, по словам одного австрийца, годом позже во Владимире его по ошибке поместили в камеру Валленберга, который попросил его, если его когда-нибудь освободят, сообщить в любое шведское представительство, что <швед из Будапешта все еще жив>. Бывший политзаключенный из Грузии рассказал, что с 1948 но 1953 год не раз оказывался в одной камере с Валленбергом. Однако к концу десятилетия надежных свидетельств людей, видевших его, стало меньше, большинство сообщений были расплывчатыми, а факты, доказывающие, что он попрежнему жив, были путаными и часто противоречивыми. Среди тех, кто видел его последним, был все тот же польский военный атташе, по словам которого при их новой встрече в октябре 1959 года Валленберг выглядел <молодым и крепким>.
Архипелаг Гулаг
До того как политический климат в Советском Союзе смягчился, советским гражданам было опасно выражать несогласие с системой. Диссиденты часто исчезали в лагерях <архипелага Гулаг>. Сокращение <Гулаг> расшифровывается как Главное управление исправитсльно-трудовыми лагерями, а <архипелагом> их назвали потому, что они, как цепь островов, протянулись через всю страну.
Жизнь заключенных ярко описал лауреат Нобелевской премии писатель Александр Солженицын, который сам восемь лет провел в лагерях. В двух своих произведениях - <Один день Ивана Денисовича> и <Архипелаг Гулаг> - он показал, в каких нечеловеческих условиях приходилось жить и работать узникам. Тяжкий труд по 16 часов в день, шесть дней в неделю, на скудном пайке и в отсутствие каких бы то ни было мер безопасности. В 70-х годах, например, заключенные работали на урановых рудниках, не имея даже защитной одежды.
Тысячи людей умерли, еще больше узников Гулага серьезно подорвали здоровье. Кроме того, заключенные подвергались унижению и даже пыткам.
Подобные места ссылки уголовных и политических преступников существовали и в царской России. Но в период сталинского террора сеть лагерей страшно разрослась, и, как полагают, в Гулаге погибло 10 миллионов человек.
При написании <Архипелага Гулаг>, рассказывая о том, что автор назвал <сорокалетием невиданного государственного терроризма>, Солженицын опирался на воспоминания свидетелей и посвятил свой труд <всем тем, кому не хватило жизни об этом рассказать>.
Неумирающая надежда
Несмотря на то, что Москва еще в августе 1947 года решительно заявила, что в СССР ничего не знают о местонахождении Рауля Валленберга, его родные продолжали надеяться. Под давлением семьи и озабоченных граждан шведское правительство в 1952-1954 годах сделало не менее 15 письменных и 34 устных запросов советской стороне.
В апреле 1956 года премьерминистр Tare Эрландер, прибывший в СССР с первым официальным визитом, вручил председателю Совета министров Николаю Булганину письмо Раулю от его матери, а также папку с документами по делу Валленберга. <Это пустая трата времени! - закричал Булганин. - Нам некогда заниматься такой ерундой>.
- Если вы не хотите принять материалы, которые я привез, - ответил Эрландер, - как вы можете быть уверены, что все это фальсификация, пустая интермедия с целью поставить вас в неловкое положение?
- Я не желаю больше об этом слышать! - заорал Булганин. Когда Никита Хрущев, Первый секретарь коммунистической партии, успокоил его, он согласился, <в качестве жеста доброй воли по отношению к Швеции>, рассмотреть переданные материалы.
- Мы постараемся дать вам ответ как можно скорее, - пообещал Булганин.
16 февраля 1957 года шведское правительство получило ответ. В записке, написанной от руки, обнаруженной в архивах санчасти Лубянской тюрьмы, констатировалось, что <заключенный Валленберг> умер в своей камере, судя по всему, от сердечного приступа. Датирована записка 17 июля 1947 года, то есть за десять дней до допросов Рихтера и Кичмана, благодаря которым и стало известно о том, что он все это время находился в СССР.
Но и это запоздалое признание советскими властями, что Валленберг действительно был в заключении на их территории сразу после войны, не удовлетворило тех, кто хотел знать полную правду и продолжал надеяться, что Валленберг жив.
Подтверждение - и вновь отрицание
В 1961 году авторитетный врач и ученый Нанна Шварц приехала в Москву по приглашению старого знакомого, президента Академии медицинских наук А. Л. Мясникова. В разговоре, который велся на немецком языке, гостья спросила про Валленберга. Мясников признался, что ему <многое известно о деле Валленберга>. По его словам, герой Будапешта был в психиатрической больнице, <чрезвычайно измученный, нервный и подавленный>. Мясникова приглашали лечить шведа два года назад, когда тот объявил голодовку, а совсем недавно он вновь его осматривал.
Доктор Шварц передала эту информацию шведскому правительству, и Эрландер написал Хрущеву, попросив советского руководителя вернуть Валленберга на родину. Москва настаивала на том, что Валленберг умер. <В третий раз уже мы сообщаем вам, что тема полностью закрыта>, - сказал Хрущев шведскому послу, передавшему ему письмо Эрландера, и дал понять, что любые попытки продолжать обсуждение этого вопроса лишь ухудшат отношения между Швецией и Советским Союзом.
Во время последующих приездов в Москву доктор Шварц старалась выведать у Мясникова новые подробности. Ее советский коллега то злился на нее за то, что она обманула его доверие, то заявлял, что плохо говорит по-немецки и она его неправильно поняла, но в конце концов подтвердил, что Валленберг умер в 1965 году. На этот раз Шварц обещала Мясникову хранить тайну и нарушила молчание только в 1981 году, после состоявшегося в Стокгольме международного слушания по делу Валленберга, которое, по ее мнению, вселяло напрасную надежду на то, что Валленберг жив и находится в Советском Союзе.