Корабли пришли в отчаянное состояние, они давали течь, мачты, рангоут, паруса нуждались в срочном ремонте. В сердцах Кук в записи от 19 декабря 1778 г. гневно отозвался о безобразных порядках на флоте, где, как правило, стали снабжать суда никуда не годным припасом.
Кук явно имел здесь в виду графа Сандвича и главу Корабельной Палаты Паллисера. Это критическое замечание было исключено из текста дневников Кука при их первой публикации.
16 января 1779 года корабли вошли в обширную бухту Кеалакекуа на западном берегу острова Гавайи. Суда встречала восторженная толпа островитян, не менее тысячи каноэ вышло навстречу гостям. 17 января Кук внес в свой дневник последнюю запись. В ней он отметил, что “человек по имени Тоуха [Као], который, как мы скоро узнали, был особой духовного сана… появился весьма церемонно и во время этой церемонии вручил мне поросенка, два кокосовых ореха, кусок красной материи; эту материю он обернул вокруг моих бедер”.
Ни Кук, ни его спутники не подозревали, что верховный жрец Као возвел его в ранг великого божества.
По гавайским древним легендам добрый и могучий бог Лоно должен был возвратиться к этим берегам на плавучем острове. Так и случилось: в дни праздника бога Лоно на острова пришел Кук на двух плавучих островах и, естественно, сам того не ведая, стал богом.
Здесь и начинается главная трагедия жизни Кука — его нелепая гибель.
Богокапитан Лоно обосновался в бухте Кеалакекуа. Он приказал оборудовать на южной части бухты обсерваторию. На северном берегу этой бухты в селении Кавалоа была резиденция верховного вождя Каланиопу.
26 января 1779 года Каланиопу с большой свитой и всевозможными дарами прибыл на “Резолюшн”. В торжественной обстановке Кук и Каланиопу обменялись именами и тем самым навеки скрепили узы дружбы. Но уже 2 февраля Каланиопу стал допытываться у моряков, когда, наконец, бог Лоно покинет остров Гавайи. Вечные узы оказались непрочными по вине гостей. Матросы и офицеры творили всяческие бесчинства, а вожди и многие жрецы возмущались — неистовым обжорством спутников бога Лоно.
Возмущались потому, что все припасы Каланиопу велел им доставлять на борт бесплатно. И кроме того, гости отвратительно обращались с Местными женщинами. На Гавайях не знали единобрачия, и нравы там были весьма свободными. Но моряки чинили прямые насилия, а матрос Уильям Наш сознательно заражал женщин венерической болезнью. Правда он получил за это две дюжины плетей, однако на его друзей это наказание не повлияло.
Кук понял намеки Каланиопу и 4 февраля корабли ушли из бухты Кеалакекуа.
Однако фок-мачта, которую уже ремонтировали в бухте Нутка пришла в полную негодность 8 февраля. Надо было немедленно ввести корабли в удобную бухту и переправить на берег мачту.
Но кроме бухты Кеалакекуа, поблизости не было сколько-нибудь сносных гаваней. “В 10 часов, — писал лейтенант Кинг, — спустили фордевинд и пошли к бухте Каракакуа (Кеалакекуа), проклиная и оплакивая нашу фок-мачту”. 11 февраля суда вошли в бухту Кеалакекуа, и два дня спустя моряки свезли фок-мачту на берег. Островитяне встречали гостей без энтузиазма. Они успели утратить веру в новоявленного бога Лоно и уже 13 числа дважды вступали в драку с пришельцами, причем гости оба раза применяли огнестрельное оружие.
В дальнейших печальных событиях во многом виновен был сам Кук. Три кругосветных плавания расшатали его нервную систему. В первом и во втором плаваниях он сдерживал себя.
В третьей экспедиции колоссальная перегрузка дала о себя знать. Миншипмен Дж. Тревенен писал, что Кук часто впадал в ярость, причем все его тело сводило судорогами. Тревенен называл припадки “хейва”, поясняя, что “хейва — это такая пляска у островитян южных морей, которая очень напоминает конвульсии и прыжки”.
В ночь на 14 февраля был украден большой ялик, который стоял на якоре близ корабля “Дискавери”. Капитан Кларк доложил об этом Куку. Глава экспедиции невероятно разгневался и между семью и восемью часами утра высадился у селения Кавалоа. Кука сопровождали девять солдат морской пехоты и их командир Филипс.
Кук, обуреваемый яростью, намерен был захватить Каланиопу, доставить его на “Резолюшн” и там держать до тех пор, пока не будет возвращен ялик.
Чтобы ни одно каноэ не могло выйти из бухты, капитан Кларк послал две шлюпки — одну к селению Кавалоа и другую в южную часть гавани.
В описании дальнейших событий царит полный разнобой. В рапорте их единственного очевидца — англичанина лейтенанта Филипса нет ясности, а другие участники экспедиции изображали то, что произошло в Кавалоа, каждый на свой лад.
Но были очевидцы-гавайцы. В 1825 г. русский мореплаватель О. Е. Коцебу внес в свой дневник любопытные показания старого островитянина Калемаку, который воочию видел, при каких обстоятельствах погиб Кук.
А дело происходило так. С отрядом морской пехоты Кук явился к Кал аниону и потребовал, чтобы вождь безропотно подчинился Куку и пошел к шлюпке. По пути он встретил одну старуху и каких-то вождей, и все они стали уговаривать Каланиопу не подчиняться приказу Кука.
Кук схватил Каланиопу за руку, желая увести с собой. Памятуя о том, что в третьем плавании Кук быстро терял власть над собой, можно предположить, что он применил меры физического воздействия. Калемаку говорит, что незадолго до этой сцены из шлюпок, которые патрулировали бухту, была открыта стрельба по нескольким каноэ. Раненый выстрелом из мушкета островитянин, прибежал к месту, где находился Каланиопу, и слезно стал умолять вождя не идти на корабль. При виде окровавленного соплеменника разгневанная толпа набросилась на Кука и его отряд.
Судя по свидетельствам Филипса и Кинга, столкновение началось с того момента, когда один из гавайцев кинулся на Кука. Кук выстрелил в него из двустволки, но либо заряд был холостым, либо выстрел дан был дробью, — во всяком случае нападающий не пострадал. Островитяне после этого еще более осмелели. Кук дал приказ “всем в шлюпки” и вторым выстрелом убил одного гавайца.
“Необходимо было применить силу, — писал Кинг, — и м-р Филипс приказал солдатам стрелять; часть солдат выполнила приказ, после чего индейцы набросились на них с величайшей яростью, опрокинули и потащили к воде. Оружие теперь оказалось бесполезным. Те, кто умел плавать, добрались до шлюпок, другим здесь же разбивали головы.
Капитан Кук в это время был справа от м-ра Филипса и сержанта. М-р Филипс был сбит с ног и получил удар кинжалом в спину, затем нападающий отошел, чтобы нанести новый удар, но м-р Филипс оправился, встал на колени и выстрелом в упор поразил туземца насмерть.
Это счастливое обстоятельство вынудило туземцев отступить и дало м-ру Филипсу возможность прорваться к шлюпкам. Туда же поспешил капитан Кук, и он был уже у самой воды, когда один вождь ударил его в шею и в плечо острой железной палкой; капитан упал лицом в воду. Индейцы кинулись к нему с громким криком, сотни их окружило тело, добивая упавшего кинжалами и дубинами… С нашей стороны кроме капитана Кука погибли капрал и три солдата морской пехоты”.
Произошла немыслимая утрата. Трудно представить себе, что командора нет на свете. Некоторые офицеры предлагали немедленно открыть огонь из пушек и уничтожить все живое в бухте Кеалакекуа. Смертельно больной капитан Кларк принял мудрое решение: отказаться от карательных мер и мирным путем добиться, чтобы островитяне выдали останки покойного командора. На следующий день Кинг вступил в переговоры с гавайцами. Они обещали выдать тело Кука, хотя сделать это было трудно: труп руководителя экспедиции был растерзан на месте схватки.
А ведь Кук однажды сказал натуралисту А. Спаррману: “Не могу понять, зачем Магеллану понадобилось вступать в никому не нужную стычку с туземцами”. В порыве ярости Кук повторил трагическую ошибку Магеллана и погиб в столь же неоправданной схватке с гавайцами.
Вечером 15 февраля двое островитян привезли на борт кусок бедра. Решено было добиваться выдачи остальных частей тела.
17 февраля завязалась стычка у места водозабора. Лейтенант Джон Рикман с группой матросов ворвался в близлежащее селение; каратели сожгли полтораста хижин и убили семерых островитян, причем Рикман вывесил для всеобщего обозрения две человеческие головы. Кларк велел сбросить эти “трофеи” в море.
20 февраля вожди и жрецы передали останки командора — скальп, голову без нижней челюсти, бедренную кость, кости предплечья и кисти рук. По рубцу между большим и указательным пальцами (на Ньюфаундленде у Кука в руках взорвался патрон) останки были опознаны.
22 февраля прах капитана Кука был предан морю, а на следующий день корабли покинули злосчастную бухту Кеалакекуа.
Выполняя предначертания Кука, Кларк повел суда на север для поисков северо-западного прохода.
По пути к Берингову проливу корабли 29 апреля 1779 года вошли в Петропавловскую гавань. Там моряки были тепло приняты главным правителем Камчатки премьер-майором Магнусом Бемом. Бем безвозмездно снабдил экспедицию провиантом и корабельным припасом. Кларк передал правителю Камчатки сводную карту открытий экспедиции и большую коллекцию океанических ценностей.
Затем корабли прошли Берингов пролив, но на 70° с. ш. дальнейший путь им преградили ледяные поля. 27 июля Кларк повернул на юг. 22 августа, на подходе к Петропавловской гавани он скончался, и командование экспедицией принял на себя Джон Гор.
В Петропавловске корабли простояли’ До 8 октября 1779 г., и гостей снова встречали там весьма радушно. На этот раз они имели дело не с М. Бемом, отбывшим в Петербург, а с временным начальником Камчатки капитаном В. И. Шмалевым.
Путь из Петропавловска к берегам Англии проходил через воды Японии, Индийский и Атлантический океаны. В устье Темзы корабли вошли 7 октября 1780 года. Плавание продолжалось пятьдесят месяцев и двадцать пять дней.
По своему значению третья экспедиция Кука уступала его прежним плаваниям. И не потому, что Куку и Кларку не удалось найти северо-западный проход — он был открыт лишь спустя много десятилетий после Кука, — а в силу того, что одним из объектов третьей экспедиции оказалась та часть Тихого океана, где в ходе русских открытий XVII–XVIII веков уже были разрешены главные географические проблемы.