Идущий первым дёрнул в мою сторону ствол бластера, и я, понимая, что не успеваю развернуться, сделал единственно возможное в этой ситуации — резко присел, разворачиваясь, и тут же толкнулся ногами от стены!
Заряд бластера прошипел над головой и громко разорвался на поверхности бронестекла, а я по гладкому полу проскользил на спине почти к самым ногам противника, и, раньше, чем он успел перевести ствол, вскинул «Аспид».
Иглы ударили в голову гвардейца снизу вверх, окрашивая белый потолок розоватым, и противник, замерев на месте, будто в приступе «звёздочки» медленно повалился назад — туда, откуда пришёл. Скрылся в белом мареве, которое поглотило его, словно было живым и голодным существом.
Второй гвардеец, которому первый всё это время перекрывал линию огня, наконец навёл на меня ствол, но я уже подтянул к себе ноги и резко выбросил их вверх, точно в ствол! Ствол взлетел к потолку, раздался короткий хлопок, и сверху посыпались хлопья декоративной штукатурки.
Этого мгновения мне хватило, чтобы навести «Аспид» на голову врага и снова выжать спуск, обрывая его жизнь.
Снова топот от входной двери…
— Вон, за кроватью!
Не успеть укрыться… Они уже в дверях, и целятся в меня!
Я прямо из положения лёжа на спине кувыркнулся назад, возвращаясь в кабинет и прячась в белой газовой завесе. Вслед мне глухо ухнули два выстрела, но ни один ни попал даже близко.
Я вскочил на ноги, споткнулся о труп гвардейца, которого своими же руками сюда и отправил, чуть не упал, потеряв на этом немного драгоценного времени, и тремя длинными скачками пересёк кабинет, возвращаясь к двери, через которую сюда попал. Я отлично помнил, где она располагается, и поэтому даже густой непрозрачный газ мне не помешал.
Выбив дверь левым плечом (оно снова заныло — теперь точно что-то сломал) я вывалился в коридор, прямо к противоположной стене, и, даже раньше, чем первый противник успел среагировать на моё появление совсем не там, где меня ждали, расстрелял его как неподвижную ростовую мишень в тире.
Гвардеец осел на пол, и из спальни на шум выглянул его напарник. Выглянул, увидел меня, и тут же спрятал голову обратно, раньше, чем очередь игл настигла его. Высунул из-за двери один лишь ствол бластера и несколько раз выстрелил вслепую.
И даже попал. Я присел и рванулся в сторону, уходя с линии огня, но именно этим и подставился — первый же выстрел прилетел точно в грудную пластину брони. Громкий хлопок, жар небольшого взрыва, опаливший брови, и я обнаружил себя лежащим на полу. Как там оказался — ума не приложу, прямое попадание словно выбило из меня кусочек памяти длиной в целую секунду, хотя голова при этом и не пострадала. Ну, почти. Глаза я успел рефлекторно закрыть, а спаленные брови отрастут. Не впервой.
Ствол из-за двери больше не торчал, поэтому я быстро вскочил на ноги, и подбежал к ней, намереваясь по широкой дуге досмотреть углы и выстрелить в первую же часть тела врага, что попадётся мне на глаза.
Но противник решил сделать то же самое, и выскочил из спальни в метре от меня!
Мы столкнулись чуть ли не нос к носу. Он вскинул свой длинный неповоротливый ствол, пытаясь навести его на меня, я поднял «Аспид», намереваясь ответить ему тем же самым.
Я успевал. Он — нет.
И он это тоже понял. Потому что на середине движения он внезапно сменил планы и резким разгибом рук отшвырнул оружие прямо в меня!
Я повернулся, отбивая бластер левым боком, но гвардеец кинулся следом за ним тоже. Одной рукой перехватил мою руку с «Аспидом», а другой — врезал мне в лицо!
Я попытался заблокироваться всё той же многострадальной левой, но окончательно добитая рука отказалась слушаться, и удар я пропустил.
Бац! — и в глазах всё слегка помутнело, словно я ещё раз получил из бластера, и на сей раз — уже в голову.
Хорошо же у него поставлен удар!
Надо этим воспользоваться…
Одной рукой удерживая «Аспид» стволом в потолок и не давая его опустить, противник ударил вторично, пользуясь тем, что я не могу заблокировать удар.
Он не знал, что на самом деле я могу.
Я был готов и резко кивнул навстречу удару, встречая его тем местом, где положено рисовать рога, изображая обманутого неверной женой мужа. Той самой точкой головы, которая идеально подходит для нанесения ударов… Или для их отражения.
Ничем не защищённые пальцы противника приятно хрустнули о мой череп, и, хотя в голове вторично затуманилось, гвардейцу явно пришлось хуже. Настолько хуже, что он, хоть и не закричал от боли, но на мгновение его хватка ослабла и я выдернул руку с «Аспидом» на себя.
А потом отшагнул назад и резким ударом ноги в грудь, с провалом, с шагом вперёд, словно дверь выносил, отправил врага в полёт обратно в спальню!
Он рухнул на пол, перекатился по полу, неловко, пользуясь одной лишь рукой, вскочил на ноги, потянулся к ближайшему трупу с оружием рядом…
Но я уже вошёл следом за ним, одной рукой поднял «Аспид» и выстрелил. Теперь у меня только одна рабочая рука. Но мне хватит.
Противник повалился на землю, и я едва удержался на ногах, чтобы не последовать за ним. Окончательно выведенная из строя рука повисла плетью, да так, что я вообще не мог ею пошевелить. В голове слегка гудело после пропущенного удара, а грудная плита брони почернела и наполовину высыпалась от прямого попадания.
Но это всё не так уж и важно. Намного важнее то, что за стенами больше не слышно топота множества ног, не слышно коротких команд и указаний, не слышно бряцания оружия и брони. Значит — отбился. Значит — противников на этаже больше нет.
По крайней мере, пока.
Я посмотрел на магазин «Аспида», снабжённый прозрачным окошком как раз на такой случай. Там оставалось ещё игр двадцать, что довольно неплохо — мне в пылу боя показалось, что я потратил намного больше боеприпасов. Очень уж сложно их считать из-за огромной скорострельности.
— А ты хорош… — снова раздалось под потолком, и я перевёл взгляд на бронестекло, за которым стоял Мартинес, снова держа в руках микрофон. — Нет, правда хорош! Я бы даже сказал — моё уважение, боец! Встреться мы в других условиях, я бы никаких денег не пожалел на то, чтобы ты стал на меня работать. Даже жалко будет уничтожать такой редкий кадр…
Я усмехнулся и подошёл поближе, встал почти вплотную к бронестеклу, и принялся внимательно осматривать бункер бывшего генерала, насколько вообще мог его рассмотреть со своего места.
— А ведь сейчас сюда подтянутся остальные мои ребята, — продолжал философствовать Мартинес, внимательно наблюдая за мной. — И тогда тебе конец, уже окончательный. И не смотри так на меня и на мой бункер, тебе сюда не забраться. Это полностью исключено, сюда и муха не проскочит без моего разрешения.
— А мне и не надо к тебе забираться. — усмехнулся я, заметив наконец то, что искал — короб вентиляции, который тянулся по дальней стене, втыкался в стену и выходил, судя по всему, в спальню где-то рядом с окном. Может, даже в само окно.
Прикинув его местоположение, я двинулся вдоль стены, внимательно глядя под потолок, и почти у самого окна действительно нашёл выход вентиляции, забранный белой решёткой со скошенными планками и вписанный в декоративный карниз так, что, не зная где искать, и не найдёшь ни хрена.
Мартинес всё это время внимательно наблюдал за мной. Ну пусть понаблюдает. Помешать мне он не сможет.
Пользуясь лишь одной рукой, я подтащил прикроватную тумбочку ближе, и залез на неё прямо ногами, прямо в грязных ботинках. Снова взял «Аспид» и потратил половину оставшегося боезапаса, чтобы перебить болты, держащие решётку вентиляции, и снять её.
— У-у-у, ну вот, — расстроился Мартинес в динамиках под потолком. — Ты меня расстраиваешь. Я только начал думать, что ты не такой, как все остальные, а ты такое творишь… Неужели ты думаешь, что я допущу глупую ошибку с вентиляцией? Что я позволю себя просто отравить? Нет, друг мой, ты ошибаешься! У меня тут стоит самая современная система очистки, которая не просто фильтрует всё на свете, всё, о чём только знает человечество, она ещё и озонирует воздух, придавая ему приятный аромат свежести!
— Да? — усмехнулся я, хотя и не было уверенности, что он меня слышит. — Ну что ж, я очень рад за тебя.
Я достал из кармана чудом уцелевшие во всей этой канители пробирки с антидотом для субмиссиона и вырвал из них пробки.
— Ну значит тебе и волноваться в твоём бункере не о чем… Не так ли? — риторически спросил я.
И, широко размахнувшись, забросил откупоренные пробирки в вентиляционный канал так далеко, как только получилось!
Глава 27
Мартинес действительно не верил, что я смогу его достать через вентиляцию. Не верил целую минуту, или, может, даже полторы минуты. И всё это время он продолжал насмехаться над моими мыслительными способностями, а я, вернувшись обратно к бронированному стеклу, молча наблюдал за тем, как бездарно он проводит свои последние секунды жизни.
А потом антидот, проигнорировав все фильтры и очистители, как и обещала Пиявка, заполнил внутренний объем бункера, и бывшему генералу резко поплохело.
Сперва он отчётливо принюхался, словно не мог понять, почему вдруг ему стало дурно. Судя по выражению лица, которое сменилось на глубокую задумчивость, он ничего не почувствовал, и только почесал голову, и торжествующе посмотрел на меня:
— Я же говорил, что ни хрена у тебя не выйдет. Слушать старших надо, малыш, дольше проживе…
А вот договорить уже он не смог. Глаза его внезапно выпучились, как у лягушки, выброшенной в открытой космос, и буквально за секунду покраснели до такой степени, что, казалось, ещё чуть-чуть — и они просто лопнут, забрызгивая всё вокруг кровью!
— Это… — пробормотал Мартинес, глядя куда-то мимо меня. — Это… Зачем… Почему…
Не знаю, что именно имела в виду Пиявка, когда говорила про «расплавление мозга», но Мартинес сейчас явно испытывал именно его. Выражение его лица сменилось с торжествующего на растерянное, как будто он забыл, где и почему находится, а пальцы рук начали дрожать, как у больного Паркинсоном.