о как ничто другое подчёркивало особый статус этого оружия.
А статус этот закрепился, потому что антиматериальная торпеда это не просто какое-то там очередное оружие. Антиматериальная торпеда это ультимативное оружие, самое мощное оружие космической эры, какое только смогло придумать человечество. И самое дорогое, как водится — не зря же у «Алого», который сейчас преследовал нас, их было всего две на борту. Одна торпеда с антиматерией стоила как четыре наших корабля, да не того потрёпанного, что сейчас носит нас по космосу, а новёхонького, только что со стапеля, с полным набором всех необходимых узлов и функций. И даже с форсажной камерой.
По сути дела, антиматериальная торпеда сама по себе была космическим кораблём. Маленьким, конечно — всего пятнадцать метров в длину и полтора метра в диаметре, она даже в рамки класса прогулочных яхт не пролезла бы из-за своих габаритов. Ну и само собой, даже одного человека экипажа она вместить не смогла бы, даже ребёнка, даже в положении сидя.
Однако, если выбросить из уравнения экипаж, ведь он ей и не нужен, все остальные признаки космического корабля у торпеды присутствуют. У неё есть свой маршевый двигатель и запас топлива, позволяющий ей пролететь примерно две световых минуты на скоростях, не дотягивающих разве что до самых быстрых гоночных кораблей, на которых устраивают безумные ралли среди астероидов особенно отбитые приключенцы. У торпеды есть свой навигационный блок и свои радиолокационные системы, позволяющие ей засекать вероятные опасности и главное — держать в «поле зрения» свою цель, на которой она фиксируется с момента запуска и до самого попадания. У неё есть даже системы машинного зрения, позволяющие торпеде продолжать поиск цели на траектории движения и наведение на неё, даже если радары будут каким-то образом заглушены. У неё есть собственное защитное поле, не самое сильное, но всё равно позволяющее отклонить с пути средних размеров помехи и полностью уничтожить более мелкие. У неё есть даже четырёхзарядная ракетная установка, необходимая для того, чтобы отклонять с пути торпеды более крупные препятствия, с которыми может пересечься траектория движения.
Но даже если все эти сложные активные системы противодействия не помогут или заранее будут сочтены неэффективными, у торпеды есть маневровые двигатели, которые позволят изменить собственную траекторию для того, чтобы избежать столкновения, и позже — снова вернуться на прежний курс.
То, что в первый раз мы смогли спрятаться за астероид — это наша большая удача и точный расчёт.
Ну, и, конечно же, у антиматериальной торпеды есть боевая часть с той самой антиматерией. Всего лишь один грамм самого дорогого, и, по иронии судьбы, самого разрушительного вещества во Вселенной, созданного в узкоспециализированных ускорителях элементарных частиц, которых насчитывается всего-то двадцать три на весь космос. Сейчас, может больше.
Оружейная антиматерия, производящаяся буквально микрограммами, бережно аккумулируется до тех пор, пока её не наберётся аж целый грамм, после чего она переносится в торпеду и удерживается в центре боеголовки при помощи сложно сконфигурированной сети магнитных полей.
Пока торпеда находится внутри корабля-носителя, питание ловушки осуществляется за счёт его энергосети, а как только торпеда отделяется, вся электроника тут же переходит на питание от встроенного аккумулятора, рассчитанного с очень серьёзным запасом — на целых полчаса. Целых тридцать минут активной работы всех систем торпеды, включая пеленгацию цели, выход на траекторию, отработка контрмер против вероятных препятствий на пути, сближение с целью…
И всё ради того, чтобы за пятьсот метров от неё защитный кожух боеголовки отстрелился, обнажая магнитную ловушку с самым смертоносным веществом во вселенной и позволяя ему соприкоснуться с материей цели.
Один грамм антиматерии плюс один грамм материи — этого уже достаточно для того, чтобы вызвать выделение энергии, сравнимое по мощности со взрывом термоядерной боеголовки, которая, к слову, и оставалась самым мощным космическим оружием вплоть до появления оружейной антиматерии.
Причём для этого процесса достаточно любой материи, включая и любые, даже самые крошечные пылинки и даже молекулы газа, которые нет-нет, да и встречаются в космосе. Именно поэтому боевая часть торпеды приходит в состояние готовности лишь буквально вплотную к цели — потому что было бы очень обидно потерять такое дорогое оружие, стоимостью в недельный бюджет некоторых планет, только из-за того, что на траектории её движения оказалась молекула-другая кислорода или водорода, который и так является самым распространённым элементом во Вселенной.
Впрочем, даже при этом условии кораблю-цели придётся ой как несладко. Может быть, на расстоянии в половину километра тепловое излучение аннигиляции и не прожжёт защиту корпуса насквозь. Может быть, поток плазмы и не повредит обшивку так сильно, чтобы это вызвало разгерметизацию. Но вот электромагнитный импульс невероятной мощности, тот самый электромагнитный хаос, который остаётся на месте взрыва антиматериальной торпеды, точно выведет из строя всю работающую на тот момент электронику. Хотя бы даже потому, что на такие всплески её защита просто не рассчитана. По крайней мере, не на малых кораблях вроде нашей «Барракуды». А это значит, что корабль моментально превратится в неподвижный медленно замерзающий гроб объёмом аккурат на весь экипаж.
От антиматериальной торпеды нет спасения. Её невозможно сбить, потому что её не видит ни одна система захвата и сопровождения цели. Малые размеры, плюс корпус, почти целиком состоящий из материалов, поглощающих радиоизлучение, и собственные направленные генераторы помех, чтобы уж наверняка, делают из неё невидимку покруче моего «Спектра», ей даже стелс-поле иметь не обязательно.
Поэтому даже если Кори прямо сейчас, прямо на ходу, развернёт корабль и попытается влупить по торпеде из главного калибра — ничего не выйдет. На глаз, без системы наведения даже примерно понять, куда полетят заряды, не получится до тех пор, пока они не полетят. Да и после этого — тоже, слишком уж быстро они канут во тьму космоса. Поэтому даже чисто статистически сбить торпеду, пока она не подойдёт на опасное расстояние — что-то из разряда сказок. Впрочем, и после этого — тоже.
Торпеду невозможно обмануть, потому что она программируется прямо на корабле-носителе и в неё вносится не просто радарная сигнатура корабля, не просто его регистрационные знаки, на которые она ориентируется в том числе, но и изображение корабля, с которым торпеда обязательно будет сравнивать свою цель при помощи механизмов машинного зрения.
Защитные поля кораблей торпеде не страшны тоже, потому что ей, по сути, нет никакой разницы — рванёт она прямо на обшивке или метром в стороне от неё. Энергии всё равно выделится столько, что пополам порвёт даже крейсер.
Мы могли бы попробовать сбросить контрмеру, рассчитав её активацию так, чтобы торпеда влетела в получившееся облако уже в боеготовом состоянии и сдетонировала об него… Но у нас больше не было контрмер.
Ещё мы могли бы активировать форсаж и дать максимальное ускорение, рискуя поджарить дюзы и перегрузить двигатели, но получая хотя бы шанс того, что запас топлива в торпеде закончится раньше, чем она достигнет нас… Но наш двигательный блок лишён форсажной камеры.
Мозг лихорадочно искал новые способы противодействия, но не находил их. Любая система корабля, о какой бы я только ни подумал, никак не могла помочь в сложившейся ситуации. По крайней мере, не быстро. Не за то время, что торпеда успеет до нас добраться.
— Контакт… Пятьдесят секунд… — упавшим голосом произнёс Магнус, и в тишине кокпита это прозвучало как удар колокола на похоронах.
Пятьдесят секунд. Вот сколько нам осталось жить. Да, антиматериальная торпеда — это не самое быстрое оружие, тем более что мы со всех двигателей улетаем от неё, а она пытается нас догнать… С этой точки зрения пятьдесят секунд это даже будто бы много.
Но с точки зрения всей прожитой жизни — это исчезающе мало.
Вот же глупо получится, если мы все сейчас сгинем тут вместе с кораблём, который ничего не может противопоставить торпеде просто потому, что никто никогда всерьёз не рассматривал вариант, что эту самую торпеду на него не пожалеют! Тем более две!
Наверное, про мамашу капитан сказал зря…
Сорок пять секунд…
— Контакт с антиматериальной торпедой вызовет разрушения такой мощности, что функционирование всего корабля, а также членов экипажа моментально прекратится. — хладнокровно заметил Жи. — Предполагаю, что вы спросите, есть у меня какой-то план, поэтому сразу же отвечу — нет. Вероятность выживания во всех возможных вариантах развития событий не превышает два процента. Мы ничего не можем сделать.
Мы ничего не можем сделать…
Даже робот это признает.
— Два — это больше, чем ноль! — зло скривилась Кори. — Выкладывай!
Сорок секунд.
Мы ничего не можем сделать…
Примерно то же самое я говорил своим ребятам, когда мы обсуждали план разбежаться и притаиться до лучших времён. «Мы ничего не можем сделать», и мы ничего и не делали. Просто существовали в обществе, пытаясь заново вписаться в него, найти своё место или… Хоть какое-то место.
Просто умирали один за другим, пока не остался лишь только я.
Тридцать пять секунд.
Нет уж. Второй раз это не случится. Второй раз я не пойду на поводу у этого противного тянущего чувства беспомощности. «Мы ничего не можем сделать» — вот вы и не могите.
А я попробую.
Тридцать секунд.
Я развернулся и вышел с мостика даже раньше, чем Жи начал говорить. Вышел тихо, чтобы никто не заметил, но, как только оказался за дверью — побежал к своей каюте со всех ног. Так быстро, как только позволяло сцепление подошв с металлическим полом!
Двадцать пять секунд.
Бластер, который стал мне уже как родной, висел на стене. Я схватил его, смахнул со стола в карман запасную батарею, накинул на шею ремень и тут же выбежал обратно в коридор.