то ли на службе у короны Даллаксии, то ли сами по себе, то ли на побегушках у «Шестой луны»… Неважно, с кем мы свяжемся, важно то, что при этом мы забудем о том, что делали изначально. Выход из тупика сам собой не найдётся, а мы продолжаем стоять, постепенно привыкая к этому состоянию и к этому положению. Я просто боюсь, что нас затянет эта… рутина. Вот чего я боюсь.
— Рутина, — я усмехнулся. — Да половина космоса отдала бы последний юнит за то, чтобы пожить такой вот «рутиной», а не вечным циклом работа-блок-работа-блок! Ну, может, не половина космоса, но вот врекеры — это к гадалке не ходи!
— Ну и дураки! — грустно улыбнулась Кори.
— Возможно, — я не стал спорить. — Но дураки они или нет, это не так важно. Важно то, что ты… Как бы это сказать… Слишком много хочешь.
— Как понять? — Кори посмотрела на меня с удивлением.
— Да вот так, — я развёл руками. — Ты хочешь быстрого результата, но не учитываешь одной простой вещи — мы сейчас в деле исследования хардспейса находимся дальше всех. Даже дальше «Кракена», пусть и буквально на чуть-чуть. А это автоматически означает одну интересную вещь. Всё, что мы делаем, мы делаем на свой страх и риск. Больше нет проторённых другими троп, по которым мы можем пройти, теперь эти тропы мы торим сами. А это означает, что каждый наш следующий шаг должен быть взвешен и просчитан, лучше даже несколько раз. В противном случае, последствия могут быть такими… такими, о которых мы даже узнать не успеем.
— Хочешь сказать, мы не в тупике? — в глазах Кори впервые появился интерес.
— Возможно, и в тупике, — не стал спорить я. — Но мы были в тупике много раз. Одно только ледовое поле возле Роки-младшей чего стоит. А ситуация с «Альбедо»? Ну давай, скажи, что это были не тупики!
Кори ничего не ответила, лишь улыбнулась.
— И что, это нас остановило? — я пожал плечами. — Нет, ни хрена! А знаешь, почему? Потому что даже из тупика всегда есть как минимум один выход. А обычно их намного больше, просто их не сразу видно. И для того, чтобы их стало видно, нужно какое-то время потратить на внимательный осмотр этого самого тупика. Не биться в истерике. Не пытаться проломить стену головой. Не разворачиваться и не бежать обратно. Просто немного подождать. Внимательно посмотреть. И подумать. И выход обязательно найдётся.
Кори недолго помолчала, а потом без улыбки произнесла:
— Может, ты и прав. У меня с «подождать»… проблемы, скажем так.
— Это я уже заметил, — я улыбнулся взъерошил её волосы, и так не самые послушные. — Но мучиться ожиданиями тебе осталось недолго.
— Почему? — улыбнулась Кори.
— Почему-то мне кажется, что скучать нам не придётся, — произнёс я, глядя как за лобовиком постепенно вырастает действительно оранжевый, как мандарин, Мандарин. — Можешь называть это шестым чувством.
— Скорее я назову это плохим предчувствием после страшных историй Кайто.
— Ну, или так…
Глава 18
Посадка на планету произошла без эксцессов. Кайто и Кори снова в четыре руки и два голоса медленно подвели «Барракуду» к посадочной площадке космопорта и произвели посадку. Не такую мягкую, как обычно, чуть жёстче, ведь посадочные площадки Мандарина были крошечными, как будто их рассчитывали для блох, а не для космических кораблей. Планета будто бы с самого начала заявляла нам, что места на ней из-за перенаселённости так мало, что даже для того, чтобы банально приземлиться, надо ещё постараться.
Кори правда бурчала, что во всём виновата повышенная гравитация Мандарина, а вовсе не размеры посадочной площадки, но всем было очевидно, что это лишь попытка отмазаться. Гравитация на всех планетах всегда разная, хотя и не сильно отличается от привычного для человека одного же (иначе такие планеты просто не заселяют), так что Кори уже доводилось сажать корабль в таких условиях, как на Мандарине. И ни разу у неё это проблем не вызвало.
Проблему может вызвать разве что собственная уверенность Кори в том, что кто-то осудит её за то, что она слегка неаккуратно посадила корабль на такую крошечную площадку. Хотя, конечно же, никому это даже в голову не пришло. Ну, может, Пиявке, но даже она смолчала.
Как бы то ни было, «Затерянные звёзды» опустились на посадочную площадку и получили разрешение на выход в город.
Сборы были недолгими, и свелись в основном к обсуждению, кто пойдёт.
В этот раз на корабле, кроме Пиявки, остался ещё и Магнус. Причём отнюдь не по своей воле, а по воле Кайто, который непрозрачно намекнул здоровяку, что тому лучше на поверхности не появляться.
— Понимаешь, к европеоидам мандаринцы относятся ещё как-то серединка на половинку, — объяснял Кайто, покачивая рукой для убедительности. — Но негроиды это… Короче, их азиаты не любят. В смысле, не все азиаты. У меня-то проблем с негроидами нет! Я про мандаринцев. Они не любят. И синдзянцы не любят… В общем, все в Триаде.
— Это всё, потому что я чёрный? — угрожающе поинтересовался Магнус, сурово выдвинув вперёд подбородок. — Ну, знаешь…
— Я-то уж знаю! — Кайто важно закивал. — Нет, я тебя, конечно, держать не буду, просто… Не удивляйся потом, что на тебя все смотрят, как на крокодила. А потом ещё и добыть тебя попытаются, как того же самого крокодила.
На мостике, где шло обсуждение, повисло напряжённое молчание. С одной стороны, мы не ожидали такого от Кайто. А с другой, было непонятно, как на это отреагирует Магнус. И он не заставил себя долго ждать.
— К… кого? — выпучил глаза здоровяк. — Что за слово?
— Да так, забудь! — Кайто махнул рукой.
Я уже собрался было вмешаться, потому что явно назревал серьёзный конфликт, но меня опередил капитан.
— Магнус, останься! — велел он. — Мы и вчетвером справимся.
— Так даже лучше будет! — поддакнул Кайто. — Меньше внимания будем привлекать.
Сейчас, на Мандарине, в своей естественной, так сказать, среде обитания, Кайто прямо преобразился. Здесь и сейчас он был самым подкованным во всём, что нас окружало, человеком, и понимание этого факта настолько заставило азиата поверить в себя, что он даже неуверенные паузы в речи делать перестал! И это при том условии, что сейчас был далеко не первый раз, когда команда оказывалась зависима от навыков Кайто. И да, раньше в подобных случаях он тоже ощутимо менял своё поведение, но даже не близко к тому, что я наблюдал сейчас. Можно сказать, что в тех ситуациях он просто полностью уходил в работу, и не обращал внимания больше ни на что, в том числе и на то, что происходит вокруг… Но сейчас было совсем другое дело.
Где это вообще видано, чтобы Кайто определял, кто идёт наружу, а кто нет? Ну ладно, может, «определял» не самое точное слово, но «настоятельно не рекомендовал» не сильно далеко от него ушло. Точно не в случае Кайто.
В конечном итоге, в шлюзе собрались четверо — я, Кори, капитан, и, конечно же, сам Кайто. Оружие взяли с собой только то, что можно нести незаметно, потому что на Мандарине открытое ношение оружия не приветствовалось. Не запрещено, а именно «не приветствовалось».
Кайто пытался объяснить это странное сочетание слов, упоминая триады, их влияние на эти нормы, странные тезисы вроде «Если все будут носить оружие в открытую, то улицы превратятся в филиал мясокомбината», но в итоге сам запутался в собственных же показаниях и попросил просто поверить на слово.
— Тут так принято, если вам так проще, — пояснил он, и, в общем-то, если бы он с этого и начал своё объяснение, мне этого было бы достаточно.
Принято так принято.
Мандарин атаковал нас, как только открылись внешние шлюзовые двери. Атаковал не буквально, не напрямую. Никто не ворвался в шлюз с плазменным мечом, не обстрелял корабль из бластеров, нет. Мандарин атаковал наши органы чувств. Все сразу, и все одновременно.
В нос моментально заползли десятки щупалец различных запахов, смешиваясь в непонятное и не сказать, чтобы сильно приятное амбре. В уши полились сразу несколько мелодий с разных сторон, дополненных несколькими голосами, цитирующими рекламные слоганы, и всё это великолепие украшали стандартные звуки большого города.
Даже глаза не остались нетронутыми. По ним ударил яркий неон, ксенон, радон, аргон и все другие слова, которые так или иначе относятся к обжигающе-яркому цветному свету, что складывается в рекламные вывески порой прямо в чистом небе.
Помнится, капитан перед прибытием на курортный мир пугал нас всепоглощающей рекламой… По-моему, он попутал планеты.
Удивительность Мандарина начиналась прямо отсюда, и заключалась она не только в том, как он пытался подавить все наши органы чувств. Удивителен был сам космодром, на котором мы приземлились, поскольку он целиком располагался на крышах нескольких огромных небоскрёбов, больше двух километров высотой каждый. Да, это было не первое приземление на подобную верхотуру, но тогда, на Калисте, это была лишь одиночная посадочная площадка. Здесь же это был натуральный космодром, огромный (хоть и с маленькими площадками), на целых двадцать кораблей. С диспетчерской башней, с покрытием, способным выдержать продолжительное воздействие выхлопа атмосферных двигателей, и всё это поднято над землёй на бешеную высоту и, как тарелка на несколько свечей, положено на небоскрёбы.
Понятия не имею, как это было сделано, но это… впечатляло.
Космодром был забит кораблями до отказа, так что нет ничего удивительного, что и людей на нём тоже было, прямо говоря, до хрена. И, судя по тому, как они выглядели, все здесь, кроме нас, были родом с Мандарина.
Мандаринцы сверкали так, что иногда затмевали даже сияние рекламных щитов и вывесок. Каждый из находящихся на территории космодрома будто бы участвовал в негласном соревновании на количество железа, вживлённого в собственный организм… А после него — ещё и в соревновании, у кого это железо ярче блестит.
Каких только аугов тут не было! Ауги, полностью заменившие руки и ноги на протезы различных видов и назначений, от обычных, имитирующих человеческие конечности, до мощных длинных ходуль, снабжённых огромными гидравлическими цилиндрами то ли для того, чтобы прыгать на двести метров, то ли для того, чтобы отпинывать кого-то на эти же двести метров. Ауги, голова которых, кажется, побывала в чане с расплавленным металлом, после чего уже по застывшему сплаву вырезали какое-то подобие лица, с камерами вместо глаз и торчащими на манер волос веточками оптоволокна, светящегося на концах. Были даже ауги, которые практически целиком всё тело заменили на «жемчуг», и на них вообще не было заметно и пятнышка человеческой кожи… А, может, это и не ауги вовсе? Можно ли назвать подобное существо всё ещё человеком?