Тайны жизненной энергии — страница 17 из 94

Что такое нирвана? Л.Н.Гумилев, знавший Восток не понаслышке, дает этому понятию такое определение («Конец и вновь начало», Москва, 1994 г.):

«Нирвана — это понятие, которое невозможно на Западе, вследствие логического закона исключения третьего. У нас три закона логики: закон тождества, закон противоречия и закон исключения третьего, основной. Согласно последнему закону, нет ничего такого, что могло бы быть одновременно и «а», и «не а». Например, любая данная вещь либо существует, либо не существует, третьего не дано.

Так вот, нирвана исключает этот закон. Нахождение в нирване означает одновременно и существование и несуществование. У индусов своя логика. По-нашему: впал в нирвану — значит скончался, по буддийским учениям Будда не умер, а только переменил место своего обитания, модус своего состояния, из Сансары, вечно двигающегося мира, он перешел в нирвану и там сейчас обитает. Это значит, что он ничего не знает, ничего не видит, ничего не слышит, ничего не хочет. Он находится в вечном покое. Он не счастлив, и он не несчастлив, потому что счастье и несчастье — понятия относительные, а ничего относительного в нирване нет.

В общем, что он есть, что его нет — совершенно одинаково, сохранились только его учение и память. Потом, три века спустя, учение Будды восстановилось по памяти. Передача шла из уст в уста, наконец все это было записано, и получился первый источник, называемый Тринитака — три корзины текста».

Этот первый источник датируется третьим веком до нашей эры. Сам Будда скончался в пятом веке до н. э., то есть за двести пятьдесят лет до того, как эти мемуары были опубликованы.

БУДДИЗМ — РЕЛИГИЯ ИЛИ ФОРМА АТЕИЗМА?

Сказать, что Будда был религиозным или антирелигиозным человеком определенно нельзя. Хотя он, конечно, как человек своего времени, признавал, что существуют дэвы — боги. Это в то время понимал каждый, но Будда напрямую не предлагал молиться богам, потому что дэвы — существа не вечные, хотя и долговечные и довольно могущественные. С какой стати им, собственно, молиться? Разве у богов нет своих дел?

В этой связи можно вспомнить и слова американского писателя Амброза Бирса, который называл молитву просьбой о том, чтобы законы мироздания были изменены ради одного, явно недостойного этого, просителя.

Но, по-видимому, сам Будда больше всего ценил свободу выбора личности. Помните его диалог со старушкой, который мы приводили в начале нашего обозрения? Разговор этот стоит того, чтобы снова воспроизвести его на этих страницах. Вдумайтесь в его сокровенный смысл еще раз. Повторение, как говорится…

«Однажды какая-то старушка спросила его (Будду): «Учитель, я привыкла молиться Индре, могу я этим путем добиться спасения?» Он ответил: «Да, бабушка, молись Индре, этим путем ты также придешь к спасению».

Одним словом, самому Будде было в общем-то безразлично, какому именно богу или богам молятся его последователи. Когда его спрашивали, например, как устроен мир, Будда спокойно отвечал на вопрос вопросом: «А какого цвета волосы ребенка нерожавшей женщины?» Ему говорили: «Учитель, что ты глупости спрашиваешь? Раз она не родила, значит нет ребенка, нет волос, нет и цвета».

«Так вот, — отвечал Будда, — и мира тоже нет. Что же вы сами глупости спрашиваете? То, что вам кажется, это всего лишь иллюзия, обман чувств».

Дхарма (или дарма) — это слово, имеющее ни много ни мало сорок семь значений. Но в данном случае, мы отметим одно из них — дхарма — это квант закономерности. Это не материальный атом и не идея Платона, вовсе нет. В мире существуют причинно-следственные связи, которые квантуются. Именно квант закономерности в учении Будды называется дармой.

Дхарма также означает закон. И вот дармы сталкиваются, при этом иногда образуются «сканды», которые в сочетании по нескольку сканд образуют душу человека, и душа эта либо может достичь нирваны, либо не может ее достичь, потому что, если она сильно нагрешила, то разваливается на составные части и теряет индивидуальность. Душа слишком сильно нагрешившего человека рассыпается, как у Пер Гюнта, которому сообщили, что его душа пойдет на переплавку, потому что уж очень подло он себя вел.

Поэтому очень важно достичь духовного совершенства, а совершенство может быть достигнуто только одним способом — через человеческое существование, ибо дэвы (боги), как это ни странно звучит, не могут достичь совершенства. Им и без этого хорошо, они долго живут и поэтому не эволюционируют. Совершенства не могут достичь и асуры, которые слишком заняты тем, что готовятся к войне с богами, а так как они постоянно терпят поражения, то после очередного из них, они снова начинают готовиться к битве. Асурам также некогда, да и незачем, заниматься самосовершенствованием.

Животные? Они ведь не обладают разумом, и просто-напросто не знают, что нужно стремиться к совершенству. Демоны, живущие в преддверии ада — прета или бириты — все время голодны. Их изображают таким образом: большущая голова и маленький ротик диаметром с булавку, тонкая шея, огромное пузище, крохотные ножки и ручки. Конечно, такой демон не может насытить свое брюхо через столь маленький рот, поэтому он все время страдает от голода.

Если такой демон и сосет что-нибудь питательное, например, кровь своих жертв, то она из него выходит огнем, а это мало кому может понравиться. Но это еще не самое худшее— в подземельях ада живут таму. Про них можно сказать лишь то, что хуже, чем им, на свете никому не бывает. А если они так ужасно страдают, то о каком совершенствовании может идти речь?

Итак, совершенствоваться может лишь человек. Смысл жизни заключается в том, чтобы совершенствоваться через ряд перерождений, стать святым рано или поздно, и наконец впасть в нирвану — весьма труднодостижимая цель.

Кстати сказать, такого рода идеи и склонности свойственны отнюдь не только людям востока. Некоторые европейцы (не исключая американцев, австралийцев и других потомков колонизаторов) чисто интуитивно вдруг начинают понимать, что существование человека имеет куда более высокий смысл, чем тот, который в состоянии предложить или пытается объяснить наука или официальная религия. Такой человек начинает глубже и внимательнее присматриваться к самому себе и к окружающему миру, и, порой достигает результатов, удивительных даже для людей, впитавших восточное мировоззрение с молоком матери. К числу таких замечательных европейцев принадлежал и Герман Гессе.

ГЕРМАН ГЕССЕ О ПРОСВЕТЛЕНИИ

Этот отрывок взят нами из романа Г.Гессе «Сиддхартха», который весьма высоко оценивался и оценивается современниками-буддистами. Этот роман по сути представляет собой апокриф, рассказывающий о духовных терзаниях, поисках правильного пути и достигнутого в итоге просветления брахмана Сиддхартхи.

«Сиддхартха продолжал размышлять о своем положении. Нелегко давалось ему теперь мышление; ему, в сущности, не хотелось думать, но он принуждал себя к этому.

«Теперь, — размышлял он, — когда все наиболее преходящие вещи ускользнули от меня, я снова стою в мире, как стоял когда-то ребенком, — ничего я не могу назвать своим, ничего не умею, ничего не знаю, ничему еще не научился. Как все это странно! Теперь, когда молодость прошла, когда волосы мои наполовину поседели, когда силы убывают — теперь я, как ребенок, начинаю все сызнова». Он снова невольно улыбнулся. Да, странная была его судьба! Его жизнь была уже на ущербе, а он снова остался с пустыми руками, гол как сокол, в полном неведении. Но никакого огорчения от этого сознания он не чувствовал, его даже смех разбирал — хотелось хохотать над собой, над этим странным нелепым миром!

— Твоя жизнь идет под гору, — сказал он самому себе и рассмеялся. Но тут взгляд его упал на реку, и он обратил внимание на то, что ведь и река всегда течет вниз, под гору, а все же шумит и поет так весело. Это понравилось ему. Он ласково улыбнулся реке. Разве это не та самая река, в которой он хотел утопиться когда-то… лет сто тому назад? Или это ему только приснилось?

«Странно, в самом деле, сложилась моя жизнь, — думал он, — странными она шла зигзагами. Мальчиком я имел дело только с богами и жертвоприношениями. Юношей я предавался только аскетизму, мышлению и самопогружению, искал Браму, почитал вечное в Ат-мане. Молодым человеком последовал за монахами, умерщвляя свою плоть. Потом учение великого Будды озарило меня дивным светом. Я почувствовал, как мысль о единстве мира обращается в моих жилах, будто моя собственная кровь. Но и от Будды, от великого знания меня потянуло прочь. Я ушел и изучал у Камалы искусство любви, у Камасвами — торговлю, накоплял богатства, мотал деньги, научился баловать свою утробу, угождать своим страстям.

Много лет потерял я на то, чтобы растратить ум, разучиться мыслить, забыть единство, и не похоже ли на то, что я медленно, кружными путями вернулся теперь к детству, из мыслящего мужа стал взрослым ребенком? И все же этот путь был очень хорош, все же птичка в моей груди, оказывается, не умерла. Но что это был за путь? Через сколько глупостей, пороков, заблуждений пришлось мне пройти, сколько мерзкого, сколько разочарований и горя пришлось мне пережить, — и все лишь для того, чтобы снова стать как дитя, и начинать все сызнова!

Но так оно и должно было быть. Мое сердце одобряет это, мои глаза улыбаются этому. Я должен был впасть в отчаяние, должен был докатиться до безумнейшей из всех мыслей — до мысли о самоубийстве, чтобы быть в состоянии принять благодать, чтобы снова услыхать слово слов, — Ом, чтобы снова спать и пробуждаться по-настоящему. Я должен был стать глупцом, чтобы снова обрести в себе Атмана. Должен был грешить, чтобы быть в состоянии начать жизнь сызнова. Куда же приведет меня путь мой? Он нелеп, этот путь, идет зигзагами, быть может, даже вертится в круге, — но пусть. Я пойду дальше по этому пути».

Удивительно радостное чувство волновало его грудь.

— Откуда, — спрашивал он свое сердце, — откуда в тебе это веселье? Уж не от долгого ли хорошего сна, который так подкрепил меня? Или от слова «Ом», произнесенного мною? А может быть, оттого, что я бежал, что мое бегство удалось, что я наконец свободен и стою под небом, как дитя? О, как славно то, что я бежал,