Он достал из портфеля блокнот, перелистнул страницы.
— Вы, должно быть, не видели составленный нами профиль Убийцы-Землекопа?
Прескотт кашлянул.
— Нет, не приходилось. А интересно было бы послушать ваше мнение.
— Возраст от тридцати до сорока пяти, — начал зачитывать Тейтум. — Белый. Владеет фургоном. Профессия из таких, где важны точность и аккуратность. С виду обычный человек, не привлекает внимания. Это все довольно очевидно. А вот дальше начинается любопытное…
Отворилась дверь; вошел Фостер с несколькими уликами в полиэтиленовых пакетах и положил их на стол. За ним шла Лайонс с портативным измельчителем бумаги. Не глядя на Прескотта, она поставила свой агрегат туда же, и оба вышли, закрыв за собой дверь.
Прескотт внимательно рассматривал улики. Тейтум встал, подсоединил к измельчителю шнур.
— Так на чем я остановился?.. Ах, да. По-настоящему интересно стало, когда мы попытались понять, что вас заводит. — Он включил измельчитель в розетку на стене и сел. Открыл один пакет, достал оттуда ноутбук. — Вам следовало запаролить весь компьютер. А то чего только мы там не обнаружили!
— Быть может, я хотел, чтобы вы это нашли.
Тейтум включил ноутбук, пребывавший в спящем режиме.
— Допустим. Но люди часто забывают, какая масса информации о них сохраняется на компьютере.
Старый ноутбук медленно пробуждался к жизни. Тейтум ждал, усилием воли заставляя себя не проявлять нетерпения, даже не смотреть на часы в правом нижнем углу. Время, время! Как же его не хватает!
— Например, одна примечательная деталь: вы одержимы жаждой славы.
Прескотт презрительно фыркнул.
— Ну разумеется! Голливуд за углом, там только меня и ждут!
Тейтум поднял бровь.
— Слава бывает разная. У вас собственный зал славы, верно? Позвольте, я прочту кое-что из истории поиска в вашем браузере. — Он открыл на компьютере вкладку "История". — Знаменитые серийные убийцы. Известные серийные убийцы. Самые известные серийные убийцы. Знаменитые маньяки… подбираете синонимы, отлично. Что еще? О, вот это мне нравится: значительные серийные убийцы. Поиск по этим словам вы задавали почти каждый день. Должно быть, представляли в этих списках и статьях свое имя?.. К этой статье вы возвращались снова и снова: "Двадцать самых печально известных серийных убийц Америки". Интересно, какое место вы отводили себе? Тринадцатое? Девятое? Седьмое?
— Об этом я не думал.
— Что ж, тем лучше, потому что у меня есть для вас новость. Серийный убийца, которому удалось убить всего трех-четырех человек, в такие списки не попадает.
Прескотт только усмехнулся и поерзал, поудобнее устраиваясь на стуле.
— Впрочем, место в списке вас не заботит, верно?
— Совершенно верно.
— А о чем же вы заботитесь, Прескотт?
Тот скрестил руки на груди.
— О человечестве.
В одно слово он вложил уйму пафоса. Тейтуму очень хотелось схватить доктора за горло и придушить, но он заставил себя тонко улыбнуться.
— Разумеется. Вы же у нас известный человеколюб!
— Иногда приходится убивать немногих, чтобы многих спасти.
Тейтум вздернул бровь.
— Спасти от чего?
— От самих себя. — Напускное безразличие стерлось; теперь глаза Прескотта пылали фанатичным огнем. — Вы заметили, что у нас больше совсем нет времени подумать? Раньше каждый из нас задумывался постоянно. Стоя на автобусной остановке, в очереди в магазине, даже сидя без дела у себя дома, мы думали! А теперь чем занимаемся?
Тейтум молчал, не мешая собеседнику читать проповедь.
— Сразу достаем мобильные телефоны. Проверяем "Твиттер", "Инстаграм" или начинаем играть в "Тетрис". Боже упаси нас задуматься хотя бы на пять минут! Как полагаете, к чему это со временем приведет? Что станет с человечеством, бегущим от собственных мыслей?
— Так вот что вы давали своим жертвам! Время подумать…
— Не только им. Я дал время подумать всем. Каждый раз, когда я останавливал трансляцию, все начинали ломать голову: жива девушка или мертва?
— Суперпозиция?
— Именно! Суперпозиция. Вопрос без ответа. Я выкрутил им руки и заставил думать!
Тейтум вздохнул, на губах выступила легкая усталая улыбка.
— Да, понимаю. Знаете, что написала в вашем профиле Зои? Вы настолько одержимы собой и вашей так называемой миссией, что она ожидает найти у вас дома дневник с подробным описанием всех ваших подвигов. — Тейтум открыл следующий пакет с уликами, извлек оттуда стопку бумажных листов. — И взгляните-ка, что я нашел! Не дневник — лучше! Незаконченную рукопись — вашу автобиографию. Вот предисловие, а в нем написано все то, что вы сейчас изложили. Человечество, время подумать, мобильные телефоны, бла-бла-бла — вся эта утомительная чушь… Но вы по-настоящему работали над рукописью. На этих страницах множество ваших пометок и исправлений. Да, вы очень старательно ее готовили! Наверное, не могли дождаться, когда же допишете последние две или три главы и отправите книгу в издательство. Судя по истории браузера, уже начали подыскивать литературного агента. Вы — методичный человек, Прескотт, все планируете заранее…
Тейтум взял в руки верхнюю страницу.
— Надеюсь, свои заметки вы хорошо помните. — С этими словами, окинув страницу скучающим взглядом, он повернулся и сунул ее в измельчитель. Тот заурчал, пробуждаясь к жизни, и принялся жевать бумагу и выплевывать ее длинными белыми лентами.
Тейтум сунул в измельчитель вторую страницу, затем третью — и задумчиво смотрел, как растет на полу горка резаной бумаги.
— Вы уничтожаете улики, — заметил Прескотт. Говорил он по-прежнему спокойно; но под покровом этого спокойствия Тейтум ощутил нечто новое.
— Улик против вас столько, что на десять судов хватит, — ответил Тейтум, скармливая измельчителю четвертую страницу. — Как полагаете, сколько глав вам еще осталось? — Пятая страница.
— Несколько. Точно не знаю. Этому допросу я точно посвящу отдельную главу.
— Знаете, что я думаю? — поинтересовался Тейтум, берясь за следующую страницу. Урчание измельчителя звучало у него в ушах сладкой музыкой. Он надеялся только, что сейчас в допросную с криком: "Вы уничтожаете улики!" не ворвется Дженсен. — По моим прикидкам, вам осталось… три главы. Про Зои. Про то, как вас поймали. И про суд. Ну и, может быть, эпилог — в ожидании смертного приговора.
— Это профессиональное мнение редактора?
— Скорее, небезразличного читателя. — Тейтум открыл еще один пакет для улик, достал оттуда книгу. — "Убийства Банди". Найдена в вашей библиотеке вместе с еще четырьмя книгами схожего содержания. Увлекаетесь Тедом Банди?
— Он мне интересен.
— На некоторых страницах в книге множество пометок и подчеркиваний. Вы, конечно, их помните.
Прескотт не отвечал. Молчание затягивалось, и Тейтум скормил измельчителю еще несколько листов рукописи. С каждой секундой Зои была все ближе к смерти — и Тейтуму хотелось, чтобы Прескотт тоже ощутил цену времени.
— Я о тех страницах, где описаны побеги Банди. Скажите, Прескотт, неужели вы действительно надеетесь бежать из тюрьмы?
— Никогда об этом не думал.
— Тед Банди бежал в семьдесят седьмом году. С тех пор многое изменилось. И я лично позабочусь о том, чтобы вас держали в самом изолированном и надежно охраняемом из возможных мест и следили за вами двадцать четыре часа в сутки. Поверьте, главы о том, как вам удалось удрать, в вашем жизнеописании не будет. — Теперь настала его очередь усмехнуться.
— Вы неверно меня понимаете, агент. Со мной покончено.
— Вот тут вы правы! — Тейтум взял еще одну страницу, проглядел ее. — Нравится мне вот эта пометка: "Этот раздел переработать, слишком банально". Должен признаться, с вашей оценкой я согласен. Кроме того, вы делаете ошибку в слове "диссонанс" — правильно пишется с двумя "с".
И эта страница отправилась путем всех предыдущих. Прескотт по-прежнему "держал лицо", однако по легкому, почти незаметному изменению позы Тейтум безошибочно ощущал, что тот напряжен. Все-таки действует! Но долго ли еще придется ходить вокруг него, прежде чем он заговорит?
— Насколько мы можем судить, копий вашей автобиографии не существует. Криминалисты, конечно, ищут, но я уверен, что это единственный экземпляр. На столе у вас мы нашли пачку бумаги в пятьсот листов, наполовину опустевшую. Рукопись составляет — точнее, составляла — двести тридцать листов. Через двойной интервал — оставили место для пометок, верно? — Тейтум сунул в измельчитель следующую страницу. — Да, только одна копия. Не считая той, что в компьютере. — Отложив рукопись, он повернулся к ноутбуку. — Вот она. Файл, как вы, наверное, помните, называется "Время подумать". — Он щелкнул мышью по иконке. — Если я его сотру… вы сможете восстановить книгу по памяти? — Палец его застыл над клавишей "Delete".
Прошло несколько секунд. Прескотт не двигался, не произносил ни слова, лицо его было бесстрастно. Но уже не спокойно.
— Что ж, давайте проверим. — Тейтум нажал одну клавишу, затем вторую. — "Shift", "Delete". Или, может, достанем ее из "корзины"?
Вот оно! Нервно дернувшиеся губы, первая вспышка гнева в глазах. Тейтум откинулся на стуле и вновь принялся отправлять бумагу в измельчитель. Теперь взгляд Прескотта не отрывался от его руки, и Тейтум понял, что не ошибся. Других экземпляров рукописи у Прескотта не было.
— Надеетесь написать книгу заново? — продолжал он. — Пытаетесь припомнить любимые абзацы? Удачные выражения? Старайтесь, Прескотт, старайтесь, — только будьте уверены, я позабочусь о том, чтобы вам нечем было писать. У вас не будет ни ручек, ни карандашей, ни даже гребаных цветных мелков. Что до бумаги — вы даже почтовой открытки не получите! Не получите туалетной бумаги — будете подтираться пальцами! Ваша автобиография никогда не увидит света дня, если я не получу то, что мне нужно.
Еще страница. И еще. И еще.
— Где. Зои. Бентли.
Прескотт стиснул челюсти, словно заставлял себя молчать.